Луч коснулся берега черты,

Мы узнали, что над батареей

Флаг победы нашей поднял ты.

РАЗГОВОР НА БАКЕ

Удар волны тяжел и кос,

Волны похолодевшей, синей,

Форштевень свой над ней занес

Вперед стремящийся эсминец.

Ветрами вымытый простор

Пропах морскою солью горькой;

На баке отдых, разговор,

Курчавится дымок махорки.

«Ты видишь, парень, тот утес,

Что с нами лег сейчас на траверз,

Лежит и спит под ним матрос,

С которым были мы на «Славе».

Ты политграмоту учил,

38

Читал про сизый дым сражений,

Как шли на Питер палачи,

Которых вел палач Юденич.

Бушлаты жестче, чем кора,

На них соленый ветер падал,

Мы покидали наш корабль,

Бойцы десантного отряда.

Ломали пули весла нам,

Выл ветер над волною свежей,

Но нам доверила страна

Хранить морское побережье.

Вон там, где буйствует прибой,

Один удерживая роту,

Поникнул русой головой

Товарищ мой за пулеметом.

Мы не умели отступать

И гнали прочь врага с Отчизны,

И здесь земли любая пядь

Отмечена матросской жизнью.

Товарищ, помни и смотри

Туда, где смелый спит под глыбой,

И никому не говори,

Что боцмана слеза прошибла».

МЫ ИЗ КРОНШТАДТА

Так вот эта хмурая осень,

Уже отдающая верпы

В Кронштадта гранитную гавань,

Где грозно спят корабли.

Отмечены склянками восемь,

Скуп хлеб, раздéленный шкертом.

Эскадрам чужим не плавать

У берега нашей земли!

Ну да, мы мальчишками были,

39

Когда подходил Юденич,

Британских эсминцев пушки

Грозили тебе, Кронштадт;

Но наши отцы служили,

Вели корабли на сближенье,

И запах штормов ревущих

Отцовский впитал бушлат.

Товарищ, ты видишь эту

Сухую полынь и скалы,

Гремящую воду ниже

И связанных моряков,

Ты слышишь взнесенную ветром

Последнюю речь комиссара

И раздающийся ближе

Отчетливый лязг штыков.

Республика! Мы окрепли,

Пришли на твои границы

Счастливые, гордые честью

Быть посланными на флот.

Пускай нас штормами треплет,

Но в море идут эсминцы,

И вахты стоят на месте,

Когда засвистят в поход.

40

СТАРЫЕ КОРАБЛИ

ПАМЯТНИК

Над темным гранитом андреевский флаг,

Заржавленный, тяжкий, чугунный,

И буквы на меди: «Такого числа...

Погибли в далеких бурунах...»

И крупная вязь родовитых имен,

Отмеченных рангом, чеканна:

«Мусатов, Черкасский, барон Деливрон,

Отец-командир Селиванов».

А дальше... товарищ, яснее смотри,

Как смотрим мы в моря пучины,

На цифру чуть стертую: «...семьдесят три

Служителя нижнего чина».

О них не написано больше нигде,

Их имя «ты, господи, веси».

Они погибали в огне и воде

За благо владельцев поместий.

Пусть примут баронов к себе небеса,

Туда им дорога прямая,

Но память о тех, кто крепил паруса,

Доныне горит, не сгорая.

За тех, кто тогда бунтовал на судах,

Кого волочили под килем,

За тех, что срывали андреевский флаг

И в море драконов топили,

Мы мичманки сняли. Балтийской зари

Бледнеет румянец кирпичный,

И цифры неясные «семьдесят три»

На клиппере русском «Опричник».

41

НА РЕЙДЕ МУЗЕЯ

Музей - как порт, где вымпел алый

На мачтах старых кораблей.

Летят «Потемкина» причалы

На берег памяти моей.

В витрину вкованный глазами,

Шагаю сердцем в Пятый год.

Кильватером выходит в память

Восставший Черноморский флот.

Всплывают солнечные косы

Одесских близких берегов,

Уже сплеча за борт матросы

Отправили офицерóв.

Бьет море в каменные молы,

Тяжел орудий медный гром,

И занесен удар тяжелый

Над восстающим кораблем.

Над морем стынущим бледнеет

Скупая мартовская рань.

Я вижу вымпелы, и реи,

И плоский остров Березань.

Рассвет струится кровью в воду,

Столбы на уровне плечей;

Матросы гибнут за свободу

От злобной пули палачей.

Бойцы замучены в застенках,

Но память славная велит

Бороться так, как Матюшенко,

И умирать, как умер Шмидт.

АРХАИКА

(Путешествие в Киммерию)

42

К туманным полям Киммерии далекой,

Где царство Эреба и мрак ледяной,

Направил корабль Одиссей светлоокий,

Покинув пределы Итаки родной.

С утра набегают и катятся волны

На низкий песчаный, неведомый брег,

Но вдаль Одиссей, ожидания полный,

Стремит свой корабль через бури и снег.

И древнее море стонало под килем,

На скалах играли и пели сирены,

И черные волны бросались и били

В борта корабля ослепительной пеной.

И солнце спускалось в багровом закате.

Вечерние тени в заливы легли.

И бросили камень на крепком канате

У плоского брега унылой земли.

Разложен костер, и горит, и дымится,

И тени толпятся убийства и зла,

И Улисс в туманной стране киммерийцев

Косматого черного режет козла.

43

НА МОЛАХ

* * *

Балтийский март идет на убыль,

Высок у гавани прибой,

Трепещут вымпелы яхт-клуба

Расцветки сине-золотой.

И вот весна, и над заливом,

Широким, чистым, как стекло,

Метнулось ввысь нетерпеливо

Тугое паруса крыло.

И зыбкий мир просторов синих

И дней, наполненных борьбой,

Вот в этой крепкой парусине,

Омытой солнцем и водой.

* * *

Волна взлетит от камня пылью,

На молах высохнет роса,

И вновь широкие, как крылья,

Взмахнут над морем паруса.

Взмахнут в полете ястребином

И унесут меня с собой, -

За кливера упругим клином

Уже вздымается прибой.

Еще плывут в заливе льдины,

Но шлюпку мчит через прибой

В зелено-синие равнины

Норд-ост порывистый и злой.

* * *

44

Возник он в дымчатом просторе

За стеклами вагонных рам,

Тот город, вставший возле моря,

Открытый солнцу и ветрам.

За камнем близких плоскогорий

Уже волны услышан звон,

Вдали корабль в вечернем море

Форштевнем рубит горизонт.

СЕВАСТОПОЛЬ

Солнцем выжженные горы,

Устремленный в небо тополь...

Покидаю светлый город,

Флотский город - Севастополь.

Цепь уже гремит по клюзу,

За кормой вскипает пена.

Побережия Союза

Отступают постепенно.

Всем клянусь: морской отвагой,

Славным именем курсанта -

Корабли чужого флага

Здесь не высадят десанта!

Ударяет в снасти ветер,

За морем - чужие страны.

Маяки родные светят

Нам с утесов Инкермана.

НОВОРОССИЙСК

Сквозь прибоев южных ленты

Достигает вод балтийских

Тень большого монумента

Кораблям в Новороссийске.

Виден памятник за мили

Моряков большому роду,

45

Здесь команды флот топили,

Чтоб спасти стране свободу.

Здесь вода врывалась с гулом

В трижды прорванные трюмы;

Горе сковывало скулы,

Ярость накаляла думы.

Дул суровый ветер с норда,

Но, не зря открыв кингстоны,

Корабли тонули гордо

В толще этих вод зеленых.

Мачты сумрачною тенью

Падали в седую пену,

Трепетал сигнал на стеньге:

«Смерть предпочитаю плену».

И над славною могилой,

Над волной большой и грузной,

Восстает морская сила,

Возрожденная Союзом.

Вечерами краснофлотцы

Отдыхать идут к прибою

И глядят, как влага рвется

В небо темно-голубое.

Паруса вдали и яхты,

И безмерна ширь просторов,

Охраняемая вахтой

Новых лодок и линкоров.