— Разумней было бы поручить это конюху.
— О, я и раньше на нём уже ездила, — сухо ответила она.
— Как себя чувствует мистер Поуп?
— Сам не свой. Кажется, волнение или чрезмерное беспокойство вызывает подагрические боли.
— Вас лечит доктор Энис, насколько мне известно.
— Да, в последнее время.
— Лучше вам и не найти, уж поверьте.
— Мне так и говорили. — Её достоинство было чуточку ущемлено.
Последняя застёжка наконец была расстёгнута, и Джереми увидел отёкшую лодыжку. Он ухватился за каблук и слегка потянул. Миссис Поуп поморщилась.
— Ужасная боль.
— Тогда придется разрезать сапог. Если вам не слишком жалко.
— Нет. О нет... Но...
Джереми взглянул на неё. Для него она всегда была миссис Поуп, а он просто «Джереми». Это отмечало разницу в их положении, проводило границу в отношениях юноши и замужней дамы, заменившей мать двум девицам, что вроде должно его восхищать. Значит, теперь их отношения станут другими, хотя раньше ему не приходило в голову, что такое может случиться.
— Ты можешь сходить за помощью? — спросила она.
— Разумеется, я так и поступлю. Но вашей ноге будет куда удобней, если я сначала разрежу сапог.
С этими словами он пошарил в кармане и вытащил складной нож. Как раз вчера он наточил лезвие.
Джереми раскрыл нож и просунул его между ногой и сапогом. Селина Поуп наблюдала с интересом.
Нож разрезал кожу и даже не порвал чулок. Когда Джереми наконец снял сапог, она произнесла с облегчением:
— Благодарю, Джереми.
— Не за что.
Она присмотрелась.
— Да, ступня точно отекла.
— Если вы снимите чулок, я наложу холодный компресс. Схожу к канаве с водой на другой стороне поля.
— А где ты возьмёшь ткань для компресса?
— У меня есть платок.
— Ты не мог бы поймать Амбоя?
— Полагаю, это пока невозможно. Он наслаждается жизнью. В любом случае, домой на нём вы уже не поедете.
— Что ж...
— Почему вы назвали его Амбой?
— А что?
— Это необычное имя.
— Это название местечка в Америке, где мы жили. Чуть южнее Нью-Йорка.
Джереми присел на корточки рядом с ней. На солнце наползли летние облака. Стая комаров мерцала, зависнув над наперстянками.
— Я так и не спросил. Вы американка?
— Моя мать американка. А сама я родилась в Эссексе.
Он поднялся.
— Пойду платок намочу. А вы пока снимите чулок.
Он направился к канаве, в которой после вчерашнего дождя скопилась вода. Затем разорвал платок и смочил половину. Вернувшись к миссис Поуп, Джереми увидел, что та послушалась. Он по-дружески ей улыбнулся, и в силу молодости решил взять инициативу в свои руки и перевязал голую ступню и лодыжку. Так уж случилось, что раньше он не видел женщин с накрашенными ногтями. Сначала он было решил, что это кровь. Их вид его заворожил.
— Такая удача, что ты шёл мимо, — прервала она молчание.
— «Так добрые дела в злом мире светят».
— Откуда эти строки?
— Эти? Не помню. Кажется, изучали в школе.
— Ты возвращался из Сент-Агнесс?
— Да. Советовался с капитаном Уил-Китти.
— Ты очень умный, мне говорили, что тебе нет равных в создании механизмов.
— Я не изобретатель, миссис Поуп. Разрабатываю чужие идеи и иногда их чуть улучшаю.
— Этим и занимаются изобретатели, Джереми. Каждый делает шажок вперед, опираясь на достижения предыдущего.
— Вы очень любезны в оценке, — улыбнулся Джереми.
— И по справедливости.
— Только отчасти. Но только настоящие изобретатели совершают передовые открытия, о которых ещё никто даже не подозревал... У вас есть булавка?
Она замешкалась, затем вытащила из-под отворота жакета короткую булавку с серебристой головкой.
— Благодарю вас, — он воткнул её в повязку и закрепил, чтобы держалась.
Неподалеку Амбой мирно щипал траву.
— Как думаешь, сможешь его поймать?
— Нет. Только с посторонней помощью. Или надо дождаться, когда он озябнет и устанет.
— Что ж, было бы славно, если бы ты сбегал за помощью.
Он выпрямился.
— Понятно, что я не доктор, но держаться будет. Я отнесу вас домой.
Она взглянула на него, лилово-голубые глаза с песчаными ресницами сузились.
— Тут больше мили, — возразила она. — Умоляю, даже не думай. Сообщи в Плейс-хаус.
— Что без малого займет сорок минут туда и обратно. А солнце уже садится. Сдаётся мне, мистер Поуп не одобрит, что я оставил вас одну.
Он поднял с земли чулок, свернул и сунул в карман. Затем поднял шляпу и сапог.
— Лучше сохранить, — посоветовал Джереми. — Разумеется, его можно зашить. Если вы его подержите.
На облаке мерцали всполохи, словно разлетались в воздухе клочки горящей бумаги. Лишённая телёнка корова дико ревела на склоне в направлении Тренвита.
— Я не из лёгких, — предупредила миссис Поуп.
— А как же иначе, — ответил Джереми и нагнулся, чтобы взять её на руки.
Она обвила руками его за шею и выпрямила ушибленную ногу, чтобы ему легче было поднимать. Чуть покряхтев, он наконец поднял ношу.
— Проклятье, — чертыхнулся он. — Забыл ваш кнут. Погодите, кажется, я могу наклониться.
— Брось, — сказала она. — Можно потом вернуться.
Они двинулись в путь. Джереми вдруг вспомнил об изгороди у бухты Тревонанс и стал прикидывать, как её преодолеть; но как оказалось, изгородь имела проёмы, чтобы беспрепятственно переходить с одного поля на следующее; им пришлось преодолеть только один переступок и ворота, которые Джереми сумел открыть с ней на руках. Что касается ступеней, то он поставил её, и миссис Поуп стояла на одной ноге, пока Джереми не перелез дальше.
Пусть она и оказалась тяжелее, чем думал Джереми, но путешествие было отнюдь не утомительным. По пути они перекинулись несколькими словечками, но она попросила:
— Умоляю, отдохни, если устал.
— Нет, благодарю.
— Ты, наверное, силач.
— Да не очень.
— Но и не хилый молодой джентльмен.
— Я трудился на ферме. И разумеется, на шахте. И разными способами... — он нахмурился и помрачнел.
— Разными способами?
— Мои родители всегда учили детей, что иногда нужно пачкать руки.
— Замечательный совет. Мне тоже не помешает ему последовать.
— О, тут совсем другое дело.
— Потому что я женщина? Может, и так. Но ведь Клоуэнс это не смущает?
— Смущает?
— Запачкать руки.
— Нет, уж точно не смущает.
— А что случилось с тем красивым моряком, с которым она дружила?
— Стивен Каррингтон? Он уехал.
Миссис Поуп заметила перемену в его голосе.
— Навсегда?
— Это к лучшему.
— Но почему?
— Мне кажется, они слишком разные.
— Это вполне понятно. Они едва ли подходят друг другу.
— Я говорил не об этом. Если только вы имеете в виду слово «подходят» в широком смысле.
— А ты очень разумный для своего возраста, Джереми, — улыбнулась она.
— Двадцать два — это юный возраст?
— Так кажется. — Она хотела добавить «мне», но не стала.
Он снова сжал её в руках. Время от времени приходилось это делать, потому что она соскальзывала.
Солнце уже почти зашло, когда вдалеке показался Плейс-хаус. Кружились ласточки. Сумерки поглощали небеса.
— И хватит на этом, — сказала миссис Поуп. — Я так тебе благодарна. Видишь, здесь есть уступ, я сяду, а ты пойдешь за помощью.
— Теперь-то к чему помощь?
— Если мой муж выглянет, а это случится, то не на шутку встревожится и решит, что я серьезно пострадала.
— А мы его быстро в этом разуверим.
— А ещё он ревнив, — сказала она беспечно. — Поскольку я намного моложе мужа, он ревнует ко всем мужчинам.
— Ах вот что, — понял Джереми, — тогда всё ясно.
— Благодарю.
Он опустил её на лужайку между двумя каменными выступами.
— Благодарю,— повторила она.
— Что прикажете делать теперь, миссис Поуп?
— Если муж не увидел, тебе лучше пойти в конюшню. Певун Томас там. Попроси его прийти. Думаю, я смогу опереться на его руку.