Сурикова Марьяна
Зверёныш
- Веришь ли в чудо?
Правду скажи.
Или чудес в мире нет?
- Как же не верить,
Ведь каждое утро,
Вижу в окно я рассвет.
- Но чудеса - это нечто другое:
Магия, там, волшебство...
- Есть диво волшебней, чудо иное,
Любовью зовется оно.
Я впервые увидела ее снежным зимним днем. Маленькая фигурка пряталась за мусорными баками в подворотне, и лишь сквозь небольшую щель между ними блестели огромные испуганные глаза. Стоило мне сделать шаг, как девочка тут же подскочила на ноги и бросилась бежать. Малышка с проворством кошки вскарабкалась по старым ящикам и перемахнула через забор между зданиями, и ее невероятно худое маленькое тельце в лохмотьях мгновенно скрылось из виду.
Я прошла в узкий проем и поморщилась от неприятного запаха, царившего в этом море пищевых отбросов. В стене была небольшая дверь, и едва я приблизилась, как она распахнулась. Успев прыгнуть назад, я миновала участи быть облитой нечистотами, выплеснутыми из ведра прямо на улицу. Дверь захлопнулась, скрыв за собой ресторанную кухню, а я шагнула дальше, старательно обходя зловонную лужу на сером снегу.
-Эй, звереныш, - позвала я, надеясь, что девочка притаилась по ту сторону забора. - Не бойся, я тебя не обижу, возвращайся.
Ответа не последовало. Прождав несколько минут, я повернулась и пошла обратно. На широкой улице царило оживление. Сейчас, в конце рабочего дня, люди спешили за подарками. Всего неделя до самого долгожданного для многих праздника - Нового года.
Я ждала не праздника, а выходных. Наконец-то смогу нормально поспать, позабыть на время о многочисленных проектах, незаконченных чертежах и рисунках. Может, даже удастся выбраться за город и покататься на лыжах.
Закутавшись поплотнее в теплую шубу, пошла вдоль по улице, разглядывая витрины магазинов. Распродажи, распродажи! Подарки! Скидки! Одна сплошная утомительная реклама. Я неспешно шла вперед, пока одна вещь в витрине вдруг не приковала мой взгляд. Я остановилась, задумчиво рассматривая маленькую матерчатую куклу в зеленом сарафанчике, с вышитыми на смешном личике синими глазами и с рыжими кудряшками из пряжи. "Скидка 20% на весь товар", - гласила вывеска.
Спустя минут десять я вышла из магазина с объемным пакетом и направилась обратно к подворотне. Здесь по-прежнему было тихо и пусто, звереныш не вернулся. Но ведь придет все равно. Не зря прячется тут, рядом с рестораном. Наверное, отбросами питается. Я поставила пакет за мусорными баками, закрыв его от чужих глаз картонными коробками. Надеюсь, она скоро вернется - хоть оденется нормально, а то замерзнет ведь совсем в своих обносках. Теплое детское пальто, шапка и ботинки обошлись недешево, а вот куклу отдали в подарок. Хорошо все-таки, что у меня нет собственных детей: с ними никакой зарплаты не напасешься, да и забот не оберешься.
Может, стоит позвонить в органы опеки, рассказать, что девочка здесь прячется? Они тогда ее вернут обратно в тот детский дом, откуда она сбежала. Ведь в комнате точно теплее, чем на улице в декабре месяце.
Я вновь вернулась на широкий проспект и достала телефон. Пробила в интернете, какой детский дом есть у нас в городе, заодно по всплывшим в поисковике заголовкам ознакомилась с кучей информации о громком деле, связанном с директором этого самого детдома. Скопировав номер телефона, собралась нажать кнопку вызова, но отчего-то медлила. Снова открыла страницу и прочитала о том, какой разразился скандал, когда выяснилось, что новый директор, управлявший учреждением для беспризорных детей последние полгода, на поверку оказался настоящим садистом. Подробности читать не стала. О порядках, которые царят в детских домах в небольших провинциальных городках, я знала не понаслышке: сама там росла. Хотя у меня, в отличие от большинства детей, была мать. Ее лишили родительских прав, едва мне исполнилось четыре. Когда толстая противная тетка, заявившаяся к нам в дом вместе с высоких худым мужиком, отрывала мои руки от как всегда пьяной матери, я кричала так, что сорвала голос. Подобная сцена повторялась еще не раз, когда меня вновь и вновь забирали из старой грязной квартиры. Я сбегала с завидной регулярностью, но меня возвращали обратно и жестоко наказывали; и чем старше я становилась, тем более жестоким было наказание. Там же, в детском доме, у меня появился друг. Я помогла ему однажды, когда он стащил из кухни батон. Заметила в кустах за углом дома мальчишку, который жадно поедал хлеб, словно дикий, дорвавшийся до желанной добычи зверь. У него были светлые, серые глаза и мягкие каштановые волосы. Он выглядел настоящим ангелочком, но таким голодным, что мне вдруг стало его жалко. А потом, когда разъяренная повариха пыталась выяснить, кто своровал ее батон, я взяла вину на себя. К наказаниям было не привыкать, но с тех пор Илья повсюду ходил за мной по пятам и даже пытался защищать от старших мальчишек, а те били его всякий раз. Потом мой друг подрос и из хилого мальчишки превратился в крепкого подростка, и теперь уже мало кто связывался с набившим руку драчуном. Он продолжал защищать меня от далеко не невинных приставаний со стороны старших. Если бы не он, не знаю, что стало бы со мной сейчас. Я до сих пор выплачивала тот долг, каждый раз давая ему взаймы, когда Илья заявлялся под дверь крохотной квартиры и просил на бутылку, в сотый раз клянясь, что завяжет с выпивкой и что это в последний раз. Мне и винить его было сложно. Он сломался, как и многие из тех детей, что выросли рядом. Таких, как я, кто смог выжить в этом беспросветном мраке, было слишком мало. Но может, в том не моя заслуга, ведь в отличие от них я всегда знала, что меня забрали из дома, а не бросили одну в этом мире на произвол жестокой судьбы.
Теперь я глядела в пустой переулок и никак не решалась нажать кнопку вызова, позвонить в интернат и попросить приехать. Я не могла с уверенностью утверждать, что там этой девочке будет лучше. Отвернувшись, закутала лицо колючим шерстяным шарфом и побрела домой, в свою одинокую, пустую квартиру. Я даже елку не наряжала, хотя за последний месяц нарисовала сотню эскизов всевозможных новогодних украшений. В нашей фирме меня ценили как талантливого дизайнера, а другие работники завидовали, что заказов у меня всегда было больше, а следовательно, и премия выше. Спасибо учителю рисования средней школы, который разглядел в ребенке талант и занимался со мной дополнительно - совершенно бесплатно - после уроков. Он убеждал поступать в университет, говорил, что такому таланту нельзя пропадать впустую. Он многому научил меня, но только оплатить ту самую учебу в престижном вузе в соседнем городе не мог: у него были и свои дети, о которых нужно было заботиться. Я собиралась поступить в техникум, выучиться на повариху, когда, в день моего восемнадцатилетия, умерла мать. На похороны я не пошла (и даже не знаю, кто их организовывал), а вот в суд пришлось явиться. Кто-то из наших родственников претендовал на квартиру, но ее в итоге присудили мне. И этот последний и единственный дар от матери помог выручить денег на учебу.
Сейчас я работала в хорошей компании, зарабатывала не так уж много (в наше время конкуренция среди дизайнеров слишком высока), но зато смогла взять кредит на небольшую квартиру недалеко от центра. Его еще предстояло выплачивать лет пять, и приходилось экономить каждую копейку из ежемесячной зарплаты.
Я вернулась домой, но мысли о маленьком худом звереныше из подворотни не шли из головы.