В тот день улицы Дакки были запружены людьми. Повсюду митинги и демонстрации с требованием отставки Айюб-хана, отмены чрезвычайного положения, введенного еще во время конфликта с Индией. Полицейских не видно: они отозваны в казармы. Тактика властей предельно ясна: они рассчитывают на беспорядок, который учинят экстремисты, да и просто уголовные элементы, чтобы под предлогом наведения порядка ударить по прогрессивным организациям, взвалив всю ответственность за случившееся на них.

Допотопный «фольксваген» с трудом пробивает дорогу сквозь толпы возбужденных людей. В одном месте толпа юнцов громит какой-то магазин, в другом — молодые люди пытаются поджечь перевернутое такси. У ребят злые, осатанелые лица.

— Кто эти ребята? — спрашиваю Али Аксада.

— Это люди Абдур Раба, лидера одной из экстремистских студенческих организаций, — отвечает он. — Вот так они создают «революционную ситуацию». Смотрите, какая дикость!

Автомашина загорелась, изнутри повалил дым: очевидно, горели сиденья. Кто-то из ребят воткнул в разбитое окно палку с привязанным к ней красным полотнищем.

Али Аксад сворачивает в соседнюю улицу. Здесь спокойно. Проезжаем мимо домов, окна которых прикрыты жалюзи, и останавливаемся возле потемневшего от дождей домика. На шум притормозившей машины выходит сухощавый, убеленный сединами человек. Это — Мони Сингх.

Он приглашает к себе в комнату. Грубо сколоченный стол, несколько стульев, этажерка, заваленная газетами и журналами. Вот и вся обстановка у этого ветерана бенгальского революционного движения.

Уступая моим просьбам, он рассказывает о себе. Детство Мони прошло в деревушке Гаро, что в округе Майменсингх. Он выходец из сравнительно зажиточной семьи. Родители участвовали в антианглийском освободительном движении и с ранних лет привили своему сыну ненависть к колонизаторам. Старший брат Мони состоял в местной террористической организации, члены которой совершали покушения на английских солдат и чиновников колониальной администрации. В нее вступил и Мони Сингх. Вместе со своими товарищами он участвовал в боевых операциях, уничтожая колонизаторов и их ставленников. В смелости и мужестве людям этой организации не откажешь. Но постепенно они убедились, что одним террором ничего не добьешься. Надо менять тактику. Жизнь подсказывала, что борьба одиночек не приносит успеха, нужно вовлекать в борьбу широкие слои населения, вести агитационную работу.

Однажды в их края, спасаясь от преследования, приехал из Калькутты коммунист Гопен Чакраварти. Незадолго до этого он посетил Страну Советов.

— Этот товарищ, — вспоминает с теплотой в голосе Мони Сингх, — много рассказывал нам о Советской России, о том, как под руководством большевиков люди свергли царизм. Он познакомил нас с марксизмом, с работами великого Ленина. Мы отказались от террористических методов борьбы, встали на путь, указанный Великим Октябрем. Я переехал в Калькутту и вел там среди населения разъяснительную работу, выступал на митингах, писал в газете, выпускал листовки. После образования Пакистана я по решению партии выехал в Дакку, участвовал в крестьянском движении. Вскоре начались гонения против нашей партии и демократических организаций. Аресты, нелегальная работа, снова аресты — так я и живу вот уже более двадцати лет.

Прошу Мони Сингха дать оценку политической обстановке в стране, в частности в Восточной провинции.

— Я на эту тему как раз пишу статью в «Сангбад», — говорит он, указывая на кипу исписанных листов на столе. — Да, режим Айюб-хана пошел на уступки демократическому движению, освобождено много деятелей оппозиционного движения из «Авами лиг», Национальной народной партии и других организаций. Но это временное отступление режима. Военные ни за что не отдадут власть гражданским. Я думаю, идет подготовка передачи власти тоже военному деятелю, который, как об этом просят представители большого бизнеса, «наведет порядок» в стране. Айюб-хан серьезно болен, он не поправился после инсульта, вот-вот уйдет в отставку.

Анализ обстановки, который давал Мони Сингх, основывался на глубоком знании положения дел в стране. Действительно, через три недели после нашей встречи Айюб-хан ушел в отставку, передав бразды правления своему человеку — генералу А. М. Яхья-хану.

— Обстановка в Пакистане сложная, — продолжал Мони Сингх. — В этих условиях надо крепить единство всех национально-патриотических сил, бороться с коммуналистской и религиозной нетерпимостью и чванством, внедряемыми в сознание людей силами реакции. Вопрос о единстве действий стоит остро как для Восточной провинции, так и для Западной. Нельзя поощрять ни панджабский шовинизм, ни бенгальский национализм. Беда многих наших демократических организаций — это постоянные расколы, переход отдельных лидеров из одной партии в другую. Взять Восточную провинцию. Таким лидерам, как маулана А. X. Бхашани, Мухаммад Тоха, Абдул Хак, сделавшим в прошлом немало для национально-освободительного движения, мы обязаны тем, что позиции Национальной народной партии в настоящее время здесь значительно ослабли. Фракционная деятельность этих лидеров оттолкнула от партии тысячи честных рабочих, крестьян, ремесленников, не искушенных в тонкостях политической борьбы. Взяв на вооружение идейные установки маоизма, не имеющие ничего общего с интересами народа, они наносят удар в спину национально-освободительному движению. Об этом я пишу в своей статье.

Разговор заходит о деятельности китайских организаций в Пакистане. Мони Сингх, не скрывая возмущения, говорит, что нынешнее руководство КНР для достижения великодержавных целей не только в Пакистане, но и во всей Азии стремится использовать революционные и демократические организации. Это можно видеть на примерах Бирмы, Таиланда, Индии и Филиппин.

Мони Сингх подходит к этажерке, роется в кипе газет и кладет на стол журнал.

— Это «Пекин ревью», вчера прислали из китайского консульства. Как же низко пали пекинские лидеры, если могут печатать такую пакость о стране великого Ленина, — продолжает с возмущением Мони Сингх. — Они льют на СССР такую грязь, что гитлеровцам не снилось. Сегодня я написал в консульство, чтобы они больше не присылали мне этот мерзкий журнал. Для меня и моих товарищей далеко не безразлично, что и как пишут о стране, ставшей оплотом революционного и национально-освободительного движения, бастионом мира.

Два часа беседы пролетели незаметно. Мони Сингху надо было ехать на митинг, который проводился в железнодорожном депо Дакки.

Прощаясь, мы условились, что в следующий приезд в Дакку я обязательно зайду к нему. Но встретиться так и не удалось. Месяца через три в разделе полицейской хроники газет появилось сообщение: служба безопасности арестовала этого бенгальского революционера. Вплоть до дня ареста он не прекращал кипучей деятельности, выступал на митингах, разоблачал провокационную политику Пекина, критиковал действия военной администрации Яхья-хана. В журналистских кругах открыто говорили, что китайское посольство неоднократно выражало властям свое недовольство поведением Мойн Сингха.

…Поездка по Синду, этому обширному краю, раскинувшемуся в низовьях Инда, была для меня связана с одним примечательным событием. Общества пакистаносоветских культурных связей Хайдарабада, Мирпуркхаса, Ларканы, Навашаха и Суккура договорились провести совместно Неделю дружбы с Советским Союзом в связи с 50-летием Великого Октября. Такого рода мероприятия уже прошли успешно в Лахоре и Равалпинди. В Карачи, в Доме пакистано-советской дружбы, устраивались вечера на тему о жизни советских среднеазиатских республик. Зеленый театр в дни мероприятий всегда был переполнен. Перед собравшимися выступали общественные и политические деятели, известные писатели и художники. Своими впечатлениями о поездке в Советский Союз поделился Фаиз Ахмад Фаиз. Лекцию о том, что принес советский строй народам Закавказья и Средней Азии, прочитал известный ученый-востоковед Пир Хисамуддин Рашди.