Дядя будущего главнокомандующего на Кавказе, Егор Павлович Цицианов, подполковник лейб-гвардии Преображенского полка, был довольно известным в свое время литератором, автором стихотворений «В день рождения Филлиды» (1791) и «Сирота», ряда рассказов-анекдотов, а также перевода басни «Смерть горлицы» (с французского языка)[20].

Вся Москва знала князя Дмитрия Евсеевича Цицианова (1747—1835) — острослова, «русского Мюнхгаузена», одного из основателей и старшину Московского Английского клуба. Его сестра, княжна Екатерина Евсеевна Цицианова, в замужестве Лорер (около 1760 — до 1825) — мать декабриста Н.И. Лорера. Заметной фигурой в военной элите был Дмитрий Иванович Цицианов (1800—1851), племянник П.Д. и М.Д. Цициановых, офицер гвардейского Генерального штаба, состоявший по особым поручениям при Главном директоре кадетских корпусов великом князе Михаиле Павловиче. С 1832 года он служил правителем дел Военной академии, а затем, в чине полковника, был старшим адъютантом дежурного генерала Главного штаба. В 1842 году по неизвестным причинам был «переименован» в действительные статские советники и до своей отставки в 1850 году состоял при военном министре. Его брат — князь Павел Иванович Цицианов — офицер гвардии, был связан с декабристами, находился под следствием, но освобожден без наказания. Среди других известных родственников нашего героя — князь Дмитрий Иванович Цицианов, литератор, автор «Настоящего Ревизора», продолжения знаменитой комедии Н.В. Гоголя (СПб., 1836), написанной «по распоряжению Николая I как продолжение скандально нашумевшей пьесы, где власти искореняют описанные нарушения и наказывают прохвостов»[21], а также князь Георгий Иванович Цицианов (1834—1897), генерал-майор, участник Крымской войны и Русско-турецкой войны 1877—1878 годов[22].

Род князей Цициановых был записан в V часть родословных книг Тифлисской и Московской губерний. Герб высочайше утвержден императором Павлом I 22 октября 1800 года (по ходатайству русской ветви этого рода) и внесен в Участь «Общего гербовника дворянских родов Всероссийской империи» (Отдел 1. № 7)[23]. Он представляет собой щит, рассеченный на четыре части. В первой из них на лазоревом поле, диагонально от правого верхнего к левому нижнему углу, изображено свернутое красное знамя и над ним скачущий на белом коне воин в латах с поднятым копьем. Во второй части гербового щита изображен на золотом поле щит. В третьей части в золотом поле помещена диагонально, в том же направлении, что и знамя, лазоревая полоса, посреди которой латинская литера S. В четвертой части на лазоревом поле изображен золотой рог изобилия, опущенный вниз отверстием, из которого сыплются цветы. Гербовый щит помещен на развернутой княжеской мантии и увенчан княжеской короной Российской империи.

За исключением тех редких случаев, когда человек уже с младых лет заметно выделяется из своего окружения какими-то особыми талантами или поступками, исторические источники дают о нем довольно скудную информацию. Пока прославленный генерал был никому не известным капитаном, мало кому приходило в голову записывать для потомков его слова или действия. Если к тому же до следующих поколений не доходят письма или дневники этого человека, то ситуация становится прямо-таки критической. Однако отсутствие документов, касающихся конкретного лица, не исключает возможности создания исторического портрета. Сугубо личные черты и уникальные особенности характера действительно проявляются ярче всего в рукописях самого персонажа, а также в служебных документах, им самим созданных. Но каждый человек во многом «состоит из своей эпохи» — из ее представлений о времени и пространстве, из этических норм, из эстетических взглядов, из бытового уклада, из предрассудков и т. д. и т. п. Поэтому знание о социокультурной среде, в которой находился человек, является знанием и о нем самом. До назначения главнокомандующим в Грузии Павел Дмитриевич Цицианов был одним из тысяч офицеров и сотен генералов российской армии, ковавших победы в войнах империи, служивших не за страх, а за совесть, но так и не выслуживших себе места в первом ряду отечественного военного пантеона. Прямых свидетельств о его службе в 1770—1790 годах немного, и потому его портрет этой поры — часть общей картины военного мира Екатерининской поры.

Но представлять нашего героя чем-то совсем «среднестатистическим» было бы совершенно несправедливо. Прежде всего, помимо принадлежности к древнему грузинскому роду, бросается в глаза его высокое образование. Первая печатная работа вышла в свет, когда будущему герою Кавказа исполнилось всего одиннадцать лет! Типография Московского университета выпустила переведенный им вместе с дядей Е.П. Цициановым с французского языка сборник высказываний некоего (очевидно, вымышленного) индийского мудреца. Егор и Павел Цициановы предварили перевод следующим вступлением:

«Благосклонный читатель! Великая сила, простота и чистота нравоучения является в сем древнем монументе премудрости восточной. А столь большего еще достойно удивления, что не только среди жестоких и ревнительнейших идолопоклонников, но и в архиве самого первейшего Ламы найдена сия редкая вещь. Учение поведения такого, которое святейшим правилам жизни и разумному мнению о Боге не противоречит: но больше согласуется и утверждает притом в красноречии первого, по философии славного и в сенаторах римских почтенного мужа речь: что нет такого дикого и грубого народа на свете, который не знал бы, что Бог есть. Что содержание книги сей драгоценно, полезно и нужно, то видно довольно из сказанного, почему мнится и в переводе труд не тщетный; а остается только просить вас, чтоб погрешности, если какие найдутся, извинить молодостью нашей и что сие есть первый опыт нашего во французском языке знания. Впрочем, желаем тебе, благосклонный читатель, при всяком благополучии наслаждаться плодами разумного и доброго поведения»[24].

На обложке экземпляра, хранящегося в Российской национальной библиотеке, имеется любопытная пометка: «Читал сию книгу Белозерский 2-й гильдии купеческий сын Яков Васильев Шимов ноября 20-го 1863 [года] и скажу, что в старину сочиняли книги не глупцы, а едва ли не поумнее нынешних». Как видим, наш герой не только хорошо владел французским и русским языками, но и проявлял интерес к философии, изучение которой плохо вяжется с привычным образом дворянского недоросля середины XVIII столетия!

Нет возможности определить, в какой степени генерал Цицианов сам руководствовался в своей жизни теми наставлениями, которые он прочитал и счел нужным передать современникам, когда еще только числился на военной службе. «Тень познания делает из разума человеческого как бы сон; он видит как во тьме и обманывается, — писал индийский мудрец. — Но премудрость божья есть как светило небесное; он не рассуждает, а его разум есть источник правды. Нескромный не обуздывает своего языка: он говорит наудачу и впадает как в сети от глупости своего разговору как человек, который с разбегу раздернувши завесу, может впасть в ров скрытый за нею; так равное приключение бывает тому, кто делает нечто, не рассудив о следствиях того. Слушай гласа рассуждения. Сии слова суть самой премудрости, и сии стези доведут тебя до намеренного предмета. Понеже прошедшее совершенно безвозвратно и ты не уверен видеть будущее: то не остается тебе, тленный человек, как только в пользу употребить настоящее, не жалуясь на время, которое прошло, ниже надеясь на будущее. Язвительная шутка бывает ядом дружбы; тот, кто не умеет укротить своего языка, должен себе ожидать великой досады. Упражняйся в своих собственных делах, а правление государственное оставь тем, на которых положено. Как верблюд сносит труд, зной, голод и жажду, проходя пустынями песчаными не ослабевая, так смелость человека сильного подкрепляет во всех его опасностях. Не говори себе: если б я был богат и силен или имел свободное время, то был бы я счастлив; знай, что всякое из сих преимуществ имеет свои неспособности для тех, кои ими владеют. Страх рождает несчастье, но тот, который отважится, помогает сам себе. Не делай ничего в гневе. На что пускаться в море во время жестокой бури? Мешай милости с выговорами и рассуждение с властью и так твои увещевания убедят его сердце и его должность к тебе сделается весельем»[25]. Забегая вперед скажем, что некоторых правил наш герой придерживался, а о некоторых явно позабыл.