Злата даже завидовать немного стала, когда Агния во второй раз понесла. Отвлекалась заботами про Ратибора, ему ведь шестой год пошёл уже, пора было меч в руки брать, ратному делу учиться. Вместе с Сорокой его наставляла. Ещё и с десятком хлопот полно было, надо было обучать младших дружинников.

Как-то по весне повела она ребят своих на охоту. Выследили кабанчика матёрого, подстрелили. Злата подошла к издыхающему зверю, и в нос вдруг ударил густой душный запах горячей крови. К горлу тошнота подкатила. Парни едва успели заметить, как она в сторону метнулась. Первым рядом с нею Тихомир оказался. Следом за ним и остальные подошли.

— Съела чего не то? — удивился Карин, с тревогой глядя, как Тихомир её поддерживал, пока Злата сплёвывала остатки завтрака.

— Может, хворь какая?

— Это не хворь. Сейчас помогу, где-то я тут… — забормотал Марибор, отходя к деревьям, шагах в двадцати от того места и поспешно шаря взглядом под ногами, будто потерял что-то. Вернулся скоро с парой веточек дикой мяты. — На-ка, пожуй, Данике помогает, и тебе легче станет, — сунул в рот Злате пару листочков. Та скривилась, но не выплюнула. Тихомир усадил её на торчащий из земли корень, и сам присел рядом, чтоб она опереться об него могла.

— Месяца два уже, верно? — спросил Марибор.

— Три почти. Никак не уляжется.

— Капризный, видать. Как пить дать, девка будет.

— Кто знает…

— О чём это они? — удивился Важин.

— Если это не хворь, тогда что? — парни не могли понять, что стряслось, и почему Тихомир с Марибором погрустнели вдруг.

— Прибавление у нас в десятке будет, вот что, — вздохнул, поджав губы младший.

— Так ведь набрали уже… — понимание свалилось, как снег на голову.

— Вот и пришёл конец славному отряду, — горестно подвёл черту Карин и пнул с досады сухой пень у тропинки.

— Чего? — взвилась Злата. — Выдумал тоже! Рожу да вернусь.

— Радогор вряд ли позволит, — пригорюнился благоразумный Важин.

— Будто я его спрашивать стану. Он с самого начала знал, что я не буду ухватом у печи стоять, и теперь неволить не станет.

— А вести нас кому, пока тебя нет?

— Добронрав вместо меня станет.

— А почему это он?

— Потому что думает, прежде чем болтать. Потому что старший из вас. Потому что, знаю, что убережёт вас, случись чего. Он всегда был для меня правой рукой, значит, и теперь во главе стать сможет.

Спорить не стали, она ведь права, тем более её приказы они привыкли беспрекословно выполнять.

В следующие полгода Злате казалось, что у неё вдруг пять нянек появилось. Берегли её, как зеницу ока, в бой не пускали. Чего уж и говорить — оружие, и то сразу же отняли. А как пришла пора ей рожать, все пятеро у порога бани сгрудились. Добронрав с Тихомиром спокойно с виду на лавке сидели, Карин с Важином тихо говорили о чём-то, а Марибор беспокойно мерил шагами двор. Он хотел повитухам помогать, да ему не позволили. Только поначалу, пока за Радогором послали, он его место подле Златы занял, а после уже его помощь не нужна была. И успокоиться бы им всем, пойти по своим делам, так нет же, никто и не подумал «вожака» своего оставить. Снаружи Златы и не слышно почти было — привыкла боль терпеть, иногда только стоны протяжные доносились. А потом двор огласился звонким детским криком.

— Девочка! — улыбнулась повитуха, передавая малышку отцу.

Радогор, измученный беспокойством не хуже Златы, было выдохнул с облегчением, разглядывая маленькую копию его Ладушки, как встретился с испуганным Златиным взглядом.

— Что не так?

— Это… кажется, не всё.

Только договорила, её новым ударом боли скрутило. Радогор удивиться не успел, как она уже вытолкнула на свет ещё одну крохотную девочку. Он и поверить не мог своему счастью — шутка ли, сразу двоих детей получить, одинаковых. Старцы говорили — это благо великое, улыбка богов, что сулит детям завидную судьбу и счастье.

Сорока, как эту новость услышал, хохотал, что полоумный: «И эта, — говорил, — девок нарожала!» За что немедленно получил подзатыльника от жены, но хохотать не перестал.

Шутки шутками, а поздравить Злату с Радогором чуть ли не первым пришёл.

— Ничего, — похлопал он побратима по плечу, с улыбкой глядя на спящих в колыбельке малышек, — мы и из девок таких бойцов воспитаем, что всё княжество дрожать будет.

Через несколько месяцев Златояра с Радогором и малышками в Ладожье отправились. Злата не захотела, чтоб её дочери в столице росли — дома в деревне привольнее. Сорока их до самых ворот Новгорода проводить вышел, пообещал в гости заглянуть при случае, подарил девочкам пояски оберегами расшитые от Агнии и пару диковинных золотых подвесок. С одной стороны глянешь на украшение — на веретено, вроде, похоже. С другой стороны присмотришься — больше на нож смахивает. Радогор подивился красивым побрякушкам, понял намёк Сорокин и накрепко для себя решил, что позволит каждой из дочерей самой для себя путь выбирать — прялку или сталь.

Девочки росли очень быстро, и скоро ясно стало, что они, хоть и одинаковые с лица, да на самом деле разные совсем. Одна была непоседой — даже в колыбельке спокойно лежать не могла, постоянно ей надо было ворочаться, а как крик поднимет, хоть уши затыкай. Сестра же её, наоборот тихой росла, даже плакала редко. Случись первой заголосить, другая только глядела на неё любопытно, мол: «И чего ты расшумелась? Всё ведь в порядке».

А как подросли они, ох, и хлопот стало от старшей! Глазищи её серые неустанно искали, куда бы влезть. Только от горшков горячих на припечке её уберёшь, она уже веник ломать возьмётся. Только веник отнимешь, она уже кошку за хвост таскает. Кошку из избы выгонишь, она другую забаву тут же найдёт. И так постоянно. Никакого сладу с нею не было. Младшая же могла часами одну игрушку в руках ворочать, и ни звука от неё. Будто огонь да вода сестрицы были. От того и назвали их: Ярославой старшую и Мирославой сестру её.

Через пару лет Златояра ещё и братика, Велимира, им родила. Обе на диво ласково приняли его. Даже Яра притихла ненадолго, будто понимала, что малышу забота да покой нужны.

Обещание своё Злата сдержала, если князю помощь требовалась, тотчас же в Новгород отправлялась вслед за Радогором. Детей же семье на попечение оставляла. Олег к тому времени подрос уже, полюбил сестричек и брата, как родных. Всей семьёй их воспитывали, то у Любомира они гостили, то Велеслав их всех к себе забирал, то Дарьяна с Изяславом заботились, пока Злата с Радогором в отъезде бывали. В спокойное же время у себя дома то и дело гостей принимали.

Как-то по осени Сорока с Агнией в Избор направлялись, матушке поклониться, внучек показать, да заехали в Ладожье погостить на денёк-другой. Агния к той поре уже третью дочь Сороке родила и снова тяжёлая ходила, счастливая, будто светилась изнутри.

Осень была тёплой, солнечной, холода в эти края не спешили пока. Женщины о чём-то в избе ворковали, мужьям же доверили за детьми присмотреть.

Сорока сидел на крыльце напротив Радогора, бережно придерживая на своих коленях младшую дочь. Ей шёл только второй годик, и она была пока слишком мала, чтобы играть с другими. Он задумчиво глядел на детей побратима и своих дочек, которые с весёлыми криками в салочки на дворе играли.

— Угораздило же нас с жёнами, — вздохнул бывший десятник, теперь-то он наставником княжича стал. — Тебе повезло, хоть одного сына вырастишь. Две девчонки — не беда, у меня же вон целых три, четвёртую носит. Ну, куда мне столько-то?

— А что тебе не по нраву? — улыбнулся Радогор. — Они ласковые, заботливые, а парень что? Подрос, меч схватил, и ищи-свищи его…

— Ну верно же, воин. Научишь его убивать, и бояться за него нечего. А тут что? Год-другой и начнут ленты да побрякушки требовать, за меч ведь ни одна не возьмётся. Некому мне ремесло своё передать.

— А Ратибор?

— Он — княжий сын, не мой. Так что это другое. Что ещё хуже, девки-то мои чуть подрастут, и к ним женихи цепляться начнут. Как представлю… Вот выпросит олух какой-нибудь, вот эту малышку замуж когда-то. Я же с ума сойду, зная, что он её, пташечку мою, своими ручищами погаными… Тьфу! Сразу рука к топору тянется.