Он вновь встретился с И. В. Сталиным. Сталин познакомил Ворошилова с другими большевиками — их тогда в Баку работало немало. Достаточно назвать некоторых — М. А. Азизбекова, П. А. Джапаридзе, А. С. Енукидзе, Г. К. Орджоникидзе, С. Г. Шаумяна, С. М. Эфендиева, — чтобы понять, насколько сильной была здесь большевистская организация. Работать, однако, приходилось в необычайно сложной обстановке, и это Ворошилов почувствовал с первых же дней.

Баку был тогда не только одним из основных центров революционного движения, но и местом, где всевозможные противоречия — классовые, политические, экономические, национальные, религиозные — переплелись в тугом клубке. Одним из наиболее важных обстоятельств был многонациональный состав как населения города, так и бакинских рабочих. Всего их насчитывалось более 50 тысяч. Рабочие-мусульмане были заняты в основном в бурении нефти, в то время как русские и армяне доминировали на более квалифицированных работах — на нефтеперерабатывающем и механическом производстве. Оплата труда здесь, естественно, была выше. Разница в оплате труда совпадала часто с национальными и религиозными различиями, и это вызывало дополнительные трудности в сплочении рабочих для революционной борьбы.

Главная масса рабочего люда жила не в самом Баку, а на его окраинах и даже за городской чертой, там, где добывалась и перегонялась нефть. Лишь в центре города были прямые, широкие улицы с домами на европейский манер. Остальная его часть была совершенно другой: узенькие, кривые, бегущие в гору улочки, низкие, приземистые здания, укрытые за глухими каменными стенами. Доступ за эту стену почти невозможен — его хозяева ревниво стерегли свое жилище от постороннего взгляда.

Уже в первые дни по приезде в Баку Ворошилов с изумлением наблюдал процессию фанатиков мусульман — «шахсей-вахсей». Впереди — ослы, украшенные лентами, затем — группы верховых, в руках у них зеленые знамена. За ними тысячные толпы молящихся: обнаженные спины, заунывные песнопения, и в такт им — удары через плечо плетками, цепями. Всадники с кинжалами в руках в экстазе ударяют кинжалами себя в голову, кровь ручьями течет по лицам… Натолкнуться здесь, в последнем оплоте отступающей революции, на подобную процессию было дико и неожиданно. Но в революционной работе приходилось считаться с наличием самых древних, укоренившихся обычаев этой многонациональной окраины Российской империи. Нужно было уметь найти общий язык с любым рабочим, будь то высококвалифицированный русский пролетарий или вчерашний горец-мусульманин. Местные большевики в совершенстве владели этим искусством, и Ворошилов многому у них научился.

Не следовало забывать, что прогулка по ночным улицам Баку — дело очень небезопасное. В газетах чуть не ежедневно сообщалось, что ночью там-то и там-то, у такого-то дома подобран труп. Убийца чаще всего оставался не найден. Полиция, и та боялась по ночам соваться в окраинные районы, а ведь именно там приходилось жить революционерам. Поэтому Ворошилов не расставался с оружием. Впрочем, наличие револьвера или кинжала у бакинцев тогда считалось обычным делом.

Очень беспокоились о безопасности местные богачи; это и не мудрено при той степени ненависти, которую они возбуждали у рабочих. Для своей охраны они содержали особых телохранителей, так называемых «кочи».

Однако главным назначением «кочи» была расправа с непокорными на промыслах. Тут уж они не стеснялись применять оружие. Подобную перспективу приходилось брать в расчет и Ворошилову.

Большевистский комитет направил его на ответственный и сложный участок — в нефтяной район Биби-Эйбат. Устроившись под чужой фамилией работать котельщиком на заводе фирмы «Олеум», Ворошилов начинает вновь свою революционную деятельность. Большевики на Биби-Эйбате имели твердую опору — летом 1907 года тут действовали 15 большевистских ячеек, насчитывавших 175 членов партии. По тем временам масштабы гигантские. Правда, в конце года часть большевиков была арестована, но с приездом Ворошилова дело оживилось. Были восстановлены связи, стали регулярно собираться ячейки, а в кружках изучали программу партии. Словом, чувствовалась опытная рука партийного организатора из Луганска. Вскоре Ворошилов становится секретарем Союза нефтепромышленных рабочих — самой влиятельной организации бакинских трудящихся.

Одним из основных вопросов, волновавших социал-демократов Баку в начале 1908 года, была подготовка совещания с нефтепромышленниками и выборы Совета уполномоченных для ведения переговоров с ними. В ходе этой важнейшей кампании большевикам приходилось преодолевать сопротивление меньшевиков. В Баку их тогда набралось немало: М. Н. Лурье (Ю. Ларин), С. Вайнштейн (Секерин), Б. Гинзбург (Кольцов), С. Цедербаум (Ежов), П. Мельситов-Вольский. Присланные в Баку меньшевистским руководством, они пытались захватить ведущие позиции как в партийных организациях, так и в профсоюзах. Острые схватки, которые вели с ними в Баку большевики, были частью общепартийной борьбы против ликвидаторства, за сохранение и укрепление боевой революционной марксистской партии. Лидерство в Баку меньшевикам захватить не удалось.

Тем временем к середине мая 1908 года правительство пришло к выводу, что пора уступок и проволочек в Баку прошла. Из Петербурга последовало указание прекратить переговоры с рабочими и ликвидировать Совет уполномоченных. Предприниматели, почувствовав изменение обстановки, начинают рассчитывать неугодных им рабочих, прибегают к локаутам. В августе хозяева «Олеума» объявляют расчет 700 рабочим. В их числе, разумеется, и Ворошилов.

Оставаться в Баку было невозможно, и Ворошилов покидает город. Путь его лежит на север, в Петербург, но он не может отказать себе в удовольствии побывать в Луганске. Это опасно, полиция следит за всеми подозрительными. Тем не менее он решает все же рискнуть.

В городском саду идет пьеса «Рабочая слободка» — местный актер Азамат Рудзевич справляет бенефис. Выходит на сцену читать поздравительный адрес и загримированный Ворошилов. Грим удачен, но вот голос, голос массовика, агитатора! Его немедленно узнали слушатели, и раздались возгласы:

— Володька! Это Володька!..

Ворошилов не стал больше испытывать судьбу, прошел через оркестр под сцену и скрылся. В тот же вечер он исчез из Луганска и направился в Петербург.

Тут его уже ждали. 31 августа 1908 года канцелярия петербургского губернатора разослала всем уездным исправникам и полицмейстерам секретный список департамента полиции. В нем под № 7604 значилось: «Климент Ефремович Ворошилов. Крестьянин Боровской волости Харьковской губернии, 26 лет, рост два аршина пять с половиной вершков, глаза карие, волосы темно-русые…»

Столица империи — большой, очень большой город. Здесь, казалось бы, легче всего затеряться, спрятаться, но и полицейский сыск в Петербурге поставлен лучше всего. 20 сентября 1908 года Ворошилов, проживавший в столице по паспорту Филиппа Максимовича Качаловского, был задержан. Теперь ему предстояло познакомиться с петербургским тюрьмами. И вот он в знаменитых «Крестах».

Правительство России, заимствуя изощренный опыт «западных демократий», в 1892 году построило «Кресты» по образцу прославленных своей «рациональностью» и «строгостью» американских тюрем. В свою очередь, «Кресты» послужили моделью и для других узилищ России — Бутырок, Таганки, Лефортовской, Ярославской каторжной. Все, кто имел несчастье попасть сюда, навсегда сохранили память об этом «новом слове» тюремной архитектуры.

Тюрьма была построена в виде двух громадных коридоров, пересекавшихся под прямым углом, в результате чего и получался крест. Всего было четыре этажа, в коридорах вместо потолков, отделяющих один этаж от другого, — свободное пространство, для прохода же в камеры над стеною каждого этажа сделаны узкие металлические галереи. В центре, где коридоры пересекаются, была устроена высокая стеклянная вышка, откуда в тюрьму проникал свет. Тот, кто стоял внизу, под вышкой, мог, не сходя с места, а только поворачиваясь, видеть все, что происходило в корпусе.