— Господин наш Амир Амиров платит нам щедрое жалование, — ответил кади. — Пошлины собирают его служители, стоящие на въезде и на выезде из столицы, но не я. Вы с мэс`Орри ничего мне не должны: помимо своего благоразумия, разумеется. Которое вы должны теперь в полной мере выказать. Так вы не желаете разделить с нами полуденную трапезу?

По его тону Галина поняла, что хотя гостеприимство он предлагает от всей души, чем-то в официальной части, которую оно призвано увенчать, судья недоволен. И лишь оттого ни на чём не настаивает.

Перед лицом здешних Ганнибалов Вард-ад-Дунья держала себя истинной Капуей, роскошной и разнеживающей. Поэтому здесь было множество крошечных заведений по распитию чая, окрашенного во все цвета радуги, кроме разве синего. Пурпурно-фиолетовый достигался с помощью сока гибискуса или ежевики, оранжевый и жёлтый — шафрана, коричневато-зелёные и буро-красные тона были присущи напитку от природы. Галина села на подушку, заказала себе большой чайник и глубокое блюдце с кусочками тягуче-сладких заедок. Налила чай в широкую чашку — остудить. И развернула свиток на колене.

Вроде как все имена и родственные связи отражены правильно. Про себя она сообщила лишь то, что знал любой из вертдомцев, не желающий сильно углубляться в иноземные родословия, насчёт Орри судья с помощником каким-то образом знали больше неё самой. Буквенные извивы и юридические хитросплетения, и те, и другие — выдержанные в лучших скондских традициях, в общем, сводились к тому же, на что намекал сам кади.

«Всё в порядке, — подумала Галина, — теперь вот только бы этим питьём не залить. А то получится, как у Милорада Павича: пейзаж, нарисованный чаем. Юридической силы, возможно, и не потеряет, да неловко».

И скатала рулон обратно, стянув старой резинкой от волос. Ничего подобного в Верте до сего дня не придумали — все документы атласными лентами обматывают.

В караван-сарае она хотела сразу просветить Орри насчёт их супружества, но та заскочила лишь на короткий миг, только и успев промолвить:

— Берём нового человека в порожнее седло. Мы тут все, не исключая меня самой, ученики, Армени — половина ученика, а Рауди ибн-Яхья воспитывался в Твердынях Чистоты с самого младенчества.

— Но ты же сама говорила, что он хвастун и фанфарон!

— Даже так? Ну, ты преувеличила. Слегка и не по месту бахвалится, но по сути своей не бахвал. Как обученный воин стоит двоих — недаром его прозвали так, как прозвали. А как проводник и вообще цены не имеет.

— Он придёт со своей лошадью или в самом деле займёт место покойника?

— Практична до тошноты. Да, со своим заводным скакуном. Нет, у него не лошадь, а помесь из самых желанных. Как и он сам: горец и степняк.

Так Орихалхо дала понять, что не желает больше дискутировать. Закрыла проблему.

Через день все припасы и снаряжение уложили и приторочили — делала это специальная гостиничная прислуга, хозяевам поклажи оставалось только наблюдать и запоминать выверенный в течение столетий порядок. Вьючные лошади были взяты из расчёта одну на двух верховых, причём такие, которых не стыдно бы при случае под всадника пустить. Заткнули за пояс свеженаточенные сабли — одна Галина воздержалась: коли не умеешь, зачем понапрасну щеголять, дразнить местных задир, буде возникнут на пути?

Новое приобретение морянки явилось, можно сказать, когда уже трубили сбор и начали выстраиваться в походный порядок.

Рауди в самом деле захватил седло Фавхсти, но оно было наложено на хребет не очень понятного зверя, своими очертаниями лишь отчасти напоминающего тех кротких мулагров, что исправно возили горские товары на здешний рынок. В холке он был чуть выше чистокровных англо-арабок, на которых Галина успела поездить в прокате, короткая грива на почти лебединой шее стояла торчком, хвоста не было — только вислая кисть от репицы до задних коленок. Или локтей, что ли, — Галина окончательно запуталась в терминологии. Всё тело диковинного создания покрывала шерсть, заметно более мягкая, чем у лошади, и без того глянца. Но самым чудным показались Галине две вещи: масть, какая-то иссиня-сизая, точно налёт на сливе, с такими же голыми проблесками на крупе, маклаках и плечах, и то обстоятельство, что всадник вёл животное за собой в поводу рядом с очень тихим и как бы уменьшившимся в росте конём погибшего. Наголовье на существе, было, кстати, обычное конское, но без грызла и с малыми кольцами, зато копыта солидные: вроде низких башмаков из бычьей кожи, на застёжке сбоку и с круглыми бронзовыми накладками спереди.

— Становись в стремя и в строй, сын Яхьи, — коротко произнесла морянка.

В этот момент Галина поняла всю правоту подруги: движение Рауди, когда тот поднялся на своего скакуна, было гибким и почти незаметным, словно прыжок хищника. За гриву рукой он не брался, только слегка — за переднюю луку. И буквально тотчас, так же крадучись его — кто, мулагр или гибрид мулагра? — подобрался и стал вровень с её милым Сардером. Тот всхрапнул, пришелец взвизгнул ржавым дверным засовом и раззявил пасть. Марто, который по-прежнему ходил под Орри, попятился.

— Покой, Аль-Кхураб, — пробормотал Рауди и слегка натянул повод скакуна. Тот сразу утихомирился. Их с Орихалхо кони — тоже.

— Красив, — проговорила рутенка.

— В самом деле? — иронически переспросил скондец.

— Его имя. Очень звучное. Что оно значит?

— Ворон. Это самец, яростный, как амир всех птиц, но вашим кобылам нечего страшиться покрывания от него.

— У нас тут не кобылы, — фыркнула Галина.

— Я вижу. Жеребцу также нечего бояться, что Аль-Кхураб станет отбивать у него случайных подруг. Это иная порода.

После этой справки, которая была выдана самым невозмутимым тоном, рыжий гордец натянул повод Ворона и отправил его вместе с жеребчиком Фавхсти назад, где и остался в гордом одиночестве, когда все остальные построились в колонну по двое.

По Вар-ад-Дунья прошли, глядя прямо перед собой, окрестности города миновали не оглядываясь. Дальше дорога шла ровно и бойко, несла на себе закутанных по глаза и уши всадников и зашторенные экипажи исправно, однако скутеров, то бишь гелиосайклов, на ней почти не попадалось. Даже в таком мизерном количестве, как на пути в Ромалин. Так, мелькнёт навстречу сверкающий силуэт, ошарашит лошадок, Ворон обернётся, глухо рявкнет вослед — и вот уже снова тишь и благодать.

— Гонцы, — резюмировала Орихалхо. — трудолюбивые столичные пчёлки. Набрали мёду, потом по разным дорогам его на крыльях разнесут.

— Сразу видать, что Скон-Дархан — пуп земли, — кивнула Галина.

И всё же — столько новейшей техники у местных жителей, довольно-таки приверженных старине? Которые и моются, и сочетаются браком, и едят, и даже справляют ест естественные потребности на образ оттич и дедич?

Вот что ещё было удивительно: никакой стены вокруг столицы, ни рукотворной каменной, ни из горных хребтов, ни из могучих деревьев, — а не успели покинуть дальние пригороды, как сразу настала зима с леденящим низовым ветром, с белой крупкой, что завихряется под копытами, с шорохом палых листьев, вывернутых наизнанку.

— Из пустыни холод натягивает, — пояснила Орихалхо, морщась.

— Как так? Пустыня ж далеко, — недоумевал кое-кто из молодцов. — Почти у самых Сторожевых Гор.

— Она огромна и свирепа. И дышит, — объяснила морянка.

— Орри, — внезапно осенило Галину, — ведь Арман Шпинель, когда вёз маленького принца Моргэйна, не упоминал вообще ни о каких трудностях. Ладно — были бы взрослые оба. Вас тут крепко учат противостоять стихиям.

— А тогда и вообще весна была, — вставил реплику некто знающий. — Если не полное лето. Хорошо, что нынче меха на себя вздели.

— Не в том вовсе дело, какая погода стояла, — ответила Орри. — Амир вполне мог не касаться самого пути, мог вымыслить небывшее — он создавал не мемуары, так это называется в Рутене? И не летопись. Но единый знак — начертание, каллиграмму.

— Да, — отозвался из-за их спин Рауди. — Прадед торил путь дружбы. Чтобы Рутен легче достигал Верта, а Верт — Рутена. Но когда, уже при сыновьях Мора, кое-кто в Рутене обучился читать книгу Фила одним телом, без участия сердца, моя земля захотела себя защитить. И создала песчаное поле, нестерпимо знойное летом, скованное из крупиц льда зимой и населённое невиданными существами. Оно вытянулось у подножия крепостей, словно вторая линия рубежа. Чтобы сойти с гор, надо его преодолеть, и чтобы прийти в горы — точно так же.