— Тогда как я буду проводить эксперимент? Ладно, придётся делать это над здоровым. У Эдисона расшалились нервы. Чтобы их успокоить, применяется либо кровопускание, либо табачный дым.

— Что вы сказали?

— Либо кровопускание, либо табачный дым!

— Я не буду лечиться!

— А я не хочу руководить вашим лечением! Но если я не буду руководить вашим лечением, врачи ничего не смогут сделать! Но я вынужден так поступить. Я предлагаю вам выбор.

— Табачный… табачный… табачный…

— Почему именно такой выбор?

— Я курю и жую табак.

Джером дал себе волю, возразив:

— Извольте, у вас нет выбора!

— Почему?

— Кровопускание стало устаревающим методом.

— В первый раз слышу такую чушь. Что такого устаревшего в кровопускании?

— Не устаревшего, а устаревающего.

— Вы олухи! Разве вы не читали «Остров сокровищ»? Билли Бонс был спасён с помощью кровопускания. Один этот факт доказывает оправданность кровопускания.

— Но Эдисон привык к табаку, а не к кровопусканию.

— Тогда знайте, что табачный дым применяется двумя способами.

Хамфри достал из кармана сигару и резиновую грушу с наконечником.

— Выбирайте.

Эдисон не мог выдавить ни звука.

— Выбирайте, а не то сам выберу! Лучший способ — второй. Резиновая груша. Ею даже можно играть в футбол. Правда, за это меня едва не отчислили из университета.

— Сигару!

— Хорошо. Прописываю вам двадцать одну сигару одновременно. Можете начинать.

Эти слова были обращены к подчинённым Хамфри. Едва они пришли в робкое движение, Хамфри сверкнул глазами, и подчинённые задрожали. Их руки начали подчиняться.

Десять минут спустя нам позволено увидеть, как Эдисон выходит на Кинг-Эдуард-стрит. Опытный курильщик ощущал последствия того, что табачный дым, назначенный в виде лечения, клубился по его внутренностям, приготовленным к нему за прошедшие годы, и готов был окутать голову, но позволять прохожим видеть его с дымом без курительных принадлежностей он счёл неподобающим. Эдисон поднял голову к небу, и по Кинг-Эдуард-стрит разнёсся крик:

— Решено! Больше не буду курить! Просто я понял, до какого ужаса агрессоры могут довести Америку!

По прошествии нескольких секунд он добавил:

— А неплохо было бы начать борьбу с курением. Ну, американцы, берегитесь!

Несколько свидетелей его отказа от средства, позволяющего вылечить невзгоды головы, обернулись к нему, молочник остановил тележку, барышни, продающие клубнику, оценили его как не покупателя, худой юноша, державший между пальцами сигару, понял, что Эдисон не присоединится к его занятию. Слегка отвлёкшись от своего пути, они возобновили путь к пользе и практической выгоде, к удивлению неотёсанного янки, даже не опознав конкурента известного им всем Джозефа Суона, и лишь слегка поднятые брови и удивлённые искорки в глазах напоминали об увиденном ими незначительном для них зрелище.

Наш доктор, что никоим образом не может быть назван замечательным, старались ли вы напрасно? Вы пытались поставить медицинский эксперимент, переложив пот и труды на Уилларда и его собратьев, но что получили взамен? Терпение. Терпение вынужден был проявить Эдисон, не извлёкши из своей бессмертной души ни одного ругательства.

Так продолжалось до того момента, когда Эдисон, как ни в чём не бывало, вернулся на 10 Даунинг-стрит и уже старался не вспоминать недавнее событие. Если выражаться более точно, воспоминание имело место. Хамфри провёл с ним примерно такую беседу.

— Как вам понравился мой эксперимент?

Эдисон с его журналом расслышал вопрос, его лицо скривилось.

— Я знаю, кто вы! Вы доктор Зло!

— Доктор Зло? Я? А что, мне понравилось. Отныне я буду называться именно так. Только надо будет исправить фамилию на обложке журнала медицинских экспериментов... И вы всё ещё недовольны?! Теперь вы никогда не будете курить!

— Да, я больше не буду курить! Есть такой термин — сигаретицид. И что?! И вы считаете, что вы имели право накачивать меня дымом из двадцати сигар?!

— Я не накачивал вас дымом из двадцати сигар!

— Что?!

— Вы всё перепутали. Я накачивал вас дымом из двадцати одной сигары.

С удовлетворением прослушав разговор, история сменяется следующей сценой. Как сейчас видим Эдисона, спокойно сидящего в кресле, и его флегматичный вид; лишь слегка он скользнул взглядом по искусственному спутнику.

— Почему мне, Томасу Эдисону, так не везёт? Если так будет продолжаться, я засуну себе лампочку в рот!

Тесла опасливо вздрогнул.

— Может, где-нибудь через сто двадцать лет лампочка во рту будет казаться смешной. Но даже через сто двадцать лет американцы не будут смешными. Я это обещаю.

Искусственный спутник снова почувствовал на себе взгляд Эдисона, и на этот раз его не отвлекла ни одна лишняя вещь.

— Почему межпланетная колонизация началась именно сейчас?

— Дело в консервативной политике. Эта деятельность началась, когда я стал премьер-министром в 1885 году. Меня сменил Гладстон, но, будучи либералом, он держал Ирландию под каблуком и в то же время дурил всем головы, обещая ирландцам гомруль. О других планетах он не думал. Гладстона сменил лорд Розбери, тоже либерал. Но его недостаток в том, что он плохо спит.

— Вы сказали, плохо спит? — рука держала у уха журнал.

— Да, мистер Эдисон.

— И правильно делает! Я убедился в том, что человек должен меньше спать и меньше жрать!

— Не думаете ли, что вся Вселенная должна следовать этому совету?

Внимательно следящие за диалогом не преминут задать вопрос: где обещанные дела, связанные с главной областью неустанной деятельности Томаса Эдисона? Слушайте и запоминайте, господа.

— Скажите, ваша техника достаточно приблизилась к электрификации? — вопрошал Эдисон, и судя по дрожащей линии бровей и сжавшимся пальцам, его ожидания были негативными.

— Если причислить уличное освещение к технике, мы ответим, что наши уличные фонари работают на газу, — был ответ милорда.

Эдисон вспылил, его пальцы тряслись.

— Ужасно! Вы до сих пор не догадались сделать уличные фонари электрическими? Куда смотрит ваш Джозеф Суон?

— Не преувеличивайте, сударь. Джозеф Суон уже начал внедрение электрического освещения. Также стоит заметить, что двадцать лет назад некоторые районы Лондона стали освещены свечами Яблочкова.

— А лампы Эдисона у вас есть? Я и мистер Суон основали компании, объединившиеся в «Эдисуон», и мы должны одновременно делать общее дело. Дуговые лампы пусть уступят место своим сыновьям!

— Тогда я должен напомнить вам о том, что газовое освещение имеет неоспоримые преимущества, — ответил ему Чемберлен, что вряд ли сделал бы лорд Солсбери с его давним интересом к феноменам современной физики.

— Какие неоспоримые преимущества?

— Дешевизна. Усовершенствование горелок и создание калильных сеток обеспечивают большее распространение газового освещения.

— Я работаю затем, чтобы электричество пришло в каждый город! А электромобили у вас есть?

— Вы имеете в виду электрические экипажи? Нет, сударь.

— Тогда я должен буду вам сообщить, что у меня уже есть электромобиль! А в Германии уже давным-давно есть электрическая конка! Чем у вас казнят?

— Петлей. А что вы предлагаете взамен, мистер Эдисон?

— Электрический ток! А есть ли у вас подметальщики ковров?

— Горничные.

— Я имею в виду инструменты для подметания ковров.

— Швабра.

— Ха! Американцы для этой цели изобрели «подметальщик ковров». Так мы называем устройство со шлангом, мешком и пропеллером.

— Электрическое?

— Механическое.

— Тогда почему вы хвастаетесь подметальщиками ковров, если они не электрические?

— Потому, что их изобрели американцы. Если речь зашла об электричестве, то я скажу, что мы применяем электрические чайники и электрические смешиватели.

— Вы рассказываете нам о вашей американской технике, что довольно интересно, но что бы вы хотели узнать о нашей технике?