всему, память о Рангимарие здесь превратилась в культ. Фиона с трудом подавила

желание сказать ему, что ей бы хватило и одной спальни. Тем не менее Рангимарие

ужасно заинтересовала ее.

Эдвард открыл дверь. Пол комнаты был устлан коврами: на сером фоне вкраплены

пятна с оттенками опавших листьев и лимона. На окнах висели занавеси из

тускло-зеленой тафты с серебристой искрой, стены изящно отделаны по штукатурке

холодноватой зеленью, на которой выгодно выделялись картины. Кресла были

глубокие, с выгнутыми спинками. Интерьер годился для любого времени года

благодаря сочетанию теплых и холодных тонов. Три стены с окнами как бы

образовывали эркер. Одна стена смотрела на восток — на озеро, другая на юг и

третья на запад, на холмистую равнину.

Фиону комната привела в восторг. Здесь можно было смотреть на восход и закат, созерцать штормы и любоваться потоками солнечного света. Комната была воистину

средоточием дома. Над камином из грубо отделанного камня с поблескивающими

вкраплениями слюды висел портрет Рангимарие в ритуальном платье маори, сделанный рукой мастера. Рангимарие была точь-в-точь Виктория, с теми же

утонченными, чеканными чертами лица, с горделивой осанкой. Копаре, головная

повязка замысловатого узора танико, закрывала высокий лоб, национальная юбка из

трав, пуипуи, сидела на ней удивительно изящно, а ее золотисто-коричневые плечи

выступали из плаща из птичьих перьев столь же величественно, словно она была

королевой Елизаветой на картине Аннигони. С этой мыслью Фиона повернулась к

картине на противоположной стене. Это оказалась фотография. На ней Ранги в

узком облегающем платье и светло-шафрановом жакете беседовала с английской

королевой, вероятно во время ее визита в Новую Зеландию.

— За этот снимок фотограф был удостоен международной премии. Фотография

называется “Королевское достоинство”, — пояснил Эдвард без малейшей

враждебности в голосе.

Фиона снова подошла к камину, посмотрела еще раз на портрет и встретилась

глазами с Ранги. Она видела чуть приподнятые брови, немного плоский, выразительный нос, полные чувственные губы, точеные раковины ушей. Ей казалось, что Ранги ищет ее взглядом, о чем-то спрашивает, чего-то от нее требует, и в

глубине души Фиона понимает ее и готова выполнить желание королевы.

— Спасибо, мистер Кэмпбелл. — Затем, чтобы скрыть волнение, она посмотрела на

часы и внезапно охрипшим голосом проговорила: — Мне надо идти. Джеймс сейчас

будет звонить в колокол.

Утро прошло быстро. Фиона не могла нарадоваться на детей, было просто

удивительно, что при всех неурядицах они не отбились от рук. Впрочем, с такими

опекунами, как мисс Трудингтон и Эдвард Кэмпбелл, это было бы нелегко. Идея

изложить первым делом все, что ей известно о Новой Зеландии, принесла свои

дивиденды. По той информации, что они обрушили на нее, она смогла оценить их

знания.

— Ваша европейская культура насчитывает всего сто двадцать лет… — начала она

урок. — У вас были войны с маори, но потом все расселились и стали более или

менее мирно и удачно сосуществовать. Причем из всех аборигенов маори оказались

наиболее восприимчивыми к новому образу жизни. Основные доходы страна получает

от производства шерсти и мороженого мяса. Вы не обеспечиваете себя полностью

зерном, хотя условия позволяют. В шестидесятые годы прошлого века страну

потрясла золотая лихорадка; нередко случались землетрясения. У вас много

горячих источников, гейзеров, и прочих термальных чудес. Вы первыми в мире

предоставили женщинам право голоса, но невероятно консервативны в вопросе о

роли женщины в судопроизводстве и жюри присяжных. Большую часть своих знаний о

Новой Зеландии я получила от Гамиша, например, что у вас есть птица, что-то

вроде огромного водяного пастушка, не умеющего летать, которую еще несколько

лет назад считали исчезнувшей и которую нашли недавно около какого-то озера и

теперь тщательно охраняют.

— Это такахе, — пояснила Элизабет, — на озере Те Анау, недалеко от нас.

— А еще у вас сохранилось доисторическое животное, маленький динозавр.

На сей раз первым откликнулся Джеймс, глазенки его горели от возбуждения.

— Туатара.

— Что значит туатара?

— По-моему, хребет на спине, — пояснил Уильям. — На первый взгляд это

гигантский ящер, но это не так. У него… как это… все признаки

доисторического чудовища — он смесь птицы и рептилии, даже такой глаз на голове

— он вырастает над чешуями.

— Шишковидный глаз? — предположила Фиона.

— Точно, — откликнулся Уильям, с восхищением глядя на нее. “Кое в чем она

смыслит”, — можно было прочесть в его глазах.

Фиона решила, что учить юных Кэмпбеллов — дело интересное. Как ни странно, они

совсем не отстали. Их знания вполне соответствовали требованиям школьной

программы, учитывая обязательные сроки отправки письменных работ в экстернат.

Фиона решила сегодня же составить расписание с учетом ведения их домашнего

хозяйства. С некоторой досадой она признала, что Эдвард отлично справился с

выпавшими на их долю неурядицами. Конечно, Труди помогала с уроками, но всю

основную работу ему пришлось взять на себя. Разумеется, ему нужна была молодая

и сильная помощница вроде нее. Но он относился к ней с таким недоверием, что

даже если б она захотела остаться… Глядя на четыре очаровательные мордашки, Фиона чувствовала, что многое бы дала, чтобы помочь этим детям получить

образование.

В полдень все перекусили ячменными лепешками с сыром. Второй завтрак устроили

на дворике, куда выходило то окно комнаты Рангимарие, что смотрело на озеро, сегодня скорее темно-синее, а не сапфирное, как вчера. Воздух был словно вино, чистый, холодный в тени и бодрящий. Задувал порывистый ветер. Со скотного двора

пришли Эдвард и Тамати.

— Норд-вест не стихает. Для этого времени года необычно. Похоже, пойдет снег.

Но не очень сильный — овцы не сбиваются в кучу. — Эдвард посмотрел в бинокль, принесенный из комнаты Рангимарие, на горные гряды, тянущиеся по всему

горизонту.

— Снег? — недоверчиво переспросила Фиона. — Разве такое бывает?

— Не только бывает, но определенно будет. Такой ветер часто предшествует

снегопаду.

— Пусть насыплет побольше, — блестя глазами из-за очков, возбужденно крикнул

Уильям. — Мы почти не катались нынче на санях, и лед на плотине стаял рано, на

коньках тоже не накатались вдоволь.

Эдвард кивнул в знак согласия.

Дети продолжали завтрак за деревянным столом. Эдвард стоял рядом с Фионой у

ржавых железных перил, и она спросила так, чтобы остальным не было слышно: — Так в вашей стране, где все шиворот-навыворот, и в самом деле бывает лед в

июне?

Эдвард посмотрел на нее сверху вниз:

— Да, мисс Макдоналд, и розы в декабре. Байрон не больно много знал об этой

земле, но женщин знал слишком хорошо, чтобы доверять им.

Фиона лишний раз убедилась, что у нее почти нет надежды на то, чтобы Эдвард

Кэмпбелл поверил ее версии истории с ночным клубом в Эдинбурге и дракой в

Крайстчерче.

— Все это обобщения, мистер Кэмпбелл. А как же с Рангимарие, мисс Трудингтон, Эмери? О них ведь вы говорите только хорошее.

— Они исключения, подтверждающие правило. Если б не они, я вообще не доверял бы

женщинам, не говоря уж о том, чтоб испытывать к ним симпатию. Именно поэтому я

обольщал себя надеждой на чудо, которое послало бы нам сюда существо равное

им.

— Лучше бы вы не обольщались, мистер Кэмпбелл, — горячо откликнулась Фиона. — Я

нахожу в вас уйму пороков, вы нетерпимы, жестки, властны, — я бы не хотела, чтобы все эти черты перешли к детям. Они могут быть другими… унаследовать

слабость своего отца. — Она увидела, как пальцы его побелели — с такой силой