Глава седьмая

«БУКСИР»

Мишка ничего не сказал дома о том, что перешёл в другой класс. Вовсе это не обязательно. А то начнётся: зачем да почему... Всё равно родители никогда в школе не бывают, даже на родительских собраниях. И их, конечно, можно понять., Зачем ходить в школу, если у Мишки всегда безупречное поведение и одни пятерки?

Мишка долго ломал голову: как лучше взяться за 4-й «Б»? И решил заниматься с каждым отдельно. Со всем классом сразу не сладишь, а поодиночке ни один не устоит..

Но с кого начать?

По алфавиту следовало начинать со Светки Яковлевой. И всё потому, что у её отчима была звучная фамилия Анжуйских. Мальчишки прозвали его Герцогом Анжуйским — какой же четвероклассник не читал «Королеву Марго»! Несомненно, на выбор прозвища повлияло и то, что Анжуйских был единственным в городе обладателем полного собрания сочинений Дюма дореволюционного издания.

А раз Светкин отчим Анжуйский — значит, и она Анжуйская. И начинать надо именно с неё.

И Мишка начал. Каждый вечер он ходил к ней домой и учил уму-разуму. Анжуйский это одобрял и всё время подчеркивал: «Ученье — свет!» Этим он, верно, хотел сказать, что «неученье — тьма».

Четвёртый «Б» относился к Мишкиной деятельности неодобрительно, потому что Мишка строго-настрого приказал Светке никому не давать списывать. Так что все были возмущены до предела. Особенно негодовала Зинка Шестакова. Напрасно Мишка объяснял ей, что Светке как самой отстающей надо «подтянуть хвосты». «А другим, значит, не надо хвосты подтянуть?» — говорила Зинка таким тоном, что Мишка всегда тушевался и начинал бормотать: «Ты на букву «Ша», и до тебя дойдёт очередь».

После известных нам событий на СЮПе Зинка вообще странно вела себя с Мишкой. Уставится на него на уроках и смотрит, а стоит Мишке взглянуть на неё, как она тотчас же покажет язык и отвернётся. А то ещё и придирается ни с того ни с сего и даже без всякого повода. Словно он её заклятый враг. А какой он ей враг, если она ему совершенно безразлична?!

Злопамятная она, вот в чем дело!

* * *

...Кнопка звонка была высоко, и Мишке пришлось встать на цыпочки.

— Кто? — раздался за дверью бас Анжуйского.

— Это я! —крикнул Мишка. Дверь была обита клеёнкой, а под клеёнкой лежал толстенный слой ваты, и Мишка всегда опасался, что его не услышат.

Дверь открывали долго. Уныло звякали цепочки, гремели ключи и скрежетали засовы.

— А, Михаил Семёнович! — на пороге возник Светкин отец. Он был такой низенький и широкоплечий, что казался квадратным..

Герцог всегда делал вид, что не ожидал увидеть Мишку за дверью, как будто не слышал его громогласного: «Это я!» и как будто открывал дверь, даже не спросив: «Кто там?»

— Здравствуйте, Кузьма Егорыч.— Мишка так усердно вытирал ноги о резиновый коврик, что по подъезду разносился громкий яростный скрежет.

— Здравствуй, здравствуй, — благодушно ответил Анжуйский.— Добро пожаловать!

А спрашивается, куда пожаловать, если он загораживал дорогу, явно выжидая, когда Мишка сотрет подметки до дыр.

Минуты через две Анжуйский наконец решил, что Мишка вытер ноги достаточно основательно, и пропустил его в переднюю. Здесь Мишка опять заработал ногами. Сначала вытер их о мокрую тряпку, а потом о старый сухой коврик.

Из комнаты выскочила Светка. На голове у неё красовался красный капроновый бант, похожий на огромную бабочку. Пальцы, нос и лоб у Светки были измазаны чернилами.

— У меня ничего не получается... Не сходится с ответом...

— Сейчас сойдется,— пропыхтел Мишка, стаскивая пальто.

Они прошли в Светкину комнату. Эта комната, как и остальные три, напоминала мебельный склад или магазин случайных вещей. Повернуться негде.

«Правда, у нас красиво? — всегда спрашивала Светка.— Вот только кровать не в тон, но мы её скоро продадим. Уже приходили смотреть». И правда, Мишка видел на трамвайной остановке объявление, приклеенное к столбу: «Срочно продается кровать отечественного производства (односпальная) цвета грецкого ореха с матрацем в хорошем состоянии. Наш адрес: ул. Бакунина, дом 14, кв. 56, Анжуйских. Деревянная». Слово «деревянная» относилось к кровати. Это объявление, написанное от руки, висело не только на остановке, но и по всей улице. И поэтому вот уже с месяц вся школа знала, что Анжуйские продают кровать «отечественного производства в хорошем состоянии». «Ну как, продали?» — каждый день спрашивали ребята у Светки. «Нет ещё,— отвечала Светка и, видимо, повторяла слова родителей.— За такую цену пусть она лучше дома стоит!

В комнату вплыла Светкина мать в шуршащем халате.

— Здравствуй, Миша.

— Здравствуйте,— почтительно ответил Мишка. Он её почему-то побаивался. Она была такая высокая и толстая. И, наверное, очень сильная. Она была похожа на борца-тяжеловеса.

Светкина мать поставила на стол зелёную тарелочку с двумя пирожными.

— Занимайтесь, дети, занимайтесь,— нежно сказала она.— Не буду мешать.— И удалилась.

Эти пирожные на зелёной тарелочке стали традицией с того самого дня, когда Мишка появился у Анжуйского и взял шефство над Светкой. Сначала Мишка стеснялся есть пирожное. Но Светка всегда проворно хапала одно их них и бормотала с набитым ртом:

— Ешь, ешь. Чего ты?! У нас их видимо-невидимо! Правда, вкусно?

— Правда,— отвечал Мишка, скромно отщипывая кусочек.

Пирожные и впрямь были очень вкусные. И потом, чего тут плохого, раз тебя угощают?!

Мишка и Светка жевали пирожные и решали задачки.

У Светки действительно никогда ничего не получалось, потому что она ленилась подумать и всё время отвлекалась. Сделает вид, что задумалась, а сама смотрит-смотрит на своё отражение в тёмном окне, а когда Мишка склонится над тетрадкой, рожи корчит.

Или выбежит «на минутку» в другую комнату и незаметно для родителей проторчит полчаса за их спинами, уставившись в телевизор.

Или, ещё хуже, начнет дремать, зевать, тереть кулаками глаза.

— Ну как, сосчитала? — строго спросил Мишка»

Светка вздрогнула и перестала грызть ногти,

— Не сходится,— привычно заныла она.

— Ну и тупая же ты! — не выдержал Мишка.

Светка надулась и отвернулась.

«Ну, я тебе нарешаю»,— подумал он. И на радость Светке с ходу решил все задачки и дал переписать. Только вид у него был почему-то очень загадочный.

Мишка возвращался домой поздно вечером. Падал пушистый снег, и на безлюдной улочке не было ни одного следа.

Снег все падал и падал. И казалось, он падает только под фонарями в чётких конусах света.

Глава восьмая

ДВА ПЛЮС ДВА — ПЯТЬ

На арифметике Мишка сидел ни жив ни мёртв. Он очень боялся, что сейчас — вот-вот сейчас! — учитель вызовет Светку к доске. И потом... Страшно даже представить!

А Светка чувствовала себя спокойно. Даже слишком спокойно. А чего ей волноваться? Это раньше ей надо было волноваться. А теперь она на буксире. А всем известно, на флоте буксир на то и буксир, чтобы вести баржу против течения. А капитан баржи может себе спать-почивать и вообще даже выключить моторы.

Учительница сделала перекличку и снова склонилась над журналом.

В классе наступила гробовая тишина. Сейчас кого-то вызовут.

«Лишь бы не Светку! — взмолился про себя Мишка,— Лишь бы не Светку!»

И он высоко поднял руку:

— Можно я?

— Мухоркин! — рассердилась учительница, — Сколько раз я говорила, что руку надо поднимать молча!

Все сразу зашушукались, заёрзали, зашелестели тетрадями — незапланированная передышка.

— Садись,— сказала учительница и опять уткнулась в журнал.

Снова наступила тишина.

Мишка взглянул на Светку и ужаснулся. Она изо всех сил тянула руку.