— Мы тут пельмешки затеяли, Николай Александрович… — сразу виновато заговорил мой заместитель (как же — не согласовал с начальством!).

— Наталья Андреевна сказала, что вы точно возражать не будете…

— Иван Ильич, у нас по делам питания в экспедиции, как мне кажется, царит демократия, — усмехнулся я, присаживаясь к столу. — Напрасно ты так винишься…

— Субординация, Николай Александрович! — рассмеялся Огнев и опять с хитрецой добавил. — К тому же все мы знаем, как вы лихо оплеухи раздаёте — не приведи Господи под руку попасть!

Доктор даже хмыкнул, Наташа весело засмеялась, улыбнулся Володя, остановившийся на пороге (хотел что-то спросить у меня), а я лишь головой покачал — мой заместитель всегда умел поднять настроение людям, не задевая ничьего самолюбия. Наш юнга, поймав, наконец, мой взгляд, спросил, как замешивать тесто и я жестом показал на стол, чтобы он приготовил всё необходимое — это должен был сделать я сам. На деле возиться мне сейчас с пельменями вовсе не хотелось, но для своих людей я, как всегда, собирался постараться и приготовить всё в наилучшем виде. С тестом я управился быстро, и, пока в двух котлах готовился костный бульон, раскатал хороший кусок его во весь стол, Володя тут же стал вырезать сочни краями стальной кружки, а Наташа следом раскладывать фарш — я сразу лепил пельмени, и мне приходилось ждать, потому что наша молодёжь не успевала подготовить для меня работу…

— Я всё время смотрю на это дело и не пойму, как можно так быстро лепить пельмени! — заявил доктор, который управился с фаршем и теперь сидел на своём топчане, наблюдая за мной. — Николай Александрович просто берёт заготовку и сразу кладёт на место готовый пельмень!

— И не говори, Олег Сергеевич! — отозвался Огнев, по распоряжению (Наташа уже командовала и им) моей помощницы занятый приготовлением сливочного масла из обезвоженного порошка. — Я думал, что моя вторая тёща в этом деле была непревзойдённым мастером, но против Николая Александровича даже она показалась бы полной рохлей!

— Мастер — он во всём мастер! — неожиданно вставил Володя, и все даже оглянулись на него.

— Хорошо сказал, парень! — одобрительно усмехнулся мой заместитель. — Растёшь прямо на глазах!

Первая партия пельменей поспела минут через сорок — задержка вышла лишь из-за костного бульона, которому нужно было время приготовиться. Мои подчинённые спешно уселись за стол — можно было подумать, что неделю не ели, — и даже от салата отказались (все, кроме меня и Наташи). Пельмени мои люди предпочитали есть с бульоном, и лишь я со своей помощницей (и Володя, во всем подражавший своему шефу) — в сливочном масле.

— Мужики, вы словно с голодного острова прибыли! — даже головой покачал я, глянув, как исчезают прямо на глазах огромные порции. — Придётся, похоже, почаще готовить это блюдо…

— Да уж больно хороши пельмешки! — между двумя порциями (раскладывал наш юнга) проговорил мой заместитель, успев также привычно погладить бороду, и (опять с хитрой усмешкой) добавил. — Боюсь вот только, Николай Александрович, что после вашей стряпни мужики нашего кока за борт выкинут!

Кто-то хмыкнул, услышав это фразу (все были слишком заняты пельменями), и только Наташа с Володей засмеялись. Ограничившись половиной порции — пельмени, хотя и относились к самым любимым моим блюдам, при моём сверхактивном образе жизни требовали серъёзной умеренности, я поднялся из-за стола и, чтобы не отвлекать своих людей от ужина, сам поставил кипятить воду для чая. Пришлось разжечь очередной «деревянный примус» — Володя стал настоящим асом в этой области, и все заготовки имели разный диаметр и длину — можно было сразу выбирать из них ту, что давала необходимой силы пламя и требуемое время горения. На открытом огне вода в котелке закипала быстро, и я задержался на «камбузе» под носовым навесом, готовясь сразу засыпать заварку. Через минуту сюда вышла Наташа, тоже не слишком-то увлекающаяся сегодняшним вкусным, но достаточно тяжёлым блюдом.

— Я хотела вас кое о чём попросить вас, Николай Александрович… — немного смущённо заговорила девушка. — Выполните?

— Возможно, — невольно улыбнулся я, поправляя котелок с водой над горящим изнутри кругляком. — Если вы, конечно, прежде выскажете свою просьбу…

— Знаете… — несмело начала она. — Я сегодня видела интересный сон…

— Рад за вас, Наташа! — продолжая улыбаться, вставил я, воспользовавшись паузой.

— Не смейтесь, пожалуйста, Николай Александрович! — попросила моя собеседница и, чуть помедлив, добавила. — Мне приснилось, что мы с вами гуляем по университетскому парку, и все вокруг девчонки с завистью поглядывают на меня…

— А парни, надо полагать, на меня, но уже со злобой… — заметил я, убирая с огня закипевшую воду, а потом засыпая заварку прямо в котелок за неимением чайника. — Это всё, моя милая помощница, или были ещё какие-то подробности?

— Ещё мы много целовались… — опять с лёгким смущением поделилась девчонка, а потом уже смелее продолжила. — Можете обещать мне такую прогулку?

— Конечно, но до того придётся решить целую уйму проблем, — отозвался я, прикрывая котелок крышкой. — Мы с вами ещё успеем поругаться… Но пока будем считать, что мы договорились!

— И целоваться! — напомнила Наташа, и щёки её слегка порозовели.

— В парке? — уточнил я, осторожно поднимая горячий котелок за дужку, чтобы отнести его в «кубрик».

— В губы… — машинально ответила девчонка и смущённо рассмеялась (я только головой покачал).

Мы вернулись за стол, и я налил себе и девушке чаю — все остальные мои подчинённые были по-прежнему заняты истреблением пельменей. Потом открыл консервную банку со сгущёнными сливками — молоко уже закончилось, но некоторый запас его и других молочных (как, разумеется, и всех остальных) консервов имелся ещё в ледяном складе нашего холма. Одной банки нам хватило ненадолго, и моя помощница через несколько минут вопросительно глянула на меня — я незамедлительно потянулся за второй банкой.

— Кстати, Николай Александрович, почему вы не целуете меня в губы? — тихо спросила Наташа, придвинувшись совсем близко. — Нет желания?

— Голову стараюсь по возможности сохранить на месте, моя милая помощница, — тоже тихо отозвался я. — И без того от вас кругом идёт…

Ответом девчонка, похоже, осталась довольна — радостно улыбнулась и легко пожала кончиками пальцев моё запястье. Через несколько минут, когда настало время убирать со стола и мыть посуду, я вышел на носовую платформу и постоял несколько минут, разглядывая поросшие какими-то зелёными лесными космами довольно умеренной высоты берега. Мы двигались уже в зоне широколиственных лесов, постепенно приближаясь к месту постройки «Дредноута», ширина реки здесь не превышала пятнадцати — двадцати метров, а течение заметно усилилось, и теперь мы делали лишь чуть больше одного узла. А ещё стало заметно прохладней, хотя температура пока и держалась в зоне комфорта (от девятнадцати до двадцати четырёх градусов тепла), но всё заметнее становился северный ветерок, а тёмно-синее небо всё чаще застилала лёгкая дымка, сквозь которую теперь куда более умеренно грел оранжевый Агни. На площадку вышел мой заместитель — чтобы не мешать уборке, которой командовала Наташа, и постоял молча несколько минут рядом со мной, тоже разглядывая заросшие берега — песчаные пляжи не попадались уже несколько километров.

— Как думаете, Николай Александрович, — наконец заговорил он. — Долго ещё сможем оставаться на плоту?

— Пока не застрянем, Иван Ильич, — отозвался я, оглядываясь на шум в «кубрике» — кто-то опрокинул котелок с остатками чая, но, кажется всё обошлось благополучно. — Рассчитываю, что это случится километров за сто — сто пятьдесят до цели.

— А когда течение станет слишком сильным? — осторожно спросил Огнев. — Это ведь будет уже через пару дней…

— Двинемся на лебёдках, — ответил я и даже поморщился, представив себе эту картину. — Не самый лучший, конечно, способ плавания, но рассчитываю, что он даст нам возможность дополнительно продвинуться километров на сорок-пятьдесят за три-четыре дня.