Тут на берегу появился совершенно запыхавшийся человек.

— Вы пытались его убить?

Бирвитц взорвался:

— Это он намеревался размозжить мне голову веслом!

— Все равно. Вы не имели права…

Он не закончил, так как к месту происшествия уже спешило двое полицейских в форме.

Человек на траве не шевелился.

Бирвитц вошел в кабинет Нанна в пять часов, взвинченный до предела, но теперь не только из-за Мэг. Нанн был один. Ему никто не дал бы меньше его 60 лет. Седые волосы сильно поредели, лицо было морщинистым и усталым. Обычно он казался весьма добродушным и благожелательным, но на сей раз Бирвитц увидел сурового неприступного начальника.

— Вы посылали за мной, сэр?

— Да, Бирвитц.

Нанн, казалось, старался разглядеть в своем подчиненном нечто такое, о существовании чего он раньше не догадывался. Никто не усомнился, какие чувства его обуревают.

— Слышали ли вы, в каком состоянии находится человек, на которого вы сегодня напали?

— «Напал» — не то слово, сэр, которое я бы употребил.

— Зато это то слово, которое употребят многие другие, — заявил Нанн. — Этот человек находится в больнице, положение у него крайне тяжелое.

Бирвитц в ужасе подумал: «Господи, что же я натворил!»

— У меня и в мыслях не было, что я его так сильно ударил.

— Вы же его избили до потери сознания.

— Полагаю, сэр, вы читали мой рапорт? Он первый напал на меня с веслом.

— Рапорт я читал, но, кроме него, читал и показания трех свидетелей. Двое из них — наши люди, третий — местный репортер, привлеченный звуком свистка. Все говорят одно и то же: вплоть до того момента, как вы вытащили человека на берег, вы действовали в лучших традициях полиции… Вы знаете этого человека?

— Нет, сэр.

— Вы его когда-либо встречали?

— Нет, сэр.

— Вы видели, как он напал на полицейского констебля Смита?

— Я видел Смита, лежащего без сознания, сэр. Как он себя чувствует?

— Еще не вполне очухался от контузии, полученной от удара затылком об угол стены при падении, когда его сбили с ног. Бирвитц, я хочу знать, почему вы хотели убить этого типа?

— Это неверно, сэр.

— Если вас больше устраивает другая формулировка, почему вы так яростно набросились на этого человека?

— Потому что он напал на Смита, и я даже не знал, жив ли тот, а потом он пытался ударить меня.

— И это единственная причина?

— Да, сэр.

— Понятно, — сказал Нанн. — Помолчав, он сурово продолжал: — Когда в печати появятся отчеты об этом происшествии, лавров у полиции не добавится. Полагаю, что вы сами это великолепно понимаете. Репортер из местной газеты послал корреспонденцию в центральные газеты, где изобразил ваше поведение как беспримерно жестокое нападение на беззащитного человека. За последнее время слишком много было сообщений о зверствах полиции, ну а это, пожалуй, будет наиболее убедительным. И рикошетом отзовется на всех полицейских Англии, ибо они потеряют уважение своих сограждан.

Бирвитц молчал.

— Нечего сказать? — рявкнул Нанн.

— Очень сожалею, сэр, что вы так отреагировали на данное дело. Совершенно очевидно, что вы меня уже осудили. А если так, какой смысл оправдываться?

— Уж не воображаете ли вы, что отделаетесь легким порицанием?

— Нет, сэр.

— Не пойму, какой бес в вас вселился. Вы же были одним из самых моих лучших работников!

Отодвинув назад стул, он вскочил, сжимая кулаки:

— Что случилось, Бирвитц? Какая муха вас укусила? Если вас что-то гнетет, скажите мне. Может быть, я сумею помочь?

— Нет, сэр. Ничего нет.

— Прекрасно, — сказал Нанн, и его голос и манеры сразу стали холодными и формальными.

— Вы отстранены от работы вплоть до особого распоряжения. Будет проведено дисциплинарное расследование, на которое вас пригласят. Если не последует других указаний из Ярда, пока вы еще будете получать жалованье.

Бирвитц в отчаянии подумал: «Паршивый дурак, безмозглый паршивый дурак!»

Желание закричать, прилив крови к голове, то, как сжались его кулаки, — все это было точным повторением той реакции, когда он напал на человека в лодке. Бирвитц заметил тень тревоги в глазах Нанна, рука старика даже потянулась к звонку. Но он на него не нажал.

— Вы поняли, Бирвитц?

Он ответил деревянным голосом:

— Да, сэр.

Про себя же подумал: «Меня выгонят… выгонят из полиции.»

Нанн отвел руку от звонка.

— Хорошо, можете идти!

Бирвитц по-военному повернулся на каблуках. Сделав три шага к двери, он подумал, что никого не хочет видеть в управлении… Он боялся, что не сумеет совладать с собой. Ненормальный идиот!

Повернув ко второй двери, выходящей в коридор, не заботясь о том, что подумает о нем Нанн, Бирвитц выскочил из кабинета. Никого не было видно. Его шаги гулко зазвучали по полу. Он распахнул стеклянную дверь на половину патрульной службы. Молодой констебль, выходивший из какой-то комнаты, остановился у порога и удивленно захлопал глазами. Бирвитц же чуть не бегом спустился по лестнице. Сержант, дежуривший в помещении для задержанных, находился на своем посту.

— Добрый ве… — начал было он, но не успел договорить, потому что Бирвитц вихрем пролетел мимо него и выскочил на улицу.

Справа находился служебный двор, где стоял его мотоцикл.

Он повернул налево.

Двое мужчин, один старый, второй очень молодой, как будто вышли из стены рядом с ним.

— Мистер Бирвитц?

— Детектив-констебль Бирвитц, не могли бы вы уделить нам минуту? Мы представляем объединенное агентство «Новости» и хотим…

Бирвитц диковато взглянул на них и ускорил шаги, стараясь как можно скорее скрыться. Его подмывало вообще побежать, но он с большим трудом удержался. ЕГО ПРОГНАЛИ. Нанн может называть это «временным отстранением от работы», может называть, как угодно, но это было концом всех его надежд, его честолюбивых стремлений… Прогнали…

«Будет проведено дисциплинарное расследование, на которое вас пригласят»…

Он завернул за угол и сразу же раздался гудок автомобиля, когда он, не разбирая дороги, выскочил на проезжую часть.

Перейдя на другую сторону, он пошел к реке, подальше от Хай-стрит, он навязчивых нечутких людей.

Он шагал и шагал, испытывая почти физическую боль от только что прозвучавших слов Нанна.

И только около семи часов, дойдя до того места на Темзе, где стояли новенькие бунгало, он вспомнил о Мэг.

Мэг Бирвитц подумала: «Как бы я хотела, чтобы он уже пришел»…

Был десятый час, всюду давно уже горело электричество. Обычно она воспринимала такие поздние приходы мужа как нечто само собою разумеющееся, иной раз даже не замечая, что уже наступил вечер, чем-то занимаясь по дому, читая, сидя перед телевизором, хотя она предпочитала первой услышать шаги своего Витци.

Сегодня у нее было совсем другое настроение из-за того, что случилось утром и днем. Она впервые видела, чтобы Витци так сбегал. А потом, припомнив несколько других мелочей, она пришла к выводу, что он вообще был не в себе. Вот уже несколько дней она замечала его напряженность, но объясняла ее почти фанатичной преданностью работе. Он был рабом своего дела. Но раньше или позднее, думала она, Витци поостынет. Самое примечательное, что он ничего ей не рассказал про Мэнни Томпсона. Она услышала об этом по радио.

Не это ли его расстроило?

Чтобы еще ухудшить положение вещей, он даже не позвонил ей о том, что запоздает, а она не припоминала ни одного такого случая невнимательности. Она его частенько в этом отношении поддразнивала: он-де мол принимает всяческие меры, чтобы его ужин не остыл. На ужин сегодня был запеченый морской язык, приготовить его было недолго.

Сама она «перехватила» днем кофе с сырными палочками, и теперь ей страшно хотелось есть, поужинать по-настоящему. Она бы давно позвонила к нему на работу, но ей не хотелось, чтобы Витци решил, что она поднимает шум по пустякам. Однако в половине десятого ее терпение лопнуло, и она пошла к телефону.