Разумеется, это не отменяет значимость профессиональной подготовки «ассистента». И клиническая, и психологическая его подготовка чрезвычайно важны. Понимание склада человека, особенностей нозологической формы, динамики переживания существенно ускоряет прохождение виражей терапии: способность задавать уместные вопросы – большое искусство. Тем не менее, доверие к способности пациента отвечать в любом случае остается очень актуальным.

Одним из компонентов внутренней подготовки задающего вопросы, в том числе залогом его способности выдерживать ровную интонацию, предоставлять выбор исключительно отвечающему, является понимание того, что пациент способен сам определять свои ощущения. Это один из постулатов терапии через вопросы о телесных ощущениях.

Инструмент исследования

Техника «опредмечивания ощущений» находится в русле индирективных – в том смысле, что она «включает» инициативу пациента и активизирует его способности к определению и изменению состояния. И решается эта задача с опорой на удивительную, но обычно не используемую способность человека к самодиагностике собственного состояния в особой предметной форме.

Осуществляемый в данном случае процесс назван психокатализом по аналогии с ферментативным химическим процессом: есть «вещество», способное изменить свое состояние, – окаменевшая эмоция – и есть фактор, без которого этот процесс идет трудно, медленно или совсем не идет (психотерапевтическое влияние). При их совмещении происходит «чудо».

Внимание пациента является главным действующим началом. К нему прилагается катализирующее влияние вопросов психотерапевта.

Основных вопросов на диагностической фазе два: ГДЕ и ЧТО.

«Родовспомогатели»

Сократ, с его «искусством повивальной бабки», уже более 2000 лет назад показал эффективность спрашивания в философском разговоре: «Люди, когда хорошо предлагают им вопросы, сами решают их как надобно…»[12]. Открытие действия вопросов как «родовспомогателей» является, пожалуй, столь же значимым в области межчеловеческого общения, как открытие колеса в технике.

Эффективность вопрошания, а не утверждения, не только в философской, но и в медицинской «майевтике» замечена в последующем многими замечательными мастерами.

И я имею в виду не только древних: дзэн-буддистских учителей с их вопросами без ответа («Как звучит хлопок одной ладонью?»), суфийских мудрецов или православных святых, вопрошанием вскрывавших проблемы души своих учеников, духовных чад не хуже, чем хирург скальпелем вскрывает гнойники. Я говорю и о мастерах психотерапии тоже.

Описать здесь работу даже главных из них было бы затруднительно. Ведь даже доброжелательное молчание, готовность вбирать и поддерживать рождающееся у пациента душевное движение тоже является разновидностью вопроса – немого и в то же время самого глубокого. «Скажи мне все, что хочешь». Когда я говорю о таком молчании, я имею в виду эмпатическое принятие Карла Роджерса, создающее пространство для безопасного самовыражения клиента или «пробел», готовность терпеливо дожидаться проявлений активности пациента у Арнольда Минделла, как рыбак ждет поклевки[13]. Вопрос – это создание области отрицательного давления, готовой принять в свою форму то, что само просится наружу. Задача психотерапевта – моделировать емкости для смысла.

Вопросы – естественная часть жизненного процесса

Мы собираемся говорить о вопросах, которые люди могут задать своему организму, но у меня не вызывает сомнения, что организм и сам способен задавать себе вопросы. В частности, с помощью сновидений. Бодрствование является «ответом» на сновидение. Сновидение ставит проблему, реальная жизнь обслуживает ее решение. Можно сказать и наоборот: сновидение является ответом на бодрствование. Вопросы и ответы – сама жизнь.

Психотерапия и, в частности, соматопсихотерапия, как часть жизни, не изобретает ничего противоестественного, не является чем-то искусственным – она лишь очищает естественное, составляет ему протекцию.

Термины «облегчение» (facilitation), «усиление» (amplification) достаточно хорошо известны. Я пользуюсь термином «психокатализ». То, что психокатализ применим и к внутрителесным ощущениям, стало важным открытием русской школы БЭСТ Е. И. Зуева и послужило основой разработки данной «вопросной» терапии.

«Спрашивайте меня», – зачастую предлагает сам пациент, решительно опустившись в кресло у психотерапевта (как бы «сдаваясь»). Кто и как будет это делать? И для чего?

Ключевой вопрос

В каком-то смысле, каждая система психотерапии имеет свой ключевой вопрос. (Это не означает автоматически, что с помощью вопросов она и работает – и тем не менее…)

Вопрос клинической психотерапии: динамика какого конституционально-генетического склада проявляет себя в переживаниях и событиях жизни данного человека?

Вопрос психоанализа: когда, при каких обстоятельствах, какое влечение Ид с каким запретом со стороны Супер-Эго столкнулись в Эго и заложили комплекс?

Вопрос юнгианской терапии: какого рода перекос в сознательной жизни пациента заставляет его подсознание «применять меры по выравниванию положения»? и: «Что конкретно должен сделать человек, чтобы урегулировать свои отношения с бессознательным?»[14]

Вопрос гештальт-терапии: какая потребность организма сейчас составляет «фигуру» и на каком «фоне», что мешает гештальту «закрыться», какие незавершенные действия мешают человеку жить «здесь и сейчас»?

Вопрос НЛП: в каких модальностях и субмодальностях представлена информация, оказывающая влияние на человека, как ему «удается» быть расстроенным или, наоборот, настроенным. И так далее.

Вопрос СПТ

В диагностической фазе СПТ отыскивается заряд , расстраивающий сознание пациента, фокусирующий на себе энергию организма (субстанцию «тепло-тяжесть»).

Вопрос, который помогает выйти на этот «заряд», обычно очень прост: где ощущение, связанное с тем или иным эпизодом жизни, с тем или иным фрагментом сновидения, с той или иной картинкой, которую произвел пациент по заданию врача? На уровне головы, груди, живота, еще где-либо? Это что-то большое-маленькое, светлое-темное, из чего «сделано» ? И так далее.

Ниже мы более детально рассмотрим варианты разговора с пациентом в зависимости от того, как он заявляет свою проблему.

Фактически, СПТ предлагает пациенту задуматься над простой вещью: как распределены его ощущения, когда он решает эту проблему? Или просто: как распределены его ощущения? Есть что-то, что сбивает оптимальное распределение ощущений в организме? Чего-то не хватает, чтобы чувствовать себя хорошо?

Докуда доходит тепло в руках и ногах? Нет ли вызывающих дискомфорт концентратов ощущений на уровне той или иной зоны тела?

Позволю себе небольшой исторический экскурс.

Не жди волос на панцире черепахи

До начала занятий соматопсихотерапией я несколько лет практиковал в духе клинической психотерапии.

В чем ее явные достоинства? Во-первых, в интересе к конституционально-генетической базе, на которой развиваются те или иные психические процессы. Клинический психотерапевт на первом этапе общения с пациентом выясняет особенности душевного склада последнего, на последующем – помогает ему увидеть мир как встречу разных форм жизни, у каждой из которых свое предназначение. Конечным достижением успешной клинической работы является обретение пациентом внутреннего покоя и мира на основе принятия себя как определенной, наделенной своим характером природной данности. (И принятие других тоже! «Не жди волос на панцире черепахи», – гласит даосская мудрость, довольно «клиническая» по своей сути). Но это – содержательная часть работы клинического психотерапевта, я же хотел бы обратить внимание еще и на другое.