— Итак, дамы и господин. Он не врет. Наш корабль обогатился еще одним беспамятным.

По ощущениям я напоминала себе отжатое недоразумение. Допрашивать человека, которого подозреваешь в том, что он живая бомба непонятного действия, — то еще удовольствие. Адреналин — штука такая, которая быстро заканчивается, оставляя после себя дрожь в руках, ломоту по всему телу и адскую усталость, будто вручную грузила руду. Впрочем, осушенная в три глотка бутылка пива свою роль тоже играла.

Гражданское космоплавание мне нравилось хотя бы разнообразием методов снятия стресса.

— Личность установить получилось. Это штурман Дюпон.

Мария всего лишь вздрогнула. У нее стальные нервы, наверное: я, когда это услышала, думала, рехнусь.

— Упреждая возможные расспросы: нет, это не он выходил с нами на связь.

— П-почему ты так уверена?

— Потому что. Голос, интонирование, фразовые ударения — все не так.

— Возможно, стресс? Или посттравматический синдром?

Я вздохнула:

— Доктор Мария, медотсек — это прямо и налево, а меня диагнозы не интересуют.

Карпцова насупилась, а я спокойно разъяснила нахмурившемуся Дональду:

— Человек не может так измениться — сразу и по всем параметрам. В рубке «Маттаха» я изжарила совсем другую дрянь — чем бы она ни была.

— П-перестройка организма невозможна? Под влиянием изнанки или з-зазеркалья, например?

Отвечая на мой вопросительный взгляд, вмешалась не слишком довольная докторша:

— По первым данным он человек, никаких новообразованных клеток в его теле нет, только разрушился пигмент волос. Но я не проводила…

— Остаточный след тоже слабеет.

Никогда не думала, что так порадуюсь этому холодному тону. Лиминаль в своем климатическом пледе сидела в углу и старалась не дышать в нашем направлении. Не знаю, что там повлияло — холодовая терапия, какие-то изуверства Карпцовой или что-то еще, — но Рея определенно активничала.

— Таким образом, его крепко ударило. Ничего о зазеркалье он не помнит, а когда пытается вспомнить, происходит вот это.

Я щелчком возобновила воспроизведение и промотала свой вопрос.

— Я… Я не знаю.

Огромные глаза начали закатываться, а на коже выступили мелкие капельки пота. И только профессионал вроде меня видел танец мелких мышечных сокращений у век. Не приведи небо кому-то из нас так танцевать.

— Там что-то было, — я снова остановила запись. — Что-то на уровне личности, и его разум просто стер это.

В памяти еще жил образ того живого камня, из которого ко мне тянулась чья-то душа, чей-то обреченный призрак. Да, в зазеркалье с личностью поступают очень круто. Вон, поседел парень.

— А что у него с г-глазами? — спросил Дональд, поглядывая на Рею.

«Тоже мне еще, брата своей сосульки нашел».

— Он же с Верданы, — укоризненно напомнила я.

История с этой планетой была мистична и чертовски поучительна: в один день у населения целого мира изменился окрас радужки. Радиация не скакала, сверхновые рядом не взрывались, направленных мутаций к ним не завозили, а вот поди ж ты: в одночасье сорвался с цепи один-единственный ген. Как были они хреновыми шахтерами — так и остались. Как жрали биопонику — так и жрут, причавкивая, но вот глаза стали другими. В чем поучительность? Выводы у всех получились свои: кто решил, что правительство все скрывает, кто грешит и поныне на эксперименты корпораций, а многие просто пожали плечами: мол, кто ж его поймет, этот космос?

Поскольку фантазии и допущения — это не мое, то лично я из этой истории вынесла знание особой приметы верданцев. Ну и приземлиться на этой планете я бы побрезговала. Мало ли.

— И что б-будем с ним делать?

— Да в шлюз выкинем, — устало сказала я. — Пусть его Мария почикает всласть, и можно выкидывать.

В рубке воцарилась нехорошая тишина. Я вздохнула:

— Mein Gott… Да будьте вы проще, а?

— Алекса копалась в баре после допроса, — довольным тоном сообщила Карпцова.

— Сейчас он спит. Я считаю, что он человек, — сказала я. — Предлагаю держать его под наблюдением, в карантине из силовых переборок. Накачать для надежности — и наблюдать.

— Зачем?

Я оглянулась на Рею. Определенно не одна я приложилась к чему-то бодрящему.

— Видишь ли, за доставку пассажиров с пропавшего корабля платят отдельно. И очень хорошо.

— Есть одна п-проблема, — задумчиво сказал Дональд. — Мы ведь уже сообщили о ч-червоточине, так? Если заказчик выяснит, что Дюпон побывал в зазеркалье, то у нас будут н-неприятности.

Точно будут. Я бы, не раздумывая, попыталась уничтожить корабль с таким экспонатом на борту. Платить, опять же, не надо.

— Тогда так, — сказала я. — Допустим, мы нашли порченый корабль и аннигилировали его, а этот болван успел удрать с каравеллы, прежде чем она провалилась сквозь изнанку. Болтался в спасательном боте, а тут мы подоспели. А?

— Н-ну да, — с сомнением сказал Дональд. — И мы развесили уши и п-поверили в эту его сказку? Начнем с того, что т-ты бы сама расстреляла все биометрические м-метки вокруг червоточины.

Я обиделась.

— Да пошел ты… Придумай лучше, денег же хочешь? Наш вариант получить их — это отбелить Дюпона.

Каламбур — учитывая новый цвет шевелюры штурмана — мне удался. А вот хладнокровно выслушать разгром своей версии — и в самом деле глупой, кстати, — не получилось. Как выяснилось, методы гражданской релаксации имеют побочные эффекты вроде нездорового юмора и раздражительности.

«Отправлю-ка я всю выпивку в вакуум».

— П-предлагаю так. К заказчику идем т-тихим ходом, по пути следим за парнем. Если убедимся, что он становится адекватнее, а не н-наоборот, обсуждаем с ним этот вопрос. В конце концов, это в его интересах — считаться н-нормальным.

Это был скверный вариант — хотя бы потому, что Дональд откладывал решение. Но скверный вариант лучше, чем идиотский (мой) или вообще отсутствующий (всех остальных). «Тебе начинает нравиться малодушие, Алекса. Давай, ать-два, к ценностям везунчика — шагом «арш».

Я села и положила ноги на ложемент. Отработавшее возбуждение больно чесалось в коленях.

— Ну что ж, раз мы все решили, то совет окончен?

— Н-нет еще.

«Так-так, что у нас еще?»

— Я хотел поговорить насчет м-моей памяти, — тихо сказал Дональд.

Мария выглядела заинтересованной, Лиминаль не выглядела никак. Мне же казалось, что именно об этом обормот думал все время, пока мы обсуждали вопрос Дюпона.

— Дональд, мы можем усилить прогресс, если применим фантомное моделирование… — мягко сказала Мария.

— Не думаю, — фыркнула я. — Полагаю, Дональд не захочет провести остаток жизни слюнявым идиотом.

Мария метнула в меня взгляд, которым вполне можно было сжечь легкий крейсер. Я вспомнила, как это делают, и ослепительно улыбнулась в ответ.

— Дональд, методику уже усовершенствовали, снизились риски, и я думаю, мы…

— П-прости, Мария, — извиняющимся тоном сказал Дональд. — Н-но я имел в виду, что у м-меня есть решение. Или план решения.

Люблю я такие заявления: после них обычно начинают нести ерунду. Вот и обормот набирает в грудь побольше воздуха, и я уже вижу, как между его голосовых связок рождается поразительная, восхитительная и просто дебильная чушь.

— Я хочу разузнать как можно б-больше о войд-коммандере Трее и ее подопечных, особенно бывших. Так я м-могу найти и себя.

Признаю, он превзошел мои самые смелые, как говорится, ожидания.

— До-о-ональд! — протянула шокированная Мария, но я ее перебила.

— Да, Дональд, Мария совершенно права. Ты идиот. Причем полный. Хочешь по полочкам?

Обормот смотрел на меня глазами побитой собаки. И это заводило: он загнан в угол, его везение не действует, он хочет странного — влезть по локоть в аппарат Его Меча, всемогущего канцлера, который сам не прочь повидаться с обормотом, но по совсем иному поводу. Он так исступленно ищет потерянные пять лет, что готов попрощаться со всеми теми годами, которые ему остались. И самое печальное, что мой капитан понимает: на этот раз ему попросту не хватит всей удачи мира.