— Привет! — Светлана Андреевна слегка присела, повернувшись на носках, отчего плиссированная юбка, взметнувшись колоколом, послушно прильнула к ногам. — Рада видеть тебя, — благосклонно кивнула Федору Васильевичу. — Я ненадолго. — Она сама выбрала место, энергично выдвинув стул на самую середину, что помешало Федору Васильевичу возвратиться к вожделенному креслу, и он, помявшись, устроился за столом ученого совета.
— Да у нас, в сущности, все, — пожал плечами Софронов и поманил за собой лысого. — Зайдем на минутку ко мне, а там поедем в гостиницу.
— Кто это? — спросила Рунова, когда дверь медленно и бесшумно закрылась.
— Банкетов из Дальневосточного центра Академии наук. Приехал выбивать реактивы.
— Очень кстати, — удовлетворенно кивнула Светлана Андреевна. — Як тебе, собственно, почти по этому поводу.
— Тебе нужны реактивы?! — несказанно удивился он.
— Нет, разумеется, а вот Дальний Восток мне действительно нужен. Хочу поработать на биостанции… Не возражаешь?
— Какой может быть разговор! Только вот…
— Не за ваш счет, можешь не опасаться. — Светлана Андреевна позволила себе пренебрежительную гримаску. — Факультет дает мне командировку.
— Это замечательно, — Федор Васильевич попытался изобразить восторг, — но мы располагаем очень ограниченным количеством мест, сама знаешь. Что, если вам напрямую связаться с Владивостоком? Уверен, что Московскому университету они не откажут.
— Зачем говорить об университете, когда дело касается меня лично? — сухо, с нажимом спросила Рунова. — Либо оторви местечко от себя, либо верни этого… Банкетова. Пока не поздно.
— Он ничего не решает, — досадливо поморщился Слепцов. — А тебе что, очень хочется?
— Надо, Федя. Слышал такое слово?
— Ох Светик-цветик. — Слепцов решил переменить тактику. — Взгляни на ситуацию моими глазами. Приезжает роскошная женщина, учти, что я отчетливо вижу тебя там, так сказать, на природе. Загорелую, взрывоопасную, в бикини… Ведь все мужики перебесятся. Работа к чертям собачьим полетит.
— Сволочь ты, Федор, — холодно бросила Светлана Андреевна, доставая пачку «Ронхила». — Дай спичку!
— Прошу. — Слепцов услужливо клацнул электронной зажигалкой. — За что ты меня так?
— Я ведь все равно поеду. — Она оставила вопрос без внимания. — Так или иначе, но я буду на станции. — И, выдержав сосредоточенную паузу, заключила: — На крайний случай Дима Северьянов поможет.
— Дима? — озадаченно поднял брови Федор Васильевич.
— Почему нет? — Рунова знала, что удар достиг цели. Напомнив про Северьянова, который безумно был нужен Федору, она прозрачно намекнула на весь их спаянный клан, на обостренную чувствительность всех и каждого к неписаным законам взаимовыручки.
— Передавай ему привет, — озабоченно кивнул Федор Васильевич, в мгновение ока сообразив, сколь многое может быть потеряно из-за какого-то пустяка. — Все же, думается, мне это дело проще решить, чем Диме?
— И я так сперва думала, пока ты меня не огорошил.
— Это чем же? — Он осторожно коснулся ее руки, в которой дымилась догоравшая сигарета, и хитро прищурил глаз.
— Гнусными намеками. — Она мгновенно приняла условия игры, сведя все к шутке. — Вы, мужики, только об одном и думаете. Что, я не знаю, сколько там всяких лаборанточек-практиканточек? Старой бабы в бикини он испугался! Фу!
— Ну, прости. — Он бережно высвободил дымящийся фильтр из ее тонких, безупречно ухоженных пальцев. — На следующей неделе вылететь сможешь? — спросил вкрадчиво и, встретив просиявший взгляд, снисходительно усмехнулся. — Тогда заказывай билеты.
— Это уже разговор! Благодарю. — Она потянулась за сумкой, небрежно брошенной на зеленое сукно стола. А ты постарел, — уронила не без злорадства.
— Тут не то что постареешь, — он машинально огладил красиво седеющую голову, — того и гляди, ноги протянуть можно. Забот полон рот.
— Ну, всего тебе лучшего, Федя.
— Постой. — Он попытался удержать ее, чтобы окончательно сгладить наметившуюся было трещину. — Как жизнь?
— Как всегда, превосходно. А у тебя?
— Никакой жизни. — Он непритворно вздохнул. — Мышиная возня.
— Все потому, что на Олимп лезешь. — Она показала глазами на знаменитое кресло академика, сделанное из оленьих рогов. — Мудрее надо быть, дружок. По-настоящему иные люди отбрыкиваются от власти.
— Какое там, — махнул рукой Федор Васильевич. — Надо бы комфорт достойный тебе обеспечить? — Он перевел разговор в другое русло. — Не в палатке же прозябать.
— Как-нибудь сама о себе позабочусь.
— Зачем же сама? Аль мы не рыцари, не кавалеры. Сегодня же позвоню, и все будет тип-топ, в надлежащем виде.
— Не беспокойся, я могу и в палатке.
— Ты же у нас геологиня! Жаль, Неймарк завтра летит, а то был бы славный попутчик. Ведь там пока доберешься…
— Александр Матвеевич? — Рунова обрадовалась, что Неймарк — видный генетик и удивительно добрый человек, которого она искренне уважала, тоже собирается на биостанцию. — Великий истребитель!
— Что? — не понял Слепцов.
— Так, глупое прозвище. — Ее глаза чуть затуманились приятным воспоминанием. — Как-то за один сезон он выпотрошил семь тысяч морских ежей… Ножницами!
— Мне бы его заботы, — проворчал Слепцов.
— О да! — неопределенно откликнулась Светлана Андреевна.
— Один вопрос под занавес. — Федор Васильевич услужливо приоткрыл дверь. — Можно?
— Давай. — Она равнодушно пожала плечами.
— Скажи честно: на кой ляд тебе все это надо?
— Заработалась, врачи советуют.
— А может быть, тебе поехать куда-нибудь на курорт, могу по старой памяти помочь с путевкой. Кстати, наклевывается хороший вариант.
II
Когда Евгения Владимировича Доровского избрали членом-корреспондентом Академии наук по Сибирскому отделению, всем стало понятно, что наступила полоса перемен. К сожалению, вполне предсказуемых. Доровский еще пытался темнить, уговаривал сотрудников подождать, уверяя, что, как бы ни сложилась его судьба, проблемную лабораторию он никогда не оставит. Возможно, на первых порах он и сам так думал, хотя маловероятно, ибо всегда держал нос по ветру и не терял чувства реальности. Насчет его переезда в Новосибирск иллюзий быть не могло. Об этом достаточно красноречиво свидетельствовал сам факт избрания московского доктора наук. В Академгородке уже давно не ощущалось недостатка в специалистах. На занятую Доровским вакансию претендовало по меньшей мере трое не менее достойных сибиряков. Но переезд переездом, а какую-то опорную точку Евгению Владимировичу могли и оставить. Вдруг надумает вернуться лет эдак через пять — десять?
Но эту наивную версию, выдвинутую неистощимым оптимистом Ровниным, напрочь разбил Кирилл Ланской:
— Что положено Юпитеру, то не положено быку. Шеф всего лишь членкор, а не полный академик и тем более не светило. И вообще для нас, бедных соискателей-мэнээсов, даже пять лет равносильны вечности, — отрезал он, стоя на лестничной площадке в окружении наиболее доверенных лиц. — Я, например, намеревался защититься в будущем году. И что же мне теперь делать? Ждать у моря погоды?
— Зачем ждать? — меланхолично возразил тучный завитой, как барашек, Марлен Ровнин. — Будем пахать, а там, глядишь, образуется.
— Не образуется. — Ланской присел на ящик с песком. В косых лучах солнца его чеканный профиль четким силуэтом обозначился на дверце пожарного крана. — Пришлют новую метлу, и все полетит вверх тормашками. Новая тематика, новые хоздоговоры. Не забывайте, что большинство из нас не на госбюджете.
— На договорах, — удрученно вздохнула Тамара Данилова, прозванная за успехи в спортивном плавании Рыбой.
— Не в том суть, — уточнил Володя Орлов — монументальный красавец с неподвижным, слегка одутловатым лицом. Он заканчивал аспирантуру и мог позволить себе не слишком задумываться о будущем. — Мне, например, после защиты почти гарантирована основная тематика. Только что толку? Шеф-то у нас тю-тю! У кого спросить, под кого работать? Если защищусь, буду рвать когти.