— Что на них?
— Песни Ли. Звуковые послания друзьям. Новости из Соединенных Штатов. Сплетни от родственников.
— А почему бы не отправить все это по почте?
Ким затянулась и посмотрела на Фрая.
— В некоторые места почта не доходит.
— Но Париж — не такое место.
Ким заперла косметичку и опять молча уставилась на дорогу.
Фрай посмотрел на силуэты Лос-Анджелеса: эстакады, дома и пальмы плавали в знойном, осязаемом мареве.
— Ты видела ее вчера вечером перед концертом?
— Мы вместе ужинали.
— Как она была?
— Усталая и беспокоилась насчет будущей поездки. Не знала, что ее ждет.
— Были основания беспокоиться?
Ким опять обернулась назад.
— В Маленьком Сайгоне всегда можно ждать чего угодно. Ты же читаешь газеты. На прошлой неделе была перестрелка. А до этого пожар. Грабежи. Всегда что-то случается. — Она придавила сигарету и забарабанила пальцами по сиденью. — Теперь поезжай на северную окраину, шоссе номер четырнадцать.
— Я думаю, это был кто-то из ее знакомых. Друг. Тот, кого она считала другом. Бан.
Пальцы Ким замерли. Она провела рукой по длинным черным волосам.
— Возможно, ты прав, Чак.
За Бербанком он выехал на шоссе номер четырнадцать до Палмдейла. Дорога стала еще свободнее, воздух чище, пустынный ландшафт был неровен, испепелен солнцем. Стояла неимоверная жара. Фрай чувствовал, как рубашка липнет к спине. Между сиденьем и ногами было влажно.
— Ким, куда мы держим путь, в Долину Смерти?
— Проедешь Палмдейл, потом бери курс на Розамонд.
Фрай заметил, что индикатор температуры двигателя подобрался к красной отметке. Он утер лицо и посмотрел на плоскую, беспощадную пустыню.
Шоссе номер четырнадцать — широкое, скоростное, недавно отремонтированное — уводило на север. Оно мерцало перед ними и пропадало в отчетливой, акриловой галлюцинации. Выцветший дорожный знак гласил: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В РОЗАМОНД — ВОРОТА К ПРОГРЕССУ. Розамонд-Бульвар шел на восток. За городом, миле на пятой, Ким велела ему повернуть на широкую пыльную дорогу, которая вела на север. Потом — на запад, на пыльную дорогу поменьше, отмеченную полусгнившим деревянным указателем с надписью «Рудник Сайдвиндера». Еще метров через двести дорога уперлась в ворота, запертые на цепь. К сетке ветром прибило колючие перекати-поле. Ким выбралась на пекло, вытащила из сумочки ключи и отперла замок. Когда она налегла на ворота и раздвинула их, налетел ветер и разметал ее волосы. Фрай проехал в ворота. В зеркале заднего вида он увидел, что Ким проверяет надежность запоров.
— Полмили вперед, потом направо, — сказала она. Легкая улыбка появилась на ее лице. — Сегодня очень жарко, Чак.
«Циклон» катился по грунтовой дороге, приводной ремень вентилятора поскрипывал, гравий хрустел под шинами, за ними поднималось облако пыли.
Полевой аэродром Нижней Мохаве представлял собой две полоски выгоревшего, потрескавшегося цемента, скрепленные вместе обильными заплатами гудрона, ангар из гофрированного железа и приземистое прямоугольное строение, которое когда-то могло быть аэровокзалом. Диспетчерская башня была заколочена досками. Вывеска покосилась, надпись на ней едва читалась после годов песчаных бурь, бандитских пуль и забвения.
— Здесь что, билеты дешевле?
Ким изучала местность.
— Нет, здесь летают лучше. Припаркуйся у башни.
Когда Фрай подъехал ближе, из пыли материализовалась человеческая жизнь. У ангара стоял механик в комбинезоне. Двое молодых людей — оба вьетнамцы — топтались у дальней стены башни и щерились на Фрая. Дверь вокзала открылась, потом захлопнулась. В конце одной из взлетных полос Чак увидел «Пайпер», старую модель «Фоккера» и древний транспортный самолет с пропеллером. Он был перекрашен в бежевый цвет, благодаря чему сливался с окружающей пустыней. На фюзеляже по трафарету была нанесена надпись «Либерти Транспорт». Левая грузовая дверь была открыта, и на взлетную полосу спущен трап, у которого ожидали погрузки десять-двенадцать деревянных ящиков.
— Не отходи от меня ни на шаг, — предупредила Ким, с усилием открывая дверцу машины против усилившегося ветра.
Фрай пошел за ней к мужчинам у башни. Они о чем-то перекинулись по-вьетнамски. Тот, что пониже, кажется, показал на косметичку, потом на здание вокзала. Ким поправила очки и пошла к приземистому зданию. Внутри находились конторская стойка, письменный стол, часы, два стула, примерно двенадцать квадратных футов пустоты и отец Мисс Дни Сайгона. Последним воспоминанием Фрая, связанным с этим человеком, был невероятный испуг на его лице, когда Фрай дернул его за галстук и повалил на пол во время потасовки в «Азиатском ветре». Теперь он сидел за письменным столом перед маленьким экраном компьютера.
— Спасибо вам, мистер Фрай, — спокойно сказал он. — Вы спасли мне жизнь.
— Всегда пожалуйста.
— Меня зовут Тай Зуан. Произносится почти как Дон Жуан.
— Чак.
Зуан посмотрел на экран, затем на Ким. Фрай услышал рев ветра, потом все стихло. Остался лишь низкий стрекот двигателей транспортного самолета. На линолеуме с лепешками грязи копошился жук-вонючка.
— Наш друг уже побывал здесь? — спросила она.
— Нет. Но ждать не стоит. Ты готова, Ким?
Она повернулась к Фраю и поцеловала его в щеку.
— Спасибо тебе. Я знаю, что твой брат скоро захочет с тобой поговорить.
Как и я с ним, подумал Фрай.
Зуан выходил из-за стойки, когда в дальнем углу пустого зала ожидания появилась его дочь. Фрай наблюдал ее выход: черные волосы, собранные в хвост, желтое хлопчатобумажное платье, туфли-лодочки. Она держала такую же серебристую косметичку, что и Ким. Взглянув на Фрая, девушка тут же отвела взгляд — так же, как она это сделала в «Азиатском ветре». Передала косметичку отцу. Они поговорили по-вьетнамски. Зуан открыл косметичку — так, чтобы Фрай не мог видеть, что в ней находится — дотронулся до какого-то предмета внутри, потом захлопнул крышку и повернул цилиндры кодового замка.
— Нья, это Чак Фрай. Человек, который меня спас.
— Очень приятно, — сказала она. — Спасибо вам.
— Я не так много сделал, но чуть не задушил вашего отца.
— Пока вы не ушли из газеты, я читала ваши статьи, — сказала Нья.
Фрай попытался поймать ее взгляд, но ее глаза отталкивались от его глаз, словно одноименные полюса магнита.
Зуан открыл дверь перед Ким. В здание пыхнуло горячим воздухом.
— Пожалуйста, подожди здесь, — попросила Ким. — Когда самолет взлетит, можешь уезжать. Нья проводит тебя до машины.
При этих словах Нья зарделась и сделала вид, что занята с компьютером. Дверь захлопнулась.
Фрай подошел к окну и выглянул через мутное, исцарапанное стекло. Волосы Ким трепал ветер, когда она поднималась по грузовому трапу с двумя серебристыми косметичками в обеих руках. Деревянных ящиков уже не было. Два вьетнамца закрыли за ней дверь и оттолкнули трап в сторону. Лицо пилота было плохо видно за головным убором. Все, что сумел различить Фрай — это его бледный англосаксонский нос и рот. Механик в комбинезоне отвязал веревки от крепительных планок, забежал вперед и дал знак пилоту выруливать на взлетную полосу. Клубок перекати-поле пронесся по гудронированной дорожке и замер у заколоченной башни. В призрачном далеке Фрай различал зияющий вход в рудник Сайдвиндера — дряхлые распорки опасно наклонились, валуны, загораживающие ход, были покрыты черной аэрозольной краской. Когда он обернулся, поймал взгляд Нья, изучавшей его. Фрай улыбнулся.
— Какой тут, на хрен, Париж! — обронил он.
Выражение лица Нья не изменилось.
— Об этом лучше поговорите с Беннетом.
Все равно что говорить со скалой, подумал Фрай.
— Вчера выдался отвратный вечерок. С вами и вашей семьей все в порядке?
Нья молча кивнула.
— Испугались. Я сидела под столом, закрыв голову руками и прижимая к себе сестренку.
Рокот самолетных двигателей поднялся до высокой, пронзительной ноты. Фрай наблюдал, как машина выползла на одну из взлетных дорожек и выровнялась по ветру. Тай-Зуан торопливо пересек гудронированную дорожку и скрылся за башней. Секунду спустя «Либерти Транспорт» набрал скорость и поднялся над землей, покачивая крыльями, увеличивая обороты, выпуская закрылки.