— Пригласите его, — ответил граф.

Незнакомец, оказавшийся уже известным нам щеголеватым офицером, представился и, внимательно глядя на графа, обратился к нему со следующими словами:

— Господин граф, вот уже несколько месяцев, как я вернулся из Соединенных Штатов, где честно служил повстанцам. На этой службе меня ранил английский солдат из полка лорда Корнуэльского; к сожалению, я не смог ответить ему тем же. Когда рана моя затянулась, я заболел неведомой болезнью. Напрасно я усердно платил заморским эскулапам: они не сумели вылечить меня, и я вернулся во Францию, надеясь на родине найти врача, чье искусство остановило бы развитие неизвестной болезни, грозившей погубить меня. Заплатив кучу денег самым знаменитым светилам медицины, но так и не получив помощи, я решил окончить свои дни в родном Анжере. Случай привел меня на постой в дом городского палача; о последнем обстоятельстве я узнал значительно позже, — пояснил офицер, заметив изумление, отразившееся на лицах графа, его супруги и отца Люнаде, — но могу сказать одно: этот палач показался мне вполне порядочным человеком.

Жена его была тяжело больна; однажды я услышал, как он сказал, что она скоро умрет, ибо ни один врач не брался ее лечить. Однако вскоре жена палача почувствовала себя значительно лучше.

Прошу меня извинить за долгое вступление, но история эта самым непосредственным образом объясняет мое появление в ваших краях; а надо вам сказать, что путь от Анжера до замка Беренгельд не близок и потребовал немалых затрат. Но я продолжаю.

Видя постоянную озабоченность палача и чувствуя, что за всем этим кроется какая-то тайна, я решил разгадать ее. Из-за своих болей я плохо спал; в конце концов, я обнаружил, что каждую ночь в дом приходит странный старик — жуткого вида и необычайно дряхлый. Любопытство мое было разбужено, я принялся расспрашивать хозяина дома. Тот отвечал, что старик обещал ему вылечить его жену. Однако хозяин не сказал, какое вознаграждение потребовал у него таинственный старец; впрочем, меня это не касалось. На следующую ночь я подкараулил старика и попросил его, если это в его силах, вылечить и меня. О, господин граф, как он посмотрел на меня!.. Готов поклясться, что лицо его никогда не изгладится из моей памяти! Черное пламя…

Тут офицер, чей взор рассеянно скользил по картинам, развешанным по стенам трапезной, прервал свою речь, издал громкий крик, зашатался, схватился за стул и тяжело рухнул на него; рука его указывала куда-то вдаль. Все обернулись, следя глазами за пальцем гостя: он был обращен в сторону портрета Беренгельда-Скулданса, прозванного Столетним Старцем.

На лице хозяев замка явственно отразилось беспокойство.

— Смотрите!.. — в ужасе воскликнул офицер. — Смотрите, портрет живой! Он только что подмигнули мне… Это он!..

Изумление гостя еще более возросло, когда внизу, на раме картины он увидел надпись: «Беренгельд, год 1500».

— Клянусь вам, — повторил офицер, — сначала этот портрет уставился на меня своими горящими глазами, такими, какие были у старика целителя, а потом подмигнул мне.

Испуганный отец Люнаде смотрел то на бледного, как смерть, графа Беренгельда, то на портрет, чьи черные глаза отнюдь не излучали того дьявольского огня, о котором говорил офицер.

— Взгляните же, — испуганно продолжал гость, — изображение зашевелилось!..

Никто не осмелился встать и подойти к портрету; тогда граф позвонил:

— Сен-Жан, снимите этот портрет…

И он дрожащим пальцем указал лакею на портрет Беренгельда-Столетнего Старца.

Но все усилия Сен-Жана снять портрет были напрасны: рама словно приросла к стене. Хозяева с удивлением переглянулись, а отец Люнаде, сохранивший, несмотря на охватившее его волнение, присущую членам его ордена невозмутимость, спросил:

— Извините сударь, но скажите нам наконец, что привело вас сюда?

— Сейчас вы все узнаете! Но… о чем я только что говорил? — взволнованно переспросил незнакомец, не отрывая взгляда от портрета.

— О старике, — с дрожью в голосе ответил граф.

— Так вот, в ответ на мою просьбу это сверхъестественное существо улыбнулось и произнесло следующие слова; я дословно запомнил их, ибо смысл их был мне не вполне ясен: «Смертный, ты хочешь прожить весь отпущенный тебе срок? Согласен. Я вылечу тебя, но поклянись исполнить все, чего я от тебя потребую. Тогда ты излечишься!» Это было справедливо, и, призвав в свидетели небо, я поклялся выполнить его просьбу. «Мне нужно от тебя совсем немного, — продолжал старик глухим надтреснутым голосом. — Ты отвезешь мое письмо в замок Беренгельд, и сам вручишь его хозяину замка». И он подробно рассказал мне, как до вас добраться, описал окрестности и харчевню возле ворот.

Итак, господин граф, я мгновенно выздоровел, на следующий день после исцеления я нашел у себя на столе письмо и поспешил отправиться в дорогу. Ведь всем известно: если тебе сделали добро, торопись ответить тем же, не важно, ссудили ли тебя деньгами, оказали услугу или замолвили словечко.

Говоря это, офицер достал из внутреннего кармана мундира письмо и протянул его графу Беренгельду.

— Наконец-то я исполнил свое обещание, — облегченно вздохнул он.

Дрожащей рукой граф взял письмо, распечатал и некоторое время с ужасом глядел на прыгающие перед глазами строки; наконец он собрался с духом и прочел:

Таково было содержание таинственного послания. Читая эти строки, граф побледнел. Лицо его отразило глубочайшее беспокойство, он не знал, что и думать. Дабы не бередить свое воображение и не нарушать душевного покоя, он отогнал от себя тревожную мысль; передав письмо жене, он принялся внимательно наблюдать за ее лицом. Окончив чтение, графиня растерянно взглянула на мужа, и оба испуганно покосились на отца Люнаде.

Не лишенный известной проницательности, святой отец легко догадался, о чем идет речь в загадочном письме; не секрет, что монахи весьма сообразительны: в тихих стенах обители ничто не мешает им предаваться изучению человеческого сердца. Поэтому исповедник не спешил с расспросами — рано или поздно супруги сами сообщат ему все. Приучив себя никогда не опережать события, отец Люнаде всегда умел продемонстрировать свое превосходство над хозяевами замка.

Однако созерцание бледного лица графа Беренгельда породило в голове почтенного священника множество странных мыслей: он преисполнился тяжелыми предчувствиями, словно только что увидел страшный сон. Лицо же графини, напротив, выражало искреннюю радость женщины, у которой появилась надежда стать матерью. Но радость эта была робкой, так как графиня не без основания опасалась, как бы отец Люнаде не счел, что обращение к помощи сверхъестественных сил в столь щекотливом деле может помешать спасению души.

Однако подобные вопросы не принято обсуждать при посторонних. Обменявшись несколькими пустыми любезностями, граф приказал проводить приезжего в комнату для гостей, пустовавшую большую часть дней в году. Как только офицер удалился, графиня воскликнула:

— Если автор таинственного письма действительно поможет осуществить наше страстное желание, никакая сила не помешает мне поминать его в своих молитвах.

— Разумеется, — поддержал ее граф.

— А разве послезавтра не первое марта? — поинтересовалась графиня.

— Не знаю, — ответил Беренгельд.

— Первое марта завтра, — ответил иезуит.

— Вы правы, — эхом откликнулся граф.

— Завтра!.. — повторила графиня, и в голосе ее прозвучало удивление, смешанное со страхом. — А я и не думала, что… — И она впала в глубокую задумчивость.