— Пусть будет так, как ты говоришь. Но пока я жив, будет существовать и Рязанское княжество.

— Странный ты человек, Олег Иванович. И нижегородские князья, и тверской Михаил даже во сне мечтают завладеть Владимирским великим княжением. Почему же его не добиваешься ты?

— Зачем оно мне? — Ответил Олег вопросом на вопрос.

— Не пойму я тебя, Олег. — Признался московский князь и тут же добавил. — Наверное, за то и люб ты мне, что не могу понять тебя.

Несмотря на то, что Дмитрию приходилось воевать с Олегом Ивановичем, этот князь у него всегда вызывал восхищение своей недюжинной энергией, жизнерадостностью, бесстрашием, решительностью, стремлением сохранить в целостности свою Рязань, не требуя при этом ни пяди чужой земли. При желании Олег Иванович мог бы получить и Владимирское великое княжение. Уж кому-кому, а ему, как союзнику, Мамай уступил бы этот титул. Но гордый рязанский князь, если б даже и желал этого титула, не принял бы его из рук татарского владыки. Олег ненавидел восточных завоевателей за то, что они погубили древнее величие и могущество Рязани, соперничавшей с Великим Новгородом и Киевом, когда Москвы не было и в помине.

Вся жизнь Олега прошла в борьбе за возрождение Рязани, первой из русских городов, разрушенной Батыем. Выполнять эту задачу Олегу Ивановичу приходилось в труднейших условиях, ибо Рязань находилась на литовско-московско-ордынском пограничье. Имея таких могучих и беспокойных соседей, Олегу приходилось прилагать немало усилий для того, чтобы сохранить независимым свое маленькое княжество. Не проходило и года, чтобы князья, темники, беки не вторгались на территорию владений Олега, неся разрушение и смерть.

Самым ненавистным соседом была, конечно же, Орда. Летом 1377 года Рязань разграбил ордынский хан Арабшах. В следующем году рязанская дружина в составе московского ополчения разбила на Воже темника Бегича, и опять же несчастное Олегово княжество дорого расплатилось за эту победу. Узнав о поражении своего полководца, Мамай собрал войско и повел его на Русь. Он разграбил и сжег Переяславль-Рязанский, владыка которого едва успел бежать за Оку. И вот теперь у границ рязанского княжества стоит новое ордынское войско, такое огромное, каких Орда не собирала со времен Батыя и Чингисхана. Чтобы спасти свою землю, Олег вступил в союз с Мамаем. Но он понимал, что такой союз не может уберечь Рязань от татарского своеволия, ибо Орда всегда считала Русь своей пленницей, не разбирая голов покорных и непокорных. Даже в самые мирные времена татарские разбойничьи шайки в поисках добычи бродили по рязанской земле. И поэтому мы видим Олега в Москве, тайно от всех, даже от собственных бояр.

— Да, вот еще, — вспомнил Дмитрий, — все собираюсь тебя спросить. Почему на перстне, по которому я узнаю тебя или твоих гонцов, отчеканено слово "Святослав"?

— Много сотен лет назад киевский князь Святослав Игоревич отправился в поход на Хазарию. Не знаю, богу иль судьбе было угодно, чтобы он остановил на ночлег свое уставшее войско на том месте, где ныне стоит Рязань. Местность понравилась князю, и он велел поставить здесь град. Имя основателя Рязани и выбито на этом перстне.

На некоторое время в комнате воцарилась тишина. Все уже было сказано, и Дмитрий с Олегом разом замолчали, ибо оба не любили пустую болтовню. Наконец Дмитрий, почувствовавший как хозяин некоторую неловкость за затянувшееся молчание, спросил рязанского князя:

— Ты останешься у меня переночевать?

— Нет. Надо ехать в Рязань — там теперь неспокойно. У границ княжества стоит Мамай, бояре бунтуют, требуют новых владений, а ты, Дмитрий, не желаешь вернуть Лопасню. На дорогах рязанских развелось тьма лихих людей, торговый люд все чаще обходит мой город стороною, а жители сел целыми толпами бегут в глубь Русской земли. Вот такие у меня дела. — Печально улыбнулся Олег. — Ну что ж, бывай здоровым, Дмитрий.

— Будь здоров и ты, — ответил московский князь.

Уже в дверях Олег Иванович обернулся и как бы невзначай бросил:

— Торопись, Дмитрий, помни наш уговор — ты должен встретить Мамая за пределами рязанской земли. Мое княжество всегда принимает на себя первый удар. Два года назад Рязань была сожжена Мамаем чуть ли не дотла. Если Рязань будет разорена и на этот раз, меня уничтожат свои же бояре. Так и знай, Дмитрий Иванович, если Мамай перейдет границу Рязанского княжества, я присоединюсь с войском к нему.

Наступил последний месяц лета 1380 года. После целой полосы проливных дождей августовское солнце засияло с новой силой. Несмотря на невыносимую жару, в Москве царило непривычное для этой поры оживление. Улицы города были запружены толпами народа. Через московские ворота в обоих направлениях двигались одинокие всадники и целые отряды воинов, телеги, груженные провиантом, и пешие крестьяне с котомками. Невообразимый грохот, заглушавший все остальные звуки, стоял в Зарядье. Обливаясь потом, московские кузнецы ковали мечи, боевые топоры, булавы, наконечники копий и стрел, шлемы; из сотен мелких колец собирали кольчуги. Даже ночью не смолкал монотонный звон ударов молотка по наковальне. День и ночь трудились портные, обувщики и прочий работный люд Москвы.

Такая же необычная суета наблюдалась и в великокняжеских палатах. С утра до позднего вечера Дмитрий Иванович проводил время в окружении своих ближайших советников: Владимира Андреевича серпуховского, Дмитрия Волынского-Боброка, Андрея Кобылы и прочих бояр.

Какие только люди не посещали великокняжеские хоромы в эти дни: купцы и бояре, князья и воины, крестьяне и монахи. Долгие беседы вел московский князь с гостями-сурожанами — купцами, торговавшими с южными странами и Ордой. Безотлагательно принимались и выслушивались священники из православной епископии в Сарае — столице Золотой Орды. Дмитрия Ивановича интересовало все, что происходило во владениях Мамая: чем жила Золотая Орда, каково ее войско, города, население и даже какие цены на товары. Здесь же сидели многоумные дьяки — одни записывали рассказы гостей, другие строчили ладным почерком призывные грамоты Дмитрия Ивановича. Сведущий в посольских делах Андрей Кобыла проверял написанное, навешивал на грамоты великокняжескую печать с изображением барса или воина с копьем. И спешили из ворот Москвы гонцы на быстрых конях по всем русским землям, разнося кому приказ, кому просьбу московского князя.

Иногда Дмитрий, увидев признаки озабоченности на челе боярина, ведавшего посольскими делами, спрашивал:

— Ну, что еще там у тебя, Андрей?

— К тверскому князю слать гонца?

— Шли, теперь не только судьба Москвы решается, но всей земли русской. Присоединится наш давний соперник — хорошо, не присоединится — без него обойдемся.

В один из дней, заполненных ставшей уже привычной суетой, к московскому князю явился незваный гость — посол от Мамая. Слуга, доложивший Дмитрию Ивановичу о визите татарина, долго ждал его решения.

— Ладно, зови его сюда, — махнул рукой князь.

Вскоре вошел татарин. Вид его не выражал той уверенности, и даже наглости прежних золотоордынских послов на Руси. Вошел он, скорее даже, нерешительно.

— Что скажешь, посол? — Встретил Дмитрий татарина вопросом.

— Великий эмир желает знать: намерен ли ты платить Орде дань, установленную для Руси во времена Узбека?

— А если я откажусь платить?

— Тогда великий эмир объявит тебе войну. — Видя, что Дмитрий не торопится с ответом, посол спросил: — Каков будет твой ответ, князь?

— Ответ великому эмиру я передам через своего посла. А ты отправляйся в обратный путь, все необходимое в дорогу получишь завтра.

Посол вышел, а Дмитрий тотчас же кликнул слугу и приказал ему:

— Боярина Тютчева ко мне немедленно.

Боярин не замедлил явиться. Казалось, он, как впрочем, и все остальные в Москве, только и ждал, что в любое мгновение может понадобиться Дмитрию Ивановичу.

— Здорово, Захарий, — поприветствовал великий князь вошедшего Тютчева. — Дело у меня к тебе важное. Приехал татарский посол…