В начале мая Дальон возвратился из России вместе с русским курьером, и у Неплюева начались конференции с турецкими министрами, причем резидент сейчас же заметил перемену в тоне у турок. Они не хотели слышать об ограничении своих будущих завоеваний в Персии, и визирь притворялся, что забыл об условиях, им самим прежде предложенных. Еще более удивило Неплюева то, что де Бонак, получивший перед тем 2000 червонных от России, явно брал сторону турок и однажды сказал Неплюеву: «Разве вы хотите ослушаться указа государя своего, что моих советов не принимаете? Или подозреваете меня во вражде к России? Но государь ваш не так смотрит на дело: он своеручно изволил мне писать, чтоб настоящие переговоры как можно скорее приводить к концу, и во всем положился на меня; если вы не отступите от своего требования, то я слагаю с себя посредничество». В другой раз де Бонак сказал резиденту, что не хочет с ним больше говорить, и выслал его из своего дома. Донося о трудностях, какие он претерпел при заключении договора, Неплюев писал: «Больше того ныне без войны получить было нельзя; но хотя не очень ясно, однако сущность дела вся внесена. От французского посла вместо помощи были только одни препятствия; проект трактата раз десять переправляли; я желал, чтоб все ясно было, а французский посол при турках прямо говорил, что резидент спорит не дельно, в турецком проекте разумеется все то, чего он требует; а племянник его Дальон, как ребенок, при переводчике Порты сказал: „Не знаешь ты, что мы имеем из России проект за подписанием министерским и во всем уполномочены“ – и некоторые слова о лезгинцах говорил; но переводчик Порты этого туркам, по моей просьбе, не сказал. Дальон по приезде в Царьград, не видавшись с послом, прямо взят был к визирю и там невоздержанием ребяческим сказал, что ваше величество на все турецкие предложения склонился, кроме самых неважных пунктов, и те резидент имеет право устранить; сказал также, что вы сильно желаете мира».

Раз десять исправленный договор наконец был составлен таким образом: Шемаха останется под владением вассала Порты Дауда. Пространство от города. Шемахи по прямой линии к Каспийскому морю разделяется на три равные части; из этих трех частей две, лежащие к Каспийскому морю, должны принадлежать России, а третья, ближайшая к Шемахе, будет находиться во владении Дауда под верховною властию Порты. От Дербента на 22 часа пути внутрь страны будет поставлен знак; от этого знака проведется прямая линия к югу, к тому месту, где по означенному выше способу обозначится граница между русскими владениями и Шемахинскою областию: страна по правую сторону от этой линии внутрь страны будет принадлежать Порте, по левую, к морю, – России; наконец, от того места, где будет обозначена граница между русскими владениями и Шемахою, проведется прямая линия к месту слияния рек Аракса и Куры: здесь будет граница между Россиею, Турциею и Персиею. Шемаха не будет укреплена, и в ней не будет турецкого гарнизона, исключая тот случай, когда владелец тамошний воспротивится власти султана или между жителями произойдет смута; и тогда турецкие войска не прежде перейдут реку Куру, как уведомив о своем движении русских комендантов, и по утишении смуты ни один человек из турецкого войска не должен оставаться в Шемахе. Император всероссийский обещает склонять шаха Тохмасиба к уступке Турции занятых ее войском персидских провинций; если же шах не захочет уступить России или Порте выговоренных ими провинций, то Россия и Порта действуют против него заодно. Договор был подписан 12 июня 1724 года.

Для размены ратификаций отправлен был в Константинополь чрезвычайным посланником известный нам бригадир Александр Румянцев, на которого возложено было также разграничение вместе с комиссарами Порты русских и турецких владений на Кавказе. Относительно этого разграничения Петр собственноручно написал Румянцеву следующую промеморию: «1) мера часовая чтоб была правдивая, а не укорочена. 2) Смотреть накрепко местоположения, а именно от Баки до Грузии какая дорога, сколь долго мочно с войском иттить, и мочно ль фураж иметь, и на сколько лошадей, и путь каков для войска? 3) Мочно ль провианту сыскать? 4) Армяне далеко ль от Грузии и от того пути? 5) Которых пошлет в Азов, чтоб того ж смотрели дорогою возле Черного моря, тако ж християне последние далеко ль живут от Тамани или Кубани? 6) Курою-рекою возможно ль до Грузии иттить судами хотя малыми? 7) Состояние и силу грузинцев и армян».

Румянцев отправился. Думая, что он уже в Константинополе, Петр велел послать к нему рескрипт: «Приехали к нам армянские депутаты с просьбою защитить от неприятелей; если же мы этого сделать не в состоянии, то позволить им перейти на житье в наши новоприобретенные от Персии провинции. Мы им объявили, что помочь им войском не можем вследствие заключенного с Портою договора, а поселиться в прикаспийских наших провинциях позволили и нашу обнадеживательную грамоту послали. Если турки станут вам об этом говорить, то отвечайте, что мы сами армян не призывали, но они нас по единоверию просили взять их под свое покровительство; нам ради христианства армянам, как христианам, отказать в том было нельзя, как и визирь сам часто объявлял, что по единоверию просящим покровительства отказать невозможно; надобно смотреть только, чтоб земли принадлежали тому, за кем выговорены в договоре, а народам не надобно препятствовать переходить в ту или другую сторону. Порте еще выгоднее будет, когда армяне выйдут, потому что она тогда без сопротивления землями их овладеет. Прибавь, что если Порта захочет перезывать к себе басурман из приобретенных нами от Персии провинций, то нам это не будет противно; станут требовать письменного обнадеживания, дайте».

«Нам нельзя по христианству отказать в покровительстве христианам». Таково было последнее решение Петра по восточным делам; решение, которое хорошо должны были понимать в Константинополе, потому что здесь провозглашено было то же самое начало. Но армяне не были единственные христиане, которым Россия должна была покровительствовать в бывших областях Персидского государства; еще ближе армян к русским по исповеданию был другой христианский народ – грузины. Но этот народ был самостоятельнее армян, у него были свои цари, и мы видели, что один из них, Вахтанг, царь Восточной Иверии, или карталинский, имевший пребывание в Тифлисе, хотя поневоле, как сам говорил, был, однако, мусульманином и имел важное значение при шахе Гуссейне в Персии. Мы видели также сношения этого Вахтанга с Волынским и виды Петра на помощь его в намереваемой войне. В начале 1722 года, когда Петр находился в Москве, собираясь в поход, к нему приехал от Вахтанга посланник князь Борис Туркестанов с грамотою, написанною по-латыни римскими патерами, в этой грамоте царь Восточной Иверии просил покровительства русского императора. Петр взял Туркестанова с собою в поход, и отправил его из Астрахани 2 июля, давши такое письмо к Вахтангу: «Письмо ваше мы на Москве получили и присланного от вас князя Бориса Туркестанова устное доношение выслушали, на которое заранее отвечать за непотребно рассудили. Но ныне, при прибытии нашем в Астрахань, через того же князя Бориса отвечаем, что мы надеемся, как он к вам приедет, уже на персидских берегах быть. Думаем, что вам эта ведомость будет приятна, и вы для пользы христианства по ревностному своему обещанию с вашими войсками к нам будете; только надобно, чтоб прочие вашего народа христиане, которые под турецкою властию теперь находятся, никакого движения не делали, чтоб тем не привлечена была Турция напрасно к затруднению сего от бога благословенного дела». Устно Туркестанов должен был объявить Вахтангу желание императора, чтоб он напал на лезгинцев и, когда пойдет для соединения с русскими войсками, чтоб заказал своим под смертною казнию не разорять и не притеснять жителей, но обнадеживать их, чтоб оставались в своих домах и ничего не боялись, «понеже от того много зла последовать будет: первое, что разбегутся и нам все пусто будет, что мы себе просим; другое, что мы всех огорчим и через то все потеряем».