– А что, есть и пить мальчишкам днем не положено?

– Это еще зачем? На то вечер есть.

– Ты их так и гоняешь целый день? Без отдыха?!

– Как можно, Семхон?! Я же старый уже, тяжело мне. Вот сейчас пробегутся, потом с копьями поработают, и можно отдыхать, пока они дубинками махать будут. Я им пару новых ударов позавчера показал, пусть отрабатывают – завтра посмотрю, что у них получится.

– И на этом дневная программа будет закончена?

– Да, считай, что закончена – легкий день сегодня получается. По-настоящему завтра тренироваться начнем, а сегодня только рыбу половим да дров соберем.

– А пробежка перед сном?

– Да какая же это пробежка?! Три-то круга – смех один. Или, думаешь, побольше надо дать, а?

– Да нет, – испугался Семен, – трех вполне достаточно.

– Вот и я так думаю, – кивнул головой Медведь. – В крайнем случае, дам пару дополнительных тем, кто рыбу плохо ловить будет. Все-таки молодежь – это наше будущее, надежда и Рода, и Племени, нельзя ее обделять ни заботой, ни вниманием!

– Верно говоришь, старейшина, – поддакнул Семен. – Только, вижу я, совсем ты себя не жалеешь, не бережешь вовсе!

– А как же иначе, Семхон? – развел руками польщенный тренер. – Люди мне доверяют, не могу же я их обмануть. Бывает, и из других Родов мальчишек на учебу присылают. Только наши-то покрепче будут, чужие мрут часто.

– Ну, с этим уж ничего не поделаешь, – утешил его Семен. – Лоуринам не нужны слабые воины.

– А кому они нужны? Вождь уж который год зовет на стоянку у Желтых Скал. Соберем, говорит, всю молодежь в одно место и будешь ее учить. Только боюсь, не справиться мне с толпой-то, ведь к каждому свой подход нужен. Вот если бы Бизон помощником пошел, так отказывается он, да и Вождь его не любит – это у них смолоду. Ну-ка, ну-ка…

Вереница подростков достигла участка тропы, который хорошо просматривался из центра лагеря. Медведь прищурился, всматриваясь и запоминая, кто как бежит, чтобы вскоре воздать каждому.

Когда старейшина убыл на «обеденный перерыв», Семен остался на месте. Он смотрел, как шатающиеся от усталости подростки мутузят друг друга тяжелыми палками, обернутыми на концах несколькими слоями шкур. И чем дольше он смотрел, тем грустнее ему становилось. В голове почему-то крутились слова поэта, давно переставшего быть любимым: «И все знали одно: победить их нельзя…»

Позже он присутствовал на мероприятии, которое старейшина назвал «половить рыбу». Они перебрались через ближайшую протоку и углубились в заросли. Вскоре перед ними раскинулась еще одна протока – мелкая, но добрых полсотни метров шириной. На всем ее видимом пространстве из воды торчали плетенные из прутьев загородки. Ловушки были подобны тем, которые Семен строил на своих стоянках, но гораздо больших размеров. Кроме того, заканчивались они не корзиной-садком, которую можно вытащить вместе с рыбой, а этакими округлыми загонами, диаметром два-три метра. Рыбалка заключалась в том, что выход из загона перекрывался, внутрь залезали два-три подростка и начинали руками выхватывать из воды рыбу. Точнее – одной рукой, так как во второй каждый держал тонкую веточку-кукан, на которую насаживал добычу. Заканчивался лов, когда в загоне кончалась рыба или вода становилась совершенно мутной. Добыча – все те же ленивые караси или язи граммов по пятьсот – семьсот каждый, – будучи уже пойманной, сопротивлялась не сильно, но как парни умудрялись хватать рыбу под водой, для Семена так и осталось загадкой.

То ли Медведь и правда был человеком по натуре добрым, то ли смягчился от Семеновых комплиментов, но две связки рыбы он разрешил мальчишкам отнести в их жилище. Остальное, разумеется, пошло в общий котел – старейшинам и воинам.

– Ну, все, ребята, – сказал тренер, – будем считать, что у вас сегодня день отдыха. Разбирайте камушки: три кружочка, и можете отдыхать. Только дров на всех натаскать не забудьте, пока не стемнело, а то бабам топить утром нечем будет.

«Им-то что за забота? – мысленно усмехнулся Семен. – Им-то женщины еду не готовят, сами должны обходиться».

– Вас небось покруче учили? – поинтересовался Медведь у Семена, когда парни скрылись за перегибом склона.

– Да так же, – пожал плечами Семен. – Только я многое забыл. Но точно помню, что нас еще и плавать заставляли.

– Да, я видел – ты умеешь. А зачем это?

– Ну, как же, – слегка растерялся Семен, – а если на пути река большая, а надо на ту сторону? А если брод далеко или вообще неизвестно где? Или, скажем, вода поднялась – никак не перейти? Когда умеешь – никаких проблем: переплыл и дальше пошел. Плыть-то и с одной рукой можно, а второй лук со стрелами над головой держать.

– Интересные вещи ты рассказываешь, Семхон… Переплыл, значит, и дальше пошел? Ни плота, значит, ни брода не надо… А ведь из наших никто не умеет… Слушай, покажи, а? Может, и у меня получится?

– Да куда ж тебе учиться, Медведь?! – подначил его Семен. – Ты же старый уже, тебе покой нужен!

– Но-но, ты не очень-то! – возмутился старейшина. – Еще неизвестно, кто из нас старее!

Как уже отмечалось, груз, который Семен с Бизоном привезли на плоту, благополучно прибыл в лагерь и был сложен возле Костра Старейшин. Кижуч и Горностай вместе с несколькими воинами чуть ли не целый день перебирали, рассматривали, почти облизывали каждый желвак. В результате вся добыча была разделена – часть забрали воины, а часть загрузили в кожаные мешки и куда-то унесли. На глиняные горшки и миски – гордость Семена – никто особого внимания не обратил. Точнее, обратили, но как на нечто забавное и совершенно бессмысленное. Это было совсем не то, чего ожидал Семен: оказалось, что лоурины благополучно обходятся без всякой керамики. Общественная кухня выглядела примерно так.

Костер, обложенный крупными булыжниками, рядом небольшая кучка камней размером с кулак и четырехножник, внутри которого, привязанное за края к опорным палкам, висит нечто вроде мешка или сумки из цельного куска толстой шкуры. Емкость такого «котла» составляет на глаз литров десять – пятнадцать. С противоположной от костра стороны возле четырехножника на земле лежит грязный кусок шкуры и обломок бревна, изрезанный ножами и заляпанный засохшей кровью. По нему ползают мухи. Если женщины работают вдвоем, то весь процесс приготовления пищи на двух-трех мужчин занимает не больше получаса с момента начала активных действий. Семен, наученный горьким опытом, присматривался к деталям.

Начинается все с костра и камней. Чтобы нагреть их до нужной температуры, можно провести полдня у костра, подбрасывая дрова и поправляя огонь «кочергой». У местных женщин это происходит не так. Горящие угли отгребаются в сторону, и складывается кучка из дров вперемешку с булыжниками. Работа производится как бы мимоходом – женщины при этом болтают или ругаются друг с другом. Тем не менее камни оказываются распределены каким-то хитрым образом в соответствии с размерами. После этого куча поджигается и никого больше не интересует, пока дрова не прогорят полностью.

После этого начинается сам процесс. Одна из женщин, стоя на коленях возле четырехножника, берет костяными лопаточками нагретый булыжник и опускает его в котел. Когда от него перестают идти пузыри, она его вылавливает большой деревянной ложкой и откладывает в сторону, а в котел опускает следующий. Процесс идет непрерывно, но все больше замедляется по мере нагревания содержимого. Обычно заготовленного количества раскаленных камней с запасом хватает, чтобы довести содержимое котла до состояния, которое можно назвать кипением.

В это время вторая дама, расположившаяся с противоположной стороны от «котла», неуловимо-быстрыми движениями шинкует на бревне мясо. Немытый, заляпанный засохшей кровью и шерстью оковалок лежит на куске шкуры, а нарезанные кусочки и полоски сваливаются на плетенный из прутьев вогнутый поддон. Когда вода закипает, в нее вываливается нарезанная мякоть и, если ее много, закидывается еще пара раскаленных камней. После этого мясо считается готовым – ложкой и лопаточками его извлекают из «котла» и помещают на тот же плетеный поднос. Он хоть и сделан из прутьев, однако бульон и сок не пропускает, поскольку все дырки и щели плетения давно забиты задубевшими остатками сала и мяса от предыдущих трапез. Все! Садитесь жрать, пожалуйста!