Желаю Вам всего хорошего.
Уважающий А. Чехов.
Гольцеву В. А., 15 июня 1893*
1323. В. А. ГОЛЬЦЕВУ
15 июня 1893 г. Мелихово.
15 июнь.
Дорогой Виктор Александрович, я у себя в Мелихове. 1/100 часть своего времени отдаю перу и бумаге, а 99/100 разным ненужным делам, вроде хождения за грыбами, беседы с соседом и проч. Здравие мое, бывшее весьма мерзким, заметно поправилось.
Ваш баран уже стал юношею и ходит в стадо. Он и старый баран, его папаша, в турнире столкнулись лбами, и у юноши отлетел кусок рога. Что мне с ним делать? Как препроводить его к Вам? Или прикажете зарезать его и скушать за Ваше здравие, а Вам привезти агнца, когда народятся новые? Агнец же будет удобнее в том отношении, что его, как котенка, можно в корзиночке и даже в платке довезти, для взрослого же барана требуется чуть ли не провожатый.
Отчего бы Вам не приехать ко мне хотя бы на денек? Если бы Вы согласились посетить мою пустынь, то я выехал бы за Вами на станцию. Телеграмм мне не посылайте, а уведомьте заблаговременно письмом. Буду Вас ждать.
Денег нет, как всегда. 1-го июля надо проценты платить — удовольствие, которого Вы не будете знать, так как купили свое имение за наличные. А я должен 9 тысяч! Впрочем, у меня около 150 десятин леса, который через 10 лет покроет сей долг, но… все-таки лучше бы не иметь ни леса, ни долга, а сидеть бы на 20–40 десятинках, т. е. скромно по одежке протягивать ножки.
Едет брат в Москву*. Отдам ему это письмо. Будьте здоровы. Желаю всего хорошего.
Вуколу Михайловичу* нижайший поклон.
Идет хороший дождь.
Ваш А. Чехов.
Гольцеву В. А., 28 июня 1893*
1324. В. А. ГОЛЬЦЕВУ
28 июня 1893 г. Мелихово.
28 июнь.
Итак, я жду Вас в июле*. Можно списаться заранее, я приеду в Москву и повезу Вас к себе. Быть может, составит компанию и Вукол Михайлович.
Большое ему спасибо за предложение взять еще денег. Но я погожу брать. Во-первых, в банк нужно немного и к тому же он ждет полгода, и, во-вторых, я уже и так должен 500 р. Для меня это серьезный долг. Впредь для собственного спокойствия я буду брать авансы не иначе, как под залог движимости, т. е. я, если это можно, буду сдавать в редакцию свою сахалинскую каторжную работу по частям, листа по три, по четыре, и брать аванс сообразно сему и по мере надобности. Другими словами, начну брать деньги только тогда, когда окончательно будет решена судьба этой работы.
За сим просьба. Позвольте мне привезти Вам кусочек моей сахалинской рукописи*. Прочтите и дайте мне искренний совет: печатать ее в журнале или же прямо выпускать книгой? Быть может, это материал совсем не подходящий для журнала. Сюжет специальный, немножко пахнет этнографией, к тому же по необходимости выходит очень подробно и длинно. Будь это статья листов в 8-10, тогда бы и разговаривать нечего, а то ведь громадина в 25 и даже в 30 листов! Впрочем, на сию тему поговорим при свидании.
Начался сенокос. Итак, я Вас жду, дорогой Виктор Александрович. Желаю Вам здравия и всякого добра.
Ваш А. Чехов.
Гуревич Л. Я., 28 июня 1893*
1325. Л. Я. ГУРЕВИЧ
28 июня 1893 г. Мелихово.
28 июнь.
Многоуважаемая Любовь Яковлевна, газетная заметка насчет пьесы из сибирской жизни — чистейшая выдумка*. Я давно уже не писал пьес и не думаю писать их.
Что касается моей сахалинской работы*, о которой Вы упоминаете в своем предыдущем письме, то это не дневник, а книжный материал листов на 30, скучноватый и по цензурным условиям для Вас неподходящий. По всей вероятности, я прямо начну печатать книгу, а затем — в Лету. Надоело мне возиться с этой каторгой.
Простите, что в своем письме я упомянул об авансе* в форме, которая показалась Вам обидною. У меня не было дурного умысла.
Желаю Вам всего хорошего.
Уважающий А. Чехов.
Мизиновой Л. С., 23 июля 1893*
1326. Л. С. МИЗИНОВОЙ
23 июля 1893 г. Мелихово.
Мелихово, 23 июль.
Милая Ликуся! Хина продолжает заниматься географией, у Брома была недавно рвота. Поспел крыжовник.
Был у нас Гольцев*. Говорил, что Вы обошлись с ним с приветливою суровостью*. Говорил также, что у Вас интеллигентное выражение; о красоте же Вашей не обмолвился ни единым словом*. Очевидно, Вы некрасивы, что для меня конечно, весьма и весьма обидно, так как я являюсь лицом заинтересованным.
Был в Москве, обедал с русско-мысленцами*, целовался с ними, взял у них 600 р., пил шампанское и коньяк и был провожаем на вокзал.
На Волге есть пароход «Антон Чехов». Это открытие сделал Гольцев, читающий волжские газеты. Когда я построю пароход, то назову его Ликой.
Медицинские новости. В усадьбе князя был дифтерит. 4 случая и между прочим сам князь*. Возился я несколько дней. Теперь же, особенно в последнюю неделю, стали часто показываться острые желудочно-кишечные заболевания. Сильно пахнет холерой.
У нас тихо. Живем пока мирно. Но тем не менее все-таки, Лика, не забудьте о Вашем обещании найти мне управляющего*. Сей человек весьма нужен. Убирают рожь, строят кухню, переносят ригу, надо возить кирпич, у Фрола и Василия животы подвело, и оба лежат и лечатся, — одним словом, чем раньше во главе сего хаоса станет Наполеон, тем скорее перестанет у меня шуметь в голове.
Завтра еду в Серьпухов. Санитарный совет, разговоры о холере и обед.
Ну как Вы живете? Что нового? Кто ухаживает за Вами теперь? Напишите всё подробно. Уехала ли Кленя в Тифлис*? Всё, что касается Вас, меня очень интересует. Крюковский учитель* еще не возвратил Вашей карточки. Говорит, что отдал ее фабриканту Кочеткову, а тот будто бы вывесил ее у себя в гостиной и подписал: «Пава». Какие скоты! Они положительно не имеют никакого уважения к Reinheit[29].
Ко мне приедет Потапенко*. Сама скука.
В Подольском уезде серьезная холера*.