- Да, как раз перед Играми была одна ваша группа, — сообщил Луговой, — хорошо поработали.
- Хорошо? А что снимали? — Вист, казалось, спрашивал лишь из вежливости, весь занятый едой. Тем более Лугового удивило какое-то скрытое напряжение в глазах Элен, устремленных на него. Перехватив взгляд Лугового, она торопливо отвернулась, потянувшись за солонкой.
- Многое снимали. В основном жизнь предполагаемых олимпийских чемпионов — Алексеева, например. Бывали на тренировках, дома...
- Небось, все для них специально готовили? А? Квартиру Алексееву новую не дали? Или им сказали, что он живет в Большом Кремлевском дворце? Уж признайтесь.
- Дали новую, — серьезно подтвердил Луговой.
- Да? Вы правду говорите? — Вист попался на удочку, он даже отложил нож и вилку.
- Конечно, — теперь в еду углубился Луговой, — похуже. А то ведь, если бы ваши операторы увидели, как он живет, наверняка решили бы, как вы сейчас, что это специально для них — «потемкинская деревня». Вы знаете, господин Вист, что такое «потемкинская деревня», надеюсь?
- Знаю, знаю. Я историю России хорошо знаю. Потемкин, как же! А она была веселая дама — ваша великая Екатерина. А? Эх, мне бы в те времена в Россию! Уж я бы...
- Не сомневаюсь, — покачал головой Луговой, — были бы у нас не потемкинские, а вистовские деревни. Впрочем, они и сейчас существуют — вистовские деревни.
- Где? — насторожился Вист.
- Да на страницах вашего «Спринта». Когда вы пишете о преимуществах вашего спорта.
- О каких, например? — запальчиво спросил Вист.
- Ну хотя бы о его вседоступности.
- А вы считаете, что он у нас кому-нибудь заказан?
- А вы как считаете? — спросил Луговой.
- Я считаю, что нет. У нас занимается им кто хочет, каким хочет, когда хочет, независимо от цвета кожи, вероисповедания и политических убеждений...
- Ох, ох, господин Вист, я же не ваш читатель. Хотите, я вам сейчас цифры приведу, факты, данные из вашей же, кстати, печати, из вашей же уважаемой газеты? Скажу вам, сколько стоят занятия, например, теннисом или гольфом, сколько погибает, кончает самоубийством, умирает в нищете ваших хваленых, преуспевающих профессионалов, докажу, что тем, у кого цвет кожи не слишком белый, путь открыт, только если на них можно заработать, не важно что — деньги или национальный престиж. Ну, а уж насчет политических убеждений и возможности для «левых», как вы выражаетесь, заниматься спортом, поскольку это в основном неимущие, давайте лучше помолчим...
- Это все пропаганда, — раздраженно возразил Вист. — Не спорю, у нас есть свои недостатки, у вас —• свои. Но если как следует покопаться, у вас — больше. Я уверен, что, попади к вам беспристрастный, повторяю, беспристрастный, но внимательный наблюдатель...
—Господа, у вас обед превращается в политическую дискуссию, — неожиданно перебила эту речь Элен, —шеф, вы же приглашали господина Лугового для прият
ной беседы, а не для спора.
Вист был настолько поражен, что уставился на свою секретаршу, не в силах произнести ни слова. Еще никогда Элен не позволяла себе, к тому же в присутствии посторонних, столь бесцеремонно вмешиваться в разговор!
Некоторое время он сидел неподвижно, с ножом и вилкой на весу. Потом взял себя в руки.
—Ты права, Элен. Вот что значит женщины — всегда напомнят нам, грубым мужчинам, что к чему. Спасибо, дорогая. Вечером я найду еще более красноречивые слова благодарности...
Он повернулся к своей секретарше, и Луговой заметил, как сверкнул в его глазах жестокий огонек. Элси слегка побледнела.
—Мы действительно что-то много спорим с вами, господин Вист, а что касается объективного наблюдателя, то я хочу вам сказать следующее: в начале нового года
президиум Федерации спортивных журналистов СССР, членом которого я имею честь быть, намерен пригласить большую группу журналистов из всех стран к нам в Советский Союз. Мы покажем Москву, другие города, наше спортивное строительство, научные учреждения, спортсооружения, газеты, журналы, и «Спортивные просторы» в том числе. Главная цель — показать, как Москва готовится к Олимпиаде-80. Если хотите, могу устроить так, чтобы вы вошли в число приглашенных.
- Очень интересно, — Вист заерзал на стуле, — невероятно интересно. И вы можете устроить мне приглашение?
- Думаю, что да. Ведь ваша газета одна из крупнейших. Вы же там специалист по Советскому Союзу, судя по вашим статьям.
Луговой иронически улыбнулся.
- Да, да, конечно, — рассеянно подтвердил Вист, думая о чем-то своем.
- Ну вот и прекрасно, господин Вист, договорились. А то что это за специалист, который ни разу не был в стране, о которой с таким знанием дела пишет? И спасибо за роскошный обед. Считайте себя моим гостем в лучшем ресторане в Москве.
Луговой поднялся. Элен вновь. стиснула его руку и спросила:
—А меня шеф не сможет взять с собой?
- Почему же, — неуверенно ответил Луговой, — думаю, что сможет. Это будет зависеть от него.
- Возьму, обязательно возьму, — рассмеялся Вист, он уже опять был весь обаяние, весь приветливость, — а то кто ж будет останавливать меня, когда я буду обвинять вас в ваших недостатках?
Они распрощались.
Потом еще несколько раз встречались в Монреале: на приемах, на соревнованиях, в отеле. Походя обменивались несколькими фразами. Оба всегда спешили. Работы было по горло.
С утра до вечера Луговой со своей «командой» метался от стадиона к бассейну, от бассейна к залу, от зала снова к стадиону. По вечерам надо было писать, рано утром передавать материалы в Москву, а полночи еще смотреть по телевизору, стоявшему в номере, хронику соревнований за минувший день—ведь поспеть всюду он не мог.
И каждый вечер он радовался, что у него такие помощники. Знаменский составил себе сложный график, благодаря которому умудрялся смотреть «свои» виды — плавание, легкую атлетику, гимнастику — почти целиком. Он буквально до минуты вычислил, когда будут самые интересные и важные заплывы, забеги, и рассчитал все так, чтобы присутствовать на них. Если же это было уж совсем невозможно, то, сидя на стадионе и наблюдая очередной легкоатлетический финал, он одновременно смотрел с помощью стоявшего перед каждым журналистом телевизора плавание. В бассейне же он наблюдал по телевидению гимнастику и т. д.
Когда он ел и спал, Луговой не знал, все свои командировочные Знаменский тратил на такси.
Короткое тоже демонстрировал высший класс работы — он отвечал за игры и греблю. Кроме того, каким-то чудом пробирался едва ли не ежедневно в Олимпийскую деревню.
Луговой же освещал борьбу, бокс, тяжелую атлетику, фехтование, бывал на пресс-конференциях, брал интервью у знаменитостей, у членов ЛЮК. и руководителей международных федераций.
Что касается Крохина, то он бродил с видом бездельника, ворча и жуя резинку, в каких-то выцветших джинсах и рубашке, на которой были изображены разноцветные резвящиеся попугаи, но по вечерам приносил из пресс-центра, где проявлял и печатал свои снимки, такие фотографии, что Луговой только ахал.
Вот так и работала команда «Спортивных просторов» на Монреальской олимпиаде.
Монреаль жил в тс дни интересной, напряженной жизнью. Так всегда живут столицы олимпиад.
Проезжая но городу, Луговой наблюдал всю эту пеструю, яркую толпу туристов, прибывших со всех концов мира, одетых кто в костюмы при галстуке, кто в сползавшие с толстых животов шорты, а большинство — в джинсы, майки, рубашки, на которых было изображено все — начиная от фотографий президентов иных государств и кончая рекламой презервативов. Было много молодежи— веселые загорелые девушки и парни, обтрепанные и, наоборот, подчеркнуто аккуратные, кое-кто босиком, с дешевыми сумками и мешками.
Они заполняли метро, автобусы, громко смеялись, кричали.
Но на улицах попадались и члены делегаций и спортсмены в форменной одежде, с эмблемами своих стран.
Весь город полыхал флагами, повсюду виднелись олимпийские кольца, изображение бобра — символа Монреальских игр. Огромный, многометровый, он возвышался на пьедестале возле одного из магазинов, украшал витрины и сувенирные киоски — из дерева, из камня, надувной, стеариновый в качестве свечки, матерчатый, шоколадный, бумажный и пластмассовый, черный и белый, наконец, в виде натурального чучела. Всюду царил бобер. Медленно тянулся по улицам поток машин, их было так много, что они еле двигались, — автобусы со спортсменами, с неизбежными вооруженными солдатами на первом и последнем ряду, официальные машины с обычными нашлепками пропусков, с флажками на радиаторе, такси, автомобили Оргкомитета с растерянными солдатами-шоферами за рулем. Их собрали со всей Канады, и многие вообще никогда раньше не были в Монреале. «До чего все это утомительно, — думал Луговой, — вся эта духота, бесконечная беготня, толпа, этот сверкающий калейдоскоп впечатлений, вечная нехватка времени на дорогу, на сон, на работу.