Эти люди вовсе не были людьми. Их корабль строился явно не на Земле, как не на Земле шились одежда и обувь.
И сейчас напротив профессора с лицом, не выражающим ничего, сидел десятилетний мальчик, свалившийся буквальным образом с неба. Он продолжал держать за руку холодеющее тело отца, словно ожидая, что уста умершего откроются ещё раз, чтобы произнести последние слова напутствия.
Марков заставил себя подняться и подойти к этому странному ребёнку.
— Всё кончено. Мне очень жаль, но с этим ничего не поделаешь.
Мальчик продолжал сидеть на месте, не шевелясь, и пристально смотреть в застывшее лицо отца.
— Не знаю, понимаешь ты меня или нет, — заговорил опять профессор, — но не имеет смысла здесь больше оставаться. Ты уже ничем не сумеешь им помочь. Кроме того, — тут он посмотрел на мёртвого мужчину, и его передёрнуло, — это нехорошо — глядеть в глаза покойнику, — рука Маркова сама собой протянулась, чтобы опустить умершему веки.
Внезапно мальчик остановил его хладнокровным жестом.
— Не надо, — сказал он на чистейшем русском без малейшего акцента. — Я сам сделаю это.
— Как скажешь, — потрясённо выдавил профессор.
Мальчик склонился над телом отца и осторожно закрыл ему глаза, шепнув при этом что-то на своем непонятном наречии. Затем обернулся к профессору.
— Их нельзя здесь оставлять.
— Разумеется. Но, как я понимаю, тебе не хотелось бы, чтобы я обратился в полицию, а потом тела отправили бы в морг на вскрытие, — Марков одновременно и опасался этого ребёнка, и жалел его.
— Вскрытие? Ни за что! — тоном взрослого заявил мальчик. — У вас мёртвых хоронят в земле? — бесстрастно поинтересовался он.
— Д-да, — Маркова это ледяное спокойствие просто сводило с ума.
— Хорошо, мы похороним их здесь.
— Нет, что ты?! — попятился от него профессор. — Это надо делать на кладбище… — и замолчал, осекшись.
Ему на секунду показалось, что взгляд мальчика сейчас прожжёт дыру у него в голове.
— Мы похороним их здесь! — тоном, не терпящим возражений, проговорил ребёнок. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь изучал их тела.
— Но пойми ты, тут их ещё вернее найдут! Ведь взрыв, наверняка, слышали не только мы. Да и потом — здесь все деревья с корнем вывернуло! Этим местом заинтересуются ученые и…
— Вы совершенно правы, Сергей Владимирович, — вежливо ответил ребёнок.
Профессора прошиб ледяной пот. Он облизал дрожащим языком пересохшие губы.
— Откуда… ты знаешь моё имя?
— Оттуда же, откуда знаю ваш язык. Сейчас это не главное. Помогите мне перенести тела моих родителей обратно в катер.
— Катер? — только тут до Сергея Владимировича дошло, что эти две круглые серебристые «капсулы» никак не могли быть космическими кораблями уже потому, что мальчик и его родители не стали бы путешествовать отдельно друг от друга.
И потом: вторая «капсула» горела, но явно не вследствие взрыва. То есть взорвалось нечто другое: сам космический корабль. Где же в таком случае обломки?
— Да, в катер, — прервал нетерпеливый голос его размышления. — Так вы мне поможете?
— Но ведь…
— Прошу вас, сейчас не время! — это прозвучало почти умоляюще.
«Господи, ну что я в самом деле! — подумал профессор. — Кем бы он ни был, это всего лишь маленький ребёнок, испуганный и потерявшийся. Я должен ему помочь!»
— Я всё сделаю, — коротко отозвался Сергей Владимирович.
Мальчик ответил ему благодарным взглядом. В глазах его затеплилась искорка, которой прежде не наблюдалось и в помине.
— Спасибо, профессор.
Сергей Владимирович снова поднял на руки тело женщины и отнес её обратно внутрь катера. Пожар внутри уже погас, хотя специфический запах, похожий на смесь йода с озоном, всё ещё сохранялся.
Мальчик теперь стоял и, скрестив на груди руки, сосредоточенно смотрел куда-то вверх.
— У вас другое небо, — внезапно сказал он.
— Что?! — не понял профессор.
— Я говорю, у вас совсем другое небо. Оно какое-то серое. Наше небо чудесного сиреневого оттенка, как глаза моего отца…
— Вообще-то, у нас небо голубое. Просто сейчас сильная облачность.
— Наши облака ярко-серебристые, и их никогда не бывает так много…
Сергей Владимирович не нашёлся, что ему ответить. Он понимал, вернее, интуитивно чувствовал, что мальчику всё больших усилий стоит сохранять видимое хладнокровие. И заговорил он сейчас вовсе не потому, что ему взбрело на ум поболтать, а чтобы заставить себя не разрыдаться.
Марков осторожно взялся переносить мёртвого мужчину. Опустив его на пол «капсулы» рядом с телом жены, профессор вышел из катера и приблизился к мальчику.
— Я сделал всё, как ты просил. Что теперь?
Странный ребёнок оглянулся на катер.
— Мы уйдём.
— Как? — Маркову показалось, что он ослышался. — Вот так просто и уйдём?
— Да. Через пять минут оба катера самоуничтожатся. В них… программа заложена.
— Точно такая же была заложена и в ваш корабль? — неожиданно для самого себя выпалил профессор.
Мальчик с некоторой долей опасения покосился на него.
— В общем, да. Только никто не подозревал, что катер заденет взрывной волной, — ребёнок поспешно отвернулся.
Когда он опять посмотрел на Маркова, его лицо вновь не выражало ничего.
— Идёмте, Сергей Владимирович, — и сам двинулся вперёд.
Профессор шёл следом, усиленно размышляя, как ему теперь быть с этим неожиданно свалившимся на голову мальчиком.
Бросить его на произвол судьбы не позволяла совесть, но и домой привести тоже было нельзя. Инна терпеть не может детей. Тем более чужих. Тем более — пришельцев с других планет.
— Как тебя зовут? — внезапно в спину ему спросил Сергей Владимирович.
Мальчик замедлил шаг, но не обернулся.
— Вы, наверное, не только это хотите узнать, профессор?
— Вообще-то, да. Хотелось бы знать ещё, откуда ты пришёл?
— С Лоо, — теперь он повернулся и посмотрел профессору в лицо своими странными гипнотизирующими глазами. — Странствие Великой Матери закончилось, и наша планета погибла. Поэтому нам пришлось искать пристанища у вас. Мы думали, Великая Мать Валла сможет нас защитить.
— Валла? — удивлённо переспросил профессор.
— Земля, — коротко пояснил мальчик.
— Ясно. Сколько же тебе лет?
— Наверное, если перевести на ваше время, мне было бы двенадцать. Но по нашему времени мне всего восемь. Точнее, будет восемь через четыре дня.
— Ваш народ умеет читать мысли?
Губы мальчика изогнулись в слабое подобие улыбки.
— Да, но только до восьмилетнего возраста.
Профессор вздохнул с облегчением.
— В этом смысле землянам повезло!
— Почему — повезло?
— Ты не сможешь больше «просвечивать» ничьи мысли, словно рентгеном. Да ладно, пошутил я, пошутил. Если ты, конечно, понимаешь, что такое «шутка».
— Понимаю, — с каменным лицом отозвался мальчик. — А насчёт везения — это пока неизвестно. У некоторых та-лоо телепатические способности сохраняются до самого окончания Странствия.
— Смерти? — уточнил Сергей Владимирович.
— Мы применяем это слово только к физической оболочке.
В это время из-за деревьев один за другим послышались два громких хлопка. Из сплетённых ветвей старого дуба в небо, хрипло каркая на разные голоса, взвилась стая перепуганных ворон.
— Вот и всё, — тихо и торжественно произнес мальчик. — Их Странствие закончилось, а тела погибли.
Профессор умолк на несколько минут, давая мальчику время прийти в себя. Потом опять задал мучивший его вопрос:
— Как же тебя зовут? Я ведь не умею читать чужие мысли, в отличие от некоторых!
Мальчик остановился, внимательно посмотрев на застывшего в ожидании профессора.
— Наши обычаи запрещают называть кому бы то ни было имя, полученное при рождении, — словно извиняясь, промолвил ребёнок. — Но каждый та-лоо имеет право по достижении восьмилетнего возраста выбрать себе другое имя, которое можно назвать вслух. До моего восьмилетия осталось четыре дня, но я не думаю, что теперь это имеет значение, поскольку я вступил в самостоятельную жизнь немного раньше, чем предполагалось, а, значит, имею право уже сейчас выбрать себе имя.