Ваш А. Чехов.
20 октябрь.
На обороте:
Петербург. Алексею Сергеевичу Суворину. Эртелев 6.
Чехову И. П., 20 октября 1898*
2442. И. П. ЧЕХОВУ
20 октября 1898 г. Ялта.
20 окт.
Милый Иван, Миша телеграфировал*, что Маша приедет в Ялту, но вот уже прошла неделя, нет ни Маши, ни известий. Я ничего не знаю, точно все сговорились скрывать от меня. Где мать?
Я, кажется, уже купил участок. После совершения купчей напишу подробности. Участок очень хороший, все хвалят, и мне уже предлагают за него на 1½ тыс. дороже, хотя сам я плачу за него не наличными, а закладной по 5%.
Сегодня я написал насчет тебя Яковлеву*. Жди последствий. Я сообщил твой адрес, так что сам не ходи, а жди, когда тебя позовут. Участок покупаю я в Ялте, в 15 минутах ходьбы от моря, сад, виноградник, своя вода. И кроме того еще именьице, о котором я тебе писал. Напрягусь, соберу все силы, и авось удастся устроиться по-человечески.
Соне и Володе поклон.
Твой Antonio.
На обороте:
Москва. Его высокоблагородию Ивану Павловичу Чехову.
Новая Басманная, д. Крестовоздвиженского, Петровско-Басманное училище.
Щепкиной-Куперник Т. Л., 20 октября 1898*
2443. Т. Л. ЩЕПКИНОЙ-КУПЕРНИК
20 октября 1898 г. Ялта.
20 окт. вечер.
Милая кума, возвращаю Вам условие* — с благодарностью за хлопоты. Пьесы получил* — уже сдал в женскую гимназию, где будут играть их.
Сегодня у меня сильно голова болит. Напишу как-нибудь в другой раз, а теперь простите.
Жму крепко руку.
Ваш Повсекакий.
Ялта.
(Адрес просто: Ялта, Чехову.)
Авиловой Л. А., 21 октября 1898*
2444. Л. А. АВИЛОВОЙ
21 октября 1898 г. Ялта.
Я прочел Ваше письмо* и только руками развел. Если в своем последнем письме* я пожелал Вам счастья и здоровья, то не потому, что хотел прекратить нашу переписку или, чего боже упаси, избегаю Вас, а просто потому, что в самом деле всегда хотел и хочу Вам счастья и здоровья. Это очень просто. И если Вы видите в моих письмах то, чего в них нет, то это потому, вероятно, что я не умею их писать.
Ваше письмо прислали мне из Лопасни в Ялту, оттого я и запаздываю ответом. Я теперь в Ялте, пробуду здесь еще долго и даже, быть может, останусь зимовать. Погода чудесная, совершенно летняя. Ваше невеселое, чисто северное письмо напомнило мне о Петербурге, я вспомнил Ваших петербургских критиков, мудрецов, говорящих в ответ на «Забытые письма»*: «Покорно благодарю!», вспомнил туман, разговоры, вспомнил и поскорее пошел к морю, которое теперь очаровательно. Быть может, даже я поселюсь в Ялте. У меня в октябре умер отец, и после этого усадьба, в которой я жил, потеряла для меня всякую прелесть; мать и сестра тоже уже не захотят жить там, и придется теперь начинать новую жизнь. А так как мне запрещено зимовать на севере, то свивать себе новое гнездо, вероятно, придется на юге. Отец умер неожиданно, после тяжелой операции — и это на меня и на всю семью подействовало угнетающе, не могу опомниться.
Недавно я дал редактору «Журнала для всех»* Ваш адрес. Он хочет познакомиться с Вами.
Как бы ни было, не сердитесь на меня и простите, если в самом деле в моих последних письмах было что-нибудь жесткое или неприятное. Я не хотел огорчать Вас, и если мои письма иногда не удаются, то это не по моей вине, это против воли.
Крепко жму Вам руку и желаю всего хорошего. Мой адрес: Ялта. Больше ничего не нужно. Только — Ялта.
Ваш А. Чехов.
Ежову Н. М., 21 октября 1898*
2445. Н. М. ЕЖОВУ
21 октября 1898 г. Ялта.
Дорогой Николай Михайлович, большое Вам спасибо за Епифанова*. Вы даже сделали больше, чем я рассчитывал. В клиниках ему будет хорошо.
Рассказов моих, пожалуйста, не переписывайте*. Ведь это каторга. Время терпит, да и можно нанять какого-нибудь вольнопрактикующего писца или писицу; может рекомендовать Рассохин. Мое полное собрание сочинений подвигается вперед медленно, стоит почти на точке замерзания.
Еще раз спасибо. Крепко жму руку. Соне желаю успеха*.
Ваш А. Чехов.
21 окт.
На обороте:
Москва. Его высокоблагородию Николаю Михайловичу Ежову.
Поварская, Б. Трубников пер., д. Джанумова.
Немировичу-Данченко Вл. И., 21 октября 1898*
2446. Вл. И. НЕМИРОВИЧУ-ДАНЧЕНКО
21 октября 1898 г. Ялта.
21 окт.
Милый Владимир Иванович, я в Ялте и пробуду здесь еще долго. Деревья и трава зеленеют по-летнему, тепло, ясно, тихо, сухо и сегодня, например, не тепло, а прямо-таки жарко. Это мне очень нравится, и я, пожалуй, совсем поселюсь в Ялте.
Твоя телеграмма* глубоко тронула меня. Большое спасибо и тебе, и Константину Сергеевичу, и артистам, которые вспомнили. Вообще, пожалуйста, не забывай и пиши мне хотя изредка. Ты теперь очень занятой человек, директор, но всё же пиши иногда праздному человеку. Пиши, как и что, как на артистов подействовал успех первых представлений, как «Чайка», какие перемены в распределении ролей и проч., и проч. Судя по газетам*, начало было блестящее — и я очень, очень рад, так рад, что ты и представить себе не можешь. Этот Ваш успех еще раз лишнее доказательство, что и публике, и актерам нужен интеллигентный театр. Но отчего не пишут об Ирине-Книппер? Разве вышла какая-нибудь заминка? Федор у вас мне не нравился, но Ирина казалась необыкновенной; теперь же о Федоре говорят больше, чем об Ирине.
Здесь уже вовлекают меня в общественную жизнь. Назначили в женскую гимназию членом попечительного совета. И я теперь с важностью хожу по лестницам гимназии, и гимназистки в белых пелеринках делают мне реверанс. Что касается имения, о котором говорил Синани, то оно очень хорошо, поэтично, уютно, но дико; это не Крым, а Сирия. Стоит только 2 тыс., но я не покупаю, ибо и 2 тыс. у меня нет. Если продам Мелихово, то куплю.
Жду «Антигону»*. Жду, ибо ты обещал прислать. Нужна очень.