Разглядит ли онакогда-нибудь, хоть с похмелья, какой великой любовью одарил её Господь? Ужаснёт­сяли её сердце в страшном прозрении? Никто не зна­ет этого. И никто не знает, гдеРустик. Батюшка бла­гословил молчать, чтобы не узнала мать, не поехала, нестала умолять сына вернуться. Он не выдержит, он бросится ей на помощь, опятьстанет мыть машины за гречку и просить денежку на материнский пропой.

Фантазёр Рустик.Слишком сера и неприглядна бы­ла его жизнь, вот и разрисовал её краскамипоярче. Мамка артистка, поёт, самого его окрестила, а он ху­лиганил, батюшкуобижал. Если бы окрестили, не на­звали бы Рустиком.

Но вот недавно янашла в православных святцах имя - Рустик. Оказывается, есть и переводится с ла­тинского- «деревенский». Значит, не соврал, значит, крещён. Деревенский Рустик, живущийв православ­ной общине в вологодском селе. Хочется верить, что он сумеетполюбить неспешную сельскую жизнь, ведь у него чуткое и настрадавшееся сердце.Сердцем сво­им чистым он вымолит исцеление своей любимой мам­ке, и несравнимбудет тот подарок ей ни с какими да­же самыми дорогими брошками.

КУДА ПРОПАЛИ СНЕГИРИ?

В натопленнойгорнице в два окошка с белыми крахмальными занавесками, с маленьким сто­лом подчистенькой клеёнкой, с пёстрыми поло­виками от порога к кровати, спит девочка.Вернее, даже уже не спит, а хитро хмурится, лишь только за­слышит бабушкинышаги.

Два раза хитростьудавалась. Бабушка подходила, глядела на спящую внучку.

Жалкобудить - уходила. А в третий раз...

- Вставай,Катюша, вставай, моя хорошая. В школу-то пойдёшь сегодня, или, зайдёт Павлик,сказать пусть без тебя идёт?

Катюша жмурится,но уже одним глазом. Ей очень надо посмотреть, как улыбается бабушка. Вставатьне хочется, под тёплым одеялом куда как хорошо. Ещё минуточку... А бабушкаподходит к окошку, поднима­ет край занавески и ахает:

-   Снегири!Снегири прилетели! Да какие важные сидят, да какие солидные, вот ведь красота,и создал Бог красоту такую...

Катя стремительнососкакивает с кровати. Шлёп-шлёп босыми ногами к окошку. Снегири! Нет снеги­рей.

-   Ну,бабушка, опять ты пошутила... - обиженно надула губы Катюша.

-   Акак тебя ещё поднять? - смеётся бабушка. - Да прилетят твои снегири, прилетят,никуда не денутся.

Катя собирается вшколу. Она уже совсем не хочет спать, весело снует по горнице и на бабушку несер­дится. Это она всегда так - чтобы Катя встала. Но очень часто снегиридействительно сидят на яблоне­вой ветке перед окном. Тогда Катя прижимается но­сомк стеклу и шепчет тихонько: «Бабушка, их пять, нет, шесть... Бабушка,красота-то какая».

Сегодня онипоявились аккурат к Катиному чаю. Бабушка налила ей в большую кружку чаю смолоком, отрезала большой кусок пирога. И вот они - снегири. Уселись на голыхветках, горят фонариками.

-   Сказалаже, никуда не денутся, - бабушка сама любуется снегирями.

Но хлопает дверь,сосед Павлик в нахлобученной на глаза шапке вваливается в дом, краснощёкий отут­реннего морозца.

- Почто неодетая? Ждать не буду. Смеётся Катя:

-   Пошто! Кто такговорит - пошто! А ещё четверка по русскому. Надо говорить - почему. А сначалапо­здороваться: здравствуйте, Варвара Семёновна, здравствуй, внучка её Катя!

Павлик молчит. Онвсегда так - с Катей не спорит, но и не обращает внимания на её вечныепридирки. Павлик деревенский, он родился здесь, в Матрёнино, и никуда отсюда неуезжал. А Катя городская, она с родителями живёт в Москве, но родителей начетыре года послали в командировку на Кипр. Катю привезли к бабушке, вВологодскую область. Кате здесь нравит­ся, с бабушкой они ладят, в школепроблем особых нет, живут себе и живут, родители деньги присылают, посылки.Бабушка немного на родителей ворчит: за­чем девочке столько одежды, свитер несвитер, куртка не куртка, нехорошо перед другими-то выставляться, другие ведьне могут. Права бабушка, Катя сколько раз уже ловила на себе завистливыевзгляды подру­жек. Но очень уж хочется надеть обновку.

- Бабушка,вырасту же, мала будет!

Бабушка вздыхает.Пожалуй, это единственный конфликт с внучкой. А в остальном, не разлей вода. Ипосмеются, и погорюют, и посекретничают. А вре­мя, оно летит быстрее, чемхотелось бы. Вот уже Кате шестнадцать лет.

- Вставай,внучка, снегири-то сидят на ветке, ждут, хотят тебя с днём рождения поздравить.

Катя опрометьюбросается к окну. Загадала: если правда - снегири, получит она сегодняпоздравление, которого очень ждёт. Не от родителей, они уже позд­равили Катю.Особое поздравление ждёт от Миши Марьина, студента института культуры. Летом онприезжал к родственникам в соседнее село Агапово, они познакомились на дискотеке.Миша высокий и черноглазый, не то что Павлик, белобрысый и с вес­нушками. Иговорит грамотно. Но главное совсем не это. Главное, Миша - гитарист. Он самсочиняет пес­ни и поёт, голос у него - заслушаешься. Миша сразу выделил Катю издеревенских девочек, и когда девчон­ки уговаривали его спеть, он пел и смотрелна Катю.

Катя светилась.Миша не скрывал своего к ней распо­ложения. Пришло Катино счастливое время. Онапе­ретряхивала свои «кипрские» наряды, то распускала волосы, то собирала их взамысловатый пучок и -очень поздно приходила. Конечно, пошли разборки сбабушкой. Та по-прежнему подсаживалась к ней пе­ред сном на кровать:

- Катюша, милая,покажи мне своего ухажёра. Пригласи его к нам, что ты его прячешь?

- Что на негосмотреть, - отмахивалась Катя, - че­ловек как человек, образованный,воспитанный, с Пашкой не сравнить. И вообще я спать хочу.

Бабушкаобижалась. А сегодня - снегири! День рождения! Катя загадала... Собралисьдевчонки из класса, Павлик пришёл, ещё два паренька. Сложи­лись и подарили Катехрустальную вазу. Посидели, попрыгали под магнитофон, объелись бабушкинымипирогами. А Катя всё прислушивалась к шагам, не почтальон ли, не с телеграммойот Миши? Вечер уже... Шаги. Катя смотрит на дверь. Вот на ступень­ках терраскиотряхивают снег, вот стучат, вот вхо­дят. Миша?! Воротник куртки запорошенснегом, в кожаном потёртом чехле гитара, смеющиеся глаза, розы. Он укутал их внесколько слоев газет, а когда достал и протянул Кате... Роскошные, бледно-розо­вые,они совсем не помёрзли, они мгновенно впитали в себя деревенское тепло,изысканные бутоны рас­слабились, горница расцвела от них райским садом. А какрасцвела Катя! Она стояла с розами в руках, тоненькая, в короткой пышнойюбочке, с волосами, струящимися по плечам, с глазами, из которых вы­плёскивалосьсчастье.

-   Здесьживёт самая красивая девочка на свете? Я принёс ей цветы, новую песню и своёсердце...

Гости послеМишиных слов поникли. Его изыскан­ность, эти розы, такие нелепые в простенькомдоме с домоткаными половиками по полу и клетчатой, за­тёртой до белесых пятенклеёнкой на столе, эти слова, будто не вольные из сердца, а из какого-тосредневе­кового романа, всё это сконфузило гостей и они стали собираться.

-   Нет!- Катя метнулась к гостям. - Не уходите, прошу вас, мы сейчас будем петь под гитару.Да, Ми­ша, ты сыграешь нам?

Она поставилацветы в вазу, подаренную одноклас­сниками. Принялась смущённо убирать со столагряз­ные тарелки, куски пирога, метнулась к полке с чистой посудой, потомумоляющим взглядом посмотрела на бабушку: выручай...

-   Никуданикто не пойдёт. Надо гостя накормить сначала, гость с дороги. Вот холодец, вотпирожки, са­латик. А песни потом будете петь, успеете.

Поели. Миша сталнастраивать гитару, запел, без стеснения устремив взор на Катю. Она смущённоопустила глаза, гости тоже. Решили погулять. Ушли, а бабушка, собирая посуду,всё пыталась понять, по­чему так неспокойно у неё на душе. Миша не то что непонравился ей, он был каким-то чужим, почти инопланетянином, залетевшим в ихприхваченное морозцем Матрёнино по случаю, по ошибке. В нём была какая-тонатянутая деликатность, что-то не­настоящее, придуманное. Это так заметно, ноКатя! Миша для неё свет в окошке, особенно теперь, когда он ради неё приехал втакую даль, да ещё эти розы, да ещё эти песни. Неспокойно на душе у ВарварыСемё­новны. Холодец наварила. Его особенно и не ели, раскис в глубокой тарелке.Одна розочка-то Мишина прямо в холодец склонилась, видать, прибило её мо­розом.Неспокойно на сердце. А как сказать? Разве послушает... Кто из них сейчасслушает, сами гра­мотные, сами всё знают. Родители далеко, им и забот мало, аона-то рядом. Не дай Бог, беда, как оправда­ется, как будет им в глазасмотреть.