Туркестанов возвратился с новою грамотою, в которой Вахтанг, называя Петра «неугасимою лампадою при гробе Христове и венцом четырех патриархов», а себя – «потомком Давида и Соломона», уверял в своем послушании русскому государю, которого пришествия они все, христиане, ожидали, как Адам, сидя в аду, ждал сошествия Христа-избавителя. Вахтанг писал, что он получил и от шаха приказание идти на лезгинцев; а Туркестанов объявил, что турки присылали к Вахтангу, требуя, чтоб он поддался султану и соединил свои войска с турецкими для войны против Персии, за что получит власть над всеми христианами, подданными Порты в Грузии и Иверии, но Вахтанг отвечал, что не хочет изменить персидскому шаху. В октябре Вахтанг писал, что он в походе на лезгинцев, но что кахетинский царь Константин, враждуя с ним, помогает неприятелю.

С дороги из Дербента назад, в Астрахань, Петр отправил к Вахтангу подпоручика Ивана Толстого склонять царя, чтоб он убедил шаха уступить России Каспийское прибрежье и христианские свои владения для сохранения остального с помощью императора от бунтовщиков и притязаний Порты. Толстому Петр дал следующие пункты: «Говорить, рассуждать, внушать и утверждать: 1) о повороте нашем, что весьма нельзя было далее идти; 2) что нам невозможно вдаль ходить с такими войсками, не учредя магазинов, что чинить надобно через море и, ежели не скоро сделается сие, чтоб сумнения не имели. Сие всякими образы им показывать и укреплять их; 3) о деле шаха персидского понуждать принца, рассуждая ему собственную его пользу, также когда шах сам уступит, то уже никому во оное вмешиваться будет нельзя, а шаху, в такой будучи нужде, для чего б наше предложение не принять? Понеже лучше малое потерять ему, нежели все государство свое, а может быть, и живот свой. Смотреть, примечать и, разведывая, писать следующее двояким образом: что подлинно знает – заподлинно и писать, а что слухом – слухом и писать: 1) каков народ и сила их воинская, какое ружье и манира, сколько сбирается. 2) Весь ли народ их нашего закона или разных и которых какая часть. 3) Какой порядок и какое послушание к принцу и прочим, и силен ли он в полной власти или на шавкальскую походит. 4) Как слышим, что без наших войск опасаются в дело вступать; какая опасность и от кого или для домашней розности. 5) Возможно ль из них сыскать таких людей, которые бы похотели поселиться близ Дербента и Шемахи, также ежели из нестройных оные добры, мочно ль нанять их в собственную нашу службу и почем возьмут?» В начале ноября Толстой дал знать из Тифлиса, что он здесь Вахтарга не нашел, нашел побочного сына его Вахушта в должности правителя. Вахушт пришел в ужас, когда узнал о возвращении императора из Дербента в Астрахань, и Толстой ничем не мог его успокоить; Вахушт представлял всю опасность, в какой находится Грузия: арзерумский паша по указу султана уже в другой раз присылал с угрозами, что если грузины не поддадутся Порте, то земля их будет разорена. Вахушт упросил Толстого молчать о возвращении императора, чтоб народ не пришел в отчаяние. Об этом народе Толстой писал: «Народ здешний зело доброжелателен к вашему величеству, и без молитвы не помянут высокого имени вашего; когда меня увидят на улице, то поднимают руки на небо и просят бога, чтоб видеть больше русских».

Вахтанг приехал в Тифлис и взялся охотно исполнить поручение императора относительно мирных переговоров с шахом, но скоро собственные его отношения к Персии изменились. 30 января 1723 года в Тифлис пришел указ шаха, что он пожаловал ханство Грузинское кахетинскому владельцу. Последний немедленно явился под Тифлисом, но Вахтанг не уступил ему, и началась усобица. В это самое время арзерумский паша явился на границе с войском, требуя подданства Порте. Вахтанг не соглашался, но грузины собрали совет и объявили царю, что надобно поддаться на время, пока не услышат о прибытии русского императора в Шемаху. «Если нам не поддаться на время, – говорили они, – то пропадем совсем, потому что шах на нас сердит, турецкий султан тоже и войска его стоят на границе; у нас же твой брат, кахетинский хан, сидит на шее, хочет нами завладеть силою». Толстой и князь Туркестанов возражали: «Пуще вы пропадете, когда поддадитесь такому сильному басурману, из его рук вам выбиться будет трудно, да и русского государя прогневаете; он пришел для вашего избавления, но вы с ним не соединились; теперь потерпите только два месяца и услышите о действиях русских войск». Но грузины объявили, что не имеют никаких средств противиться таким сильным врагам, и поддались туркам. Это подданство не избавило, однако, Грузию от усобицы: кахетинский владелец выгнал Вахтанга из Тифлиса; изгнанник нашел убежище в России.

Сношения с Польшею. – Приезд в Москву белорусского епископа князя Четвертинского с жалобами на притеснения от католиков и униатов. – Петр требует от короля назначения комиссии для разбора жалоб русских людей и назначает от себя членами комиссии переводчика Рудаковского и ученого монаха Рудинского. – Прусский король обращается к русскому императору с просьбою заступиться за евангеликов, гонимых в Польше. – Сейм 1722 года. – Дело об императорском титуле. – Деятельность русского министра князя Долгорукого во время сейма. – Деятельность комиссара Рудаковского в пользу православных в польских областях. – Неприятности у Рудаковского с Долгоруким. – Князь Василий Лукич Долгорукий в Польше. – Неуспех королевский на сейме. – Сношения с римским двором по православно-русскому делу. – Дела курляндские. – Деятельность Петра Бестужева в курляндии. – Сношения с Австриею. – Мекленбургское дело. – Сношения с Пруссиею. – Сношения с Даниею. – Требование освобождения русских кораблей от зундской пошлины. – Переговоры и союз с Швециею. – Сношения с Франциею. – Желание Петра выдать дочь свою Елисавету за короля Людовика XV. – Другие женихи из французских принцев. – Сношения с претендентом Стюартом. – Сношения с Испаниею.

Если относительно армян Петр высказался, что «нельзя по христианству отказать в покровительстве христианам», то понятно, что он не мог оставить без покровительства христиан и русских людей, которые не переставали просить помощи против гонения от польских католиков и униатов. В январе 1722 года, когда император был в Москве, приехал туда белорусский епископ Сильвестр, князь Четвертинский, «обижен и изгнан от ляхов и униатов». Сильвестр представил в коллегию Иностранных дел длинный список обид и притеснений, какие терпит православное духовенство от шляхты; сам епископ носил на руке знаки ран, полученных таким образом: в Оршанском повете шляхтич Свяцкий стал принуждать в вотчине своей православного священника к унии, тот не согласился и получил за это по приказанию пана несколько сот палочных ударов. Сильвестр, встретившись с Свяцким на дороге недалеко от Могилева, стал выговаривать ему за поступок с священником; тогда Свяцкий вместо ответа вынул саблю и нанес епископу две раны в руку. Священников привязывали к четырем кольям и били до тех пор, пока закричат, что согласны на унию; пан поедет на лошади, а священника прицепит веревкою и гонит три версты пешком. Бискуп виленский под смертною казнью запретил строить вновь православные церкви.

Получивши это донесение, Петр написал королю: «Единственный способ для пресечения жалоб духовных и мирских людей греческого исповедания, для освидетельствования обид и для получения за них удовлетворения – это немедленное назначение комиссии, членами которой должны быть и наши комиссары, и уже нами назначен для этого переводчик при посольстве в Варшаве Игнатий Рудаковский и с ним один монах из Заиконоспасского монастыря, учитель (Иустин Рудинский), которым мы повелели жить в Могилеве, сделать подробное исследование об обидах людям греческого исповедания и представить ко двору вашего королевского величества с требованием исправления по силе договора о вечном мире 1686 года и по их правам и привилегиям. Если же паче чаяния по этому нашему представлению и прошению удовлетворения по силе договора не воспоследует, то мы будем принуждены сами искать себе удовлетворения». Мы видели, что уже в описываемое время дело о православных русских соединялось с делом о протестантах, притесняемых также католиками в Польше, и вопрос принимал уже характер диссидентского вопроса; мы видели, что польские протестанты уже обращались к Петру с просьбою о помощи. В описываемое время прусский двор обратился к русскому императору с просьбою заступиться за евангеликов, гонимых в Польше.