Федор тоже посмотрел, но ничего особенного не увидел, кроме сияющей в отдалении в небе вывески «BMW — символ счастья».

Потом другой сказал:

— Как же мы туда залезем?

Шнырь понял, что эти люди хотят залезть куда-то высоко, не исключено — на одну из крыш. И сразу сообразил, что надо делать.

— Извините, что вмешиваюсь, — вежливо сказал Шнырь. — Вас, кажется интересует вот этот дом?

У него была счастливая внешность — через минуту после знакомства вам казалось, что вы где-то с ним уже встречались.

— Нет-нет, нас интересует вон тот дом, — вежливо показал рукой профессор.

— Понимаю, — сказал Шнырь. — Лучше всего попасть туда вон из того здания, видите. Оно совершенно заброшено, уверяю вас. Я это знаю доподлинно.

— Странно, — сказал Сева. — Кажется, ваше заброшенное здание не примыкает к тому дому, который нам нужен.

— Примыкает, примыкает, поверьте. Просто отсюда этого не видно. Сначала вы переберетесь вон на то здание, потом подниметесь вон на ту крышу, а оттуда легко попадете в нужное вам место.

— Спасибо за совет, — поблагодарил профессор.

— Может, оставим чемоданчик в машине? — предложил Марлен Филиппович. — Нам еще ящик с инструментами тащить!

— Действительно, — сказал Сева. — Почему бы нет?

— Вы что! — запротестовал Костик. — Один из самых надежных способов избавиться от какой-нибудь вещи — оставить ее ночью в машине на пустынной улице. — Я готов лично нести чемоданчик.

— А двое пожилых уважаемых людей будут надрываться и тащить лестницу? — возразил Сева.

— Ладно, не волнуйтесь, я понесу чемоданчик, — сказал профессор. — А вы берите лестницу. Вперед, друзья мои!

Сева и Костик подняли на плечи лестницу.

— И не тяжело вам, господа ученые-моченые, такую тяжесть таскать? — заметил при этом Сева.

— Она у нас немецкая, прочная, одиннадцать метров длиной, — сказал профессор. — Обычно мы носим ее втроем, в нашей команде есть еще доцент Фирдан Табатабаев, но он на днях избит по национальным причинам.

— М-да, научная жизнь, я гляжу, сильно изменилась, — заметил Сева.

— Кстати, дыра в заборе вон там, за углом, — вторгся в их беседу Федор Шашко, он же Шнырь.

Еще раз поблагодарив этого милого и внимательного человека, Сева, Костик, профессор Потапов и Филипп Марленович направились вдоль обклеенного афишами забора мимо многозначительных физиономий раскрученного певца, глядящего на них и на весь мир сквозь темные очки.

Когда вся компания приблизилась к нужной дыре в заборе, у Чикильдеева снова зазвонил телефон.

— Это Катя! — радостно воскликнул он, но тут же его голос наполнился смятением: — Это Катина мама! Что я ей скажу?

Тем не менее, он бодро отозвался в телефон:

— Здравствуйте, Зоя Андреевна!

— Сева, что происходит? — услышал он. — Не могу дозвониться до Кати. Со мной связался дядя Миша и очень удивлялся, почему вы к нему не приехали.

— Мы не могли, Зоя Андреевна. Так получилось. Я потом вам все объясню.

— А как же работа, которую дядя Миша тебе подыскал?

— Я нашел более захватывающее занятие, честное слово!

Очевидно, возбужденный голос Чикильдеева подсказал Зое Андреевне, что зять говорит правду.

— Хорошо, потом расскажешь. А анальгин ты купил?

— Купил! Купил! — еще более вдохновенно соврал Сева.

Завершив разговор, он растерянно посмотрел на своих спутников:

— Не смог сказать ей правду. Теперь мы просто обязаны спасти Катю!

— Мы это сделаем! — заверил профессор Потапов.

После того, как лестницу протащили сквозь дыру, в руках у Филиппа Марленовича и профессора вспыхнули желтые лучи фонарей. Дом был заброшенный, хоть и почти достроенный. Застройщик то ли сбежал с деньгами пайщиков, то ли кому-то не угодил, то ли банально сел в тюрьму. Причины, по которым сиротеют в Москве дома, разнообразны. Спасатели Кати вошли в проем двери, заполненный тьмой и не очень приятными запахами. Лучи фонарей нащупали идущие наверх ступени; под ногами громко хрустел мусор.

— Руина рыночной цивилизации, — прокомментировал Филипп Марленович.

— А ведь местечко могло быть раем! — вздохнул Костик, вспомнив свою конуру в пятиэтажке.

— Мечты о рае — буржуазная роскошь! — оборвал эти вздохи Филипп Марленович. — Лучше смотрите по сторонам, чтобы не заблудиться в этом раю!

— Географию и топографию нужно уважать, — тут же отозвался Костик. — У меня одна знакомая, Зоя Кукушкина, вышла замуж за иностранца, и была счастлива, что едет за границу, пока не выяснилось, что она перепутала Монако с Бамако.

— Послушайте, — сказал Сева, — обстановка тут какая-то стремная. А если что-то произойдет?

— Мы и не в таких местах лазили — и ничего, — отозвался Филипп Марленович.

— Действительно, — вмешался Костик, — давайте хотя бы обменяемся номерами мобильных телефонов на всякий случай. Вот вы, профессор, какой у вас номер?

— Никакой, — гордо сказал Аркадий Марксович, а Филипп Марленович присовокупил:

— Мы, знаете ли, не позволяем облучать свои мозги и кошельки.

— А я поддерживаю предложение, — сказал Сева. Давайте обменяемся номерами. Если потеряемся в этом лабиринте, то сможем связаться.

— Прекрасная мысль! — поддержал Костик. — Правда, на технику не всегда можно надеяться. Сестра одного моего знакомого, Сережи Ведьмеденко, приехала к нему на дачу, пошла на лыжах в лес и заблудилась. Тогда она позвонила ему по мобильнику и спрашивает: «Сережа, где я?».

За время очередного Костикова рассказа вся компания гуськом поднялась до третьего этажа — и остановилась, потому что темнота оказалась заселенной: в круге света профессорского фонаря вдруг возникла старуха бомжеватого вида с рыхлым лицом и огромными ноздрями. Старуха ловко вязала что-то спицами. Появление людей с фонарями совсем не обеспокоило ее, она только прищурила один глаз.

— Здравствуйте, — сказал профессор. — Извините за неожиданный визит. Надеюсь, мы здесь никому не причиним неудобства?

Старуха в ответ не проронила ни слова и продолжала вязать, но незажмуренный глаз при этом внимательно разглядывал пришельцев.

Не докучая больше этому неразговорчивому существу, компания проследовала мимо на следующие этажи. Когда они через два этажа остановились передохнуть, Костик с беспокойством сказал:

— Эта старуха похожа на пограничный столб.

— На что? — спросил Сева.

— На пограничный столб, обозначающий чужие владения.

— Бабулька-то эта? — с сомнением произнес Сева. — Это же просто какая-то престарелая хиппи!

— Бросьте! — сказал Костик. — Хиппи могут существовать только в теплом климате с высоким уровнем жизни и твердо исполняемыми законами. В других обществах они тут же превращаются в бомжей или разбойников.

В этот момент откуда-то снизу донесся тихий свист.

— А вот это мне уже совсем не нравится, — сказал Костик.

— Да не надо так волноваться! Все нормально, ничего не случится! — успокоил Сева.

Если вы любите смотреть кино, то, конечно, знаете, что после того, как произнесены подобные слова, надо ждать совсем обратного. И действительно, темноту наполнили шуршание шагов и невнятные голоса.

— Боюсь, что это какой-нибудь плебс, обитающий в этих местах, — обеспокоился на сей раз профессор. — Отвратительный и жестокий, как в средневековом Константинополе!

— Не плебс, а пролетариат, — поправил Филипп Марленович.

— Нет уж, на сей раз боюсь, что плебс!

Шум приближался, поднимаясь по лестнице. Компания ускорила шаги, но скоро стало понятно, что оторваться от преследователей не удастся. Тем более, что и бежать-то было некуда.

— Мы на последнем этаже! — сообщил профессор, панически шаря вокруг лучом фонаря. — Дальше только голая крыша!

Беглецы вбежали в лабиринт из недостроенных перегородок и штабелей кирпича, ища путь к спасению.

— Человек, которого мы встретили внизу, сказал, что этот дом примыкает к другому, — напомнил Сева.

— Да, вон в той стороне! — сориентировался профессор.