Глава 2. Вечно молодые

Я помню нас в том поле, в цветущих диких травах долины меж вершин Гималаев, чьи скалы со снежными шапками нависают над нами с обеих сторон. Я помню, что он говорит мне, когда думает, что я его не слышу.

Я не могла его слышать тогда.

Теперь я его слышу.

«Я помню тебя, — бормочет его разум. — Боги, я помню тебя. Я помню тебя, Элли. Пожалуйста, вспомни меня. Вспомни меня, прошу...»

Он повелевает мне этими словами.

Он их скорее чувствует, нежели думает, и сам того полностью не понимает.

Он ощущается как подросток, наблюдает за мной, пытается прочесть меня, не прикасаясь к моему разуму.

Ему хочется потрахаться, хочется обхватить меня руками, говорить мне романтические слова, лежать на мне в траве. Он хочет гладить меня по волосам, играть с ними, наматывать их на кулак, тянуть за пряди. Он хочет шептать мне на ухо, в губы, доверять мне секреты, уговорить меня доверить ему свои секреты.

Но он может лишь наблюдать за мной, поскольку не уверен в себе — его уверенность пошатнулась после нашего разговора прошлой ночью.

Но я не оставила его. Я ещё не оставила его.

Я всё ещё там, с ним. Я тоже наблюдаю за ним.

Он это чувствует. Он ощущает проблески моей боли, мельком замечает мой взгляд на своём теле, груди, лице, губах. Проблески моего смущения и сожаления, что я не могу почувствовать в нём больше деталей.

Проблески желания подвинуться ближе, находиться в его свете.

В этих беглых взглядах живёт любовь. Он тоже это чувствует. И вожделение тоже, но даже оно больше походит на любовь — может, потому что он не знает, как иначе это выразить.

Я чувствую его свет.

Тогда он казался мне отдалённым, всё ещё поломанным где-то над его головой, но я его чувствую.

Теперь я знаю этот свет лучше, чем саму себя. Я чувствую эти наши части, шепчущие в той тьме. Я вижу, как он говорит романтические слова, краснеет в своём свете, изливая мне душу. Я чувствую тот высокий, ясный, сине-голубой свет там, где он живёт.

Я ощущаю там правду. Правду и столько красоты.

Там он невинен.

Невинен и так открыт. Это красота в хрупкости. И всё же в этом свете живёт столько силы. Больше, чем я когда-либо видела в нём, даже в его самые воинственные моменты.

Мы — дети.

Здесь, наверху, мы навеки дети.