В Восточном Пакистане юбилейный комитет под руководством Бегум Суфии Камал провел торжества в масштабе всей провинции. Этому способствовало то, что в конце сентября — начале октября того года в Москве с дружественным визитом побывал президент Пакистана. Власти на местах, получив указание сверху, не чинили препятствий общественным организациям в проведении мероприятий, которые способствовали укреплению пакистано-советских связей.
Неделя дружбы в Синде была примечательна и тем, что проводилась впервые. Открывалась она в Хайдарабаде, а заканчивалась в Суккуре, городке, расположенном примерно в 400 км от Карачи. Суккур был двадцать вторым по счету пакистанским городом, где в канун 50-й годовщины Октября образовалось очередное Общество пакистано-советских культурных связей. Инициаторы проведения Недели дружбы создали комитет, в который вошли и представители организаций Мусульманской лиги, разослали в советские учреждения приглашения с просьбой направить на торжества советских граждан.
Для меня эта поездка была особенно кстати. Она давала возможность ближе познакомиться с жизнью этого края, завязать полезные знакомства. Огорчало одно: автомашина, заказанная редакцией для корреспондентского пункта, находилась все еще на борту теплохода, задержавшегося в одном из портов Южной Африки. Выручили друзья из «Совэкспортфильма». Они одолжили имевшуюся у них «Волгу».
Составили нечто вроде делегации во главе с нашим генеральным консулом в Карачи Виктором Стукалиным, человеком энергичным и легким на подъем. Ему предстояло выступать с докладами об Октябрьской революции на собраниях в синдских городах. С нами поехал и директор карачинского Дома дружбы Эдуард Колбенев. Он захватил «Рафик» с киноустановкой для демонстрации советских фильмов. Со мной поехала моя жена Кира Петровна, которая как бы представляла женскую часть советской колонии. К делегации присоединился преподаватель карачинского колледжа «Харун» проф. Яхья, давний активист Дома дружбы в Карачи.
…Раннее утро. Непривычно пустынное шоссе Дриг-роуд выводит на окраину Карачи. Это тот час, когда поток пассажирского и грузового транспорта еще не тронулся из города. Но пройдет полчаса, и динамики, установленные на минаретах, разбудят утреннюю тишину молитвой муэдзина, записанной на магнитофонную пленку. Тогда тяжелые машины, ревя клаксонами, устремятся на Хайдарабад и дальше на север — до самого Пешавара.
А пока, сгрудившись вокруг костров, шоферы, закутанные кто в одеяла, кто в большие мохнатые полотенца, отогреваются чаем. Скромен их завтрак: чапати — лепешки, похожие на наши блины, да поджаренные початки кукурузы. А у водителей впереди утомительный день. Предстоит поездка длительностью 16–18 часов. Иные, чтобы взбодрить себя и не ощущать чувства голода, курят гашиш — наркотик. Это опасные водители. Накурившись до одури, они положат пару кирпичей на стартер, подожмут под себя ноги и несутся, не уступая никому дороги. Самое лучшее, увидев такую бешено несущуюся навстречу машину, — съехать с дороги.
Позади закопченные фабричные коробки, цементные бараки рабочих, мусорные свалки. Потянулась каменистая пустыня с островками ощетинившихся кактусов, достигающих двухметровой высоты. Шоссе проходит по местам древних цивилизаций. Вправо от дороги вижу огромный щит. На нем написано, что в нескольких сотнях метров находится местечко Бамбхор. Здесь в гряду холмов, уходящих к песчаным морским дюнам, вгрызается лопата археолога. Под слоем песка пакистанские ученые обнаружили уникальные в своем роде орудия труда и предметы домашнего обихода. Последние исследования археологов пролили новый свет и на историю самого Бамбхора, который двенадцать веков назад служил крепостью и торговым портом земель Синда. Он видел корабли, приходившие из многих частей света. Сюда доставляли чернокожих невольников, ассимилировавшихся впоследствии с местным населением. Вот почему в Синде сплошь и рядом можно встретить людей с типичными чертами жителей Африки. В Бамбхоре открыт филиал карачинского исторического музея, где выставлены интересные экспонаты, рассказывающие о прошлом Синда.
Мы проехали еще несколько километров и в лучах восходящего солнца увидели, словно нарисованную, панораму диковинного города. На фоне розовеющего неба нагромождение мечетей, мавзолеев, каменных стен, арок и ворот. Правда, все это было в полуразрушенном состоянии. Ближе к дороге примыкало громадное мусульманское кладбище: ряды небольших земляных холмиков с воткнутыми тонкими жердями, на которых развевались зеленые, белые и красные ленты.
Здесь пришлось притормозить машину. Через дорогу в сторону кладбища направлялась, вернее сказать, почти бежала вереница людей в белых одеяниях. На вытянутых руках четверо мужчин держали кровать. Да, обыкновенную кровать без спинок со сплетенной из веревок рамой, какой обычно пользуются большинство крестьян и бедного люда. Она служила носилками, на которых, завернутый в зеленую ткань, лежал покойник. Так хоронят на мусульманском Востоке. Провожают усопшего только мужчины, причем беглым шагом. Бренное тело покойника надо поскорее предать земле, чтобы душа быстро попала в рай. Обряд погребения несложен. Мулла читает молитву, затем покойника кладут в могилу головой в сторону Мекки. Сверху накладывают камни, чтобы не разрыли шакалы. Мужчинам, даже если они и родственники, не положено скорбеть. Усопшего оплакивают женщины, оставшиеся дома.
Сегодня редко кто останавливается в Тхатте, средневековой столице Синда. Город, скорее, принадлежит истории. Он подвергался набегам португальских пиратов, пережил господство британских колонизаторов. И то, что не успели разграбить и растащить завоеватели из соседних стран, довершили английские солдаты. Это они штыками выбивали драгоценные камни, украшавшие некогда потолки и стены мечетей и мавзолеев знатных синдских семей или святых. Каким-то чудом уцелела мечеть, сооруженная во времена Великих Моголов, известная сейчас под названием мечеть Шах Джахана. Сто изящных голубых куполов покоятся на высоких колоннах. Даже в жару, а летом температура в этих местах не опускается ниже 45 °C, здесь прохладно. Но время, палящие лучи солнца, пыльные бури, налетающие из пустынь Раджастхана, разрушают памятники старины.
Само население Тхатты, весьма незначительное, проживает в восточной части города, куда подходят поля и оросительные каналы. Там находится и огромное водохранилище, наполненное водами Инда. По цементным коллекторам, глубоко запрятанным под землей, вода из этого хранилища подается в Карачи. Она пройдет путь почти в 70 км, пока достигнет этого большого города.
Подъезжая к Хайдарабаду, мы обратили внимание не столько на лес минаретов, возвышающихся над городом, сколько на громадные квадратные трубы с загнутым верхом, напоминающие раскрытую пасть дракона. Это уловители ветра, которые в Пакистане можно встретить только в синдских городах и поселках. С марта до сентября, когда в этих местах устанавливается жаркая погода, эти уловители ветра, или, как их называют, бадгиры, просто спасение. Они улавливают живительную прохладу, приносимую ветрами, дующими со стороны моря, и, не говоря уж о том, что создают в здании приятное дуновение, на несколько градусов снижают температуру. Во всяком случае, даже люди вроде нас, привыкшие к умеренной жаре, могут без кондиционера спокойно спать в таком помещении.
Если бы не пакистанцы, ехавшие с нами, то в Хайдарабаде можно было бы заблудиться. Город, который недавно отметил свое двухсотлетие, строился без плана, каждый селился, где хотел. Едва мы свернули с автострады и въехали в город, как очутились в лабиринте узких и шумных пыльных улочек и тупиков, забитых трескучими мотоколясками, велосипедами, извозчичьими двуколками, грузовыми повозками, которые тянули полуодетые люди. Все это кричало, куда-то спешило, не признавая абсолютно никаких правил уличного движения, если вообще они там существовали. Заторы возникали на каждом шагу.