Напряженный апокалиптизм, начавшийся в эпоху неоплатонической философии, вёл к бегству от мира. Но батюшка говорил: «Идея, что мир погиб, погряз в грехе, а мы, собравшиеся в Церкви, спасены — это идея совершенно чужда Тому, Кто рассказал притчу о пастухе, оставляющем 99 овец, чтобы отыскать одну» [65].

Поддавшиеся соблазну мироотрицания обычно оправдывают свои взгляды новозаветными текстами, например, словами Христа: «Царство моё не от мира сего» (Ин 18 36) или апостола Иоанна: «Не любите мира, ни того, что в мире» (1 Ин 2 15). Однако эти слова не могут быть правильно поняты вне контекста всей Библии. Отказ от библейского мышления, от Ветхого Завета привёл в своё время к возникновению одной из самых пагубных для христиан ересей — манихейству, которое почитало сотворённый Богом материальный мир прибежищем всякого зла, непригодным к спасению. Но ни Ветхий Завет, ни Новый не дают никаких оснований считать наш мир безнадёжно дурным. В том же Евангелии от Иоанна сказано: «Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин 3 16).

Христос говорит об учениках, которых Он посылает проповедовать Евангелие: «Они не от мира, как и Я не от мира»(Ин 17 14), «Мир возненавидел их» (Ин 117), но Ему же принадлежат и другие слова: «Не молю, чтобы Ты взял их из мира, но чтобы сохранил их от зла» (Ин 17 15).

Таким образом, Господь не хотел, чтобы Его последователи оставили этот мир, удалившись в «пустыню». Его ученики — тоже часть мира, но часть, уже искупленная Христом. Более того, Он обещал, что уже здесь, на земле, они войдут в Царство Божие.

Благая Весть Господа началась со слов: «приблизилось Царство Небесное», и в первых же строках молитвы «Отче наш» мы говорим, обращаясь к Небесному Отцу: «Да приидет Царствие Твое; да будет Воля Твоя и на земле, как на небе». Куда призываем мы Царство Божие в этой молитве? В этот мир. Где должна исполниться воля Небесного Отца? В этом мире.

Господь сказал ученикам: «Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины, которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его» (Ин 14 16). Получившие дар Духа Святого, находящиеся в радости Своего Господа апостолы становятся помощниками Христа в работе по спасению этого мира. Он Сам говорит: «Я пришёл не судить мир, но спасти мир» (Ин 12 47). «Спасти мир» — вот слова Христа, ясно указывающие на цель Его прихода и задачи Его последователей. Апостол Павел имел все основания утверждать чудесную перспективу преображения Вселенной, говоря: «Бог во Христе примирил с Собою мир» (2 Кор 5. 19). Таким образом, евангельское учение о мире глубоко антиномично, таинственно, оно не поддаётся анализу гностического, рационального ума.

В конечном счёте, именно за этот мир, за его спасение Христос претерпел Свои Крестные страдания. Значит, попытки использовать отдельные фразы Евангелия для обоснования позиции эскапизма — прямое искажение Евангельского духа. Ибо спасение мира (которое принёс Христос) нельзя понимать как развоплощение мира. Раз Бог воплотился, значит ценность этого мира БЕСКОНЕЧНА.

Отец Александр говорил, что мы не имеем права считать, что воля Творца это что‑то потустороннее, что Она должна осуществиться в иных мирах или в отдалённом будущем. Благая весть, Евангелие как раз и заключается в том, что Царство Божие уже пришло и Оно уже в мире! Слова «Царство Мое не от мира сего» означают, что Оно приходит в этот материальный мир, но из другого, из духовного измерения.

«В молитве, в касании благодати мы узнаем это царство Божие не в далёком будущем, а здесь и теперь. Вот об этом мы должны молиться и к этому должны стремиться, чтобы, не вкусив телесной смерти, узнать, что такое действие духа Божия, благодати Его. Об этом молиться надо непрестанно», — говорил батюшка.

Тот «мир», который, согласно Евангелию, не может принять Христа, — это не вселенная, не космос, но злая воля, которая действует в благом творении и противится Богу. А совет «не любите мира» в таком контексте следует понимать как призыв не любить (т. е. не признавать) дел врагов Христа. Н. Бердяев говорил, что христиане не должны любить тот «мир», который есть грех и зло. «Церковь противоположна такому «миру», но не противоположна космосу, Божьему творению, положительной полноте бытия».

Если бы причина зла лежала в материи, то бегство из мира, аскеза, оказались бы достаточны для обожения человека. Воплощение Сына Божия было бы не нужно для спасения, и Христос не сказал бы про Себя, что Он есть единственная «дверь» в Царство Небесное (Ин 10. 7).

Согласно Библии, этот мир сотворён чистым; «плоть», «материя» не имеют специфического греха. По отношению к материи, к чувственному Библия оптимистична. Евангелие призывает человека не к разрыву родственных связей с материальным миром, а к отказу от маммоны — корыстной привязанности к благам цивилизации. Более того, мысля истоки зла за пределами чувственного мира, Библия позитивно смотрит и на творческую деятельность человека.

Батюшка считал, что «тайна Боговоплощения есть великое свидетельство против тех, кто хотел бы рассматривать тело с точки зрения нехристианского дуализма и спиритуализма» [66].

Разрыв с Небесным Отцом, грехопадение сопровождалось творческим обнищанием людей. Искупление, возврат блудных детей к Небесному Отцу ведёт к новому обогащению творческих сил.

Христос завоёвывает мир, спасает его, освещает всю природу человека, заключает с ним Свой Завет. Он, по словам евангелиста Иоанна, есть «Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин 1.29).

На Его учеников, таким образом, ложится великая ответственность перед Богом продолжить работу Своего Господа по творческому преображению мира. Для того и поставил их Господь, чтобы они шли и приносили плод и чтобы плод их пребывал (Ин 15.16).Как говорил В. Соловьев: «По апостольскому учению все человечество имеет общую задачу, одно общее дело — осуществление Царства Божия в мире». И эта задача не должна казаться человеку непосильной, ибо, «открыв человечеству Царство Божие, которое не от мира сего, Иисус Христос дал и все необходимые средства для реализации этого Царства в мире».

Что же касается ожидания конца света, то отец Александр объяснял, что оно базировалось у первых христиан (и у апостола Павла) на сильном чувстве присутствия Бога. Он говорил, что это чувство часто порождает футурологические ожидания, но потом они как бы отшелушиваются, отделяются. А чувство богоприсутствия, жизни со Христом, остаётся постоянным. И батюшка учил о Парусин (втором Пришествии) как о таком перманентном Присутствии, а не о чем‑то, имеющем отношение к футурологии. Отсюда его постоянное напоминание, что Суд уже начался с приходом Христа в мир и Бог стоит перед человеком сегодня и здесь.

Приход Сына Человеческого означает, по мысли отца Александра, новый этап, следующую фазу того же Откровения, начало которого восходит к праотцу Аврааму. Если раньше Божественная воля открывалась только в Законе и учении, то ныне Сам Бог говорит с людьми через Помазанника. Наступила последняя мессианская эра.

Представление о том, что Суд Божий не когда‑то будет, а совершается сейчас, кардинально меняет наше отношение к людям, к работе, к творчеству. Такое видение создаёт настоящую открытость, присутствие в мире и настоящую инаковость, «полет» над миром. Никакое дело не пугает человека, который находится с Богом в мире.

Отец Александр считал, что энтузиазм, связанный с ощущением близкого конца света, с отказом от мира и поношением его, зиждется на маловерии, потому что человеку, который находится в состоянии возбуждения и завтра ждёт конца света, нужно меньше веры, чем тому, кто имеет твёрдую несокрушимую основу в обычной повседневной жизни.

Посланники Христа могут исполнять Его волю, только если усваивают отношение к миру своего Божественного Учителя. И когда Церковь призывает нас прощать «должникам нашим», она нас призывает к Богоподобию. Прощение связано с Искуплением, с жертвой. Господь Сам входит в нашу жизнь, прощая нас. Это жертвенное прощение — суть Евхаристии. «Сие творите в Мое воспоминание». Христос призывает нас не просто совершать Литургию как ритуал, как таинственное действие или мистерию, но идти в мир, пользуясь Его жертвенной силой. Силой, которую мы получаем в Евхаристии.