Агния взяла в изножье брошенные пояски и подошла ближе. Она и представить не могла, чтобы кто-то на подобное согласился, тем более мужчина, тем более грозный воин, каким Сороку все знали. Стараясь унять дрожь в пальцах, она привязала его правую руку к изголовью и обошла кровать кругом, чтобы закрепить левую.

— Надеюсь, ты будешь ласкова, — ухмыльнулся её муж, — у меня такое впервые.

Агния не сумела сдержать улыбки. И поспешила завязать узел покрепче.

— Хорошо, а дальше-то что?

— А дальше делай, что захочешь. Видишь, я совсем беспомощен. Я — твоя кукла, играй мною, как вздумается. Хочешь — убей прямо сейчас, хочешь — ремней из меня нарежь, хочешь — насилуй. Я выбрал бы последнее.

— Это безумие…

— Нет. От тебя я приму всё, что угодно. Если не сделаю тебя счастливой, то мне и жить незачем, помнишь?

Агния мысленно собрала всю решимость в кулак, едва ли веря, что это с ней сейчас происходит, вздохнула глубоко и принялась расстёгивать верхний сарафан. Шёлк неслышно скользнул на пол, оставляя её только в тонкой сорочке. Сорока шумно втянул воздух, пояски на его запястьях заметно натянулись, но он старался не выказывать своего нетерпения.

Она несмело взобралась на кровать и села рядом с ним, раздумывая, с чего бы начать. Взгляд её упал на изрезанную шрамами грудь любимого.

— Так много… — сама не зная почему, она перешла на шёпот. Провела дрожащими пальчиками по этим отметинам. Остановилась ненадолго на свежих, ещё розовых шрамах.

— Из стольких битв нельзя выйти невредимым, — ответил ей Сорока, внимательно следя за каждым движением её рук.

Вот она уже смелее касается его груди, скользит маленькой ладошкой по животу и вдруг опасливо останавливается у самого пояска.

— Я в твоей власти, помнишь? — шепнул десятник, стараясь выровнять поспешное дыхание. — Ты можешь делать что угодно.

Она подняла на него взгляд и быстро облизнула пересохшие губы — нет, пока не время. Нужно двигаться от привычного к новому. Агния придвинулась ближе и оставила лёгкий поцелуй на его искалеченной щеке, ещё один в уголке губ. Опираясь рукой на его грудь, она чувствовала, как часто он дышит. Ей и самой, будто воздуха не хватало, но она старалась оставаться спокойной. К губам прильнула, сначала несмело, но жар, что уже разливался по телу, толкал её прижаться ближе.

«Бояться нечего, — мысленно твердила она себе, — он ведь уже родной мне, он спас меня. Он в моей власти, в моей…»

Сладкая истома хмелем стекала по груди, собираясь в лоне горячим комком. Сердце набатом билось в груди, так, что даже голова закружилась. Сорока покорно отвечал на ласку, вторя её собственным тихим стонам.

Агния отстранилась от него на мгновение, чтобы немного отдышаться, и заметила мимолётную болезненную гримасу на его лице.

— Что-то не так? — спросила встревоженно, — руки перетянула?

— Нет, — ухмыльнулся Сорока, — просто… сними с меня штаны, мне становится больно.

Агния не сразу поняла, в чём дело, а после покраснела ещё больше, улыбнулась смущённо. Собралась с духом и потянулась к завязкам. Потребовалось время, чтобы справиться с тонкими тесёмками. Когда последняя из них поддалась, Агния нервно сглотнула и осторожно потянула края ткани вниз, ноготок за ноготком обнажая всё так же украшенную шрамами кожу.

— Не бойся, он не кусается, — ухмыльнулся, Сорока, видя, к чему прикован её взгляд.

— Не смешно, — насупилась Агния, подняв, наконец, взгляд на лицо мужа.

— Иди ближе ко мне, — мягко увещевал он, — я же вижу, что хочешь этого. Ну же, возьми меня…

Его взгляд придавал ей уверенности, а потому она смотрела прямо на него. Чувствуя это, Сорока изо всех сил старался смотреть ей в глаза, а не на то, как она приподнимает сорочку, обнажая стройные ножки, как ставит коленочки по обе стороны от него и, затаив дыхание, осторожно опускается сверху.

Не в силах сдержать себя, он застонал от удовольствия, чувствуя её горячее, влажное лоно.

— Вот так… умница. Всё хорошо? — спросил он, желая убедиться, что она не принуждает себя это делать. Она коротко кивнула в ответ. — Прости, плакать и звать на помощь у меня не получится, уж больно сладко ты это делаешь.

Агния смущённо улыбнулась — да уж, неправильное надругательство выходит. Она осторожно качнула бёдрами, привыкая к ощущениям, и вдруг подняла на Сороку испуганный взгляд:

— Я… я не знаю, что дальше делать.

— Ну, я бы помог, но у меня руки связаны, — вот же хитрец…

Она опасливо покосилась на его стянутые поясками запястья, и покачала головой, показывая, что пока не готова его развязать. Пусть страха в ней уже почти не осталось, но чувство власти над ним настолько будоражило кровь, что ей хотелось испить его до дна.

— Нет, так объясни.

Понимая, что и правда в плен попал, Сорока решил подчиниться:

— Обопрись руками о мои плечи и представь, что едешь верхом. Вот ты трогаешь лошадку пятками, и она делает шаг, — Агния повела бёдрами вперёд-назад, заставляя его судорожно вздохнуть.

— Так?

— Да, умница. А теперь ещё шаг… Хах… Чувствуешь?

— Да, — полушёпот, полустон сорвался с её губ.

— Хорошо, слушай своё тело, оно подскажет, что делать.

Агния сделала ещё несколько движений, чувствуя, как он заполняет её изнутри, касается самого сокровенного в её теле. Прикрыла глаза, отдаваясь чувствам, теряя власть над собственным телом. А оно, с каждым мигом требовало всё большего, и она невольно стала двигаться быстрее, мысленно подсказывая, себе, что лошадку можно пустить рысцой. Напряжение внизу живота росло, подсказывая, что она всё делает правильно. Сорока тянулся к ней, сколько позволяли связанные руки, губами лаская её шею и грудь в распустившемся вороте сорочки, заставляя её прижиматься ближе, врывая из груди сладкие стоны.

Ведомая желанием, Агния и не услышала, как жалобно затрещали пояски на запястьях десятника. Его руки незаметно легли на её бёдра, задавая ритм, подталкивая её отпустить лошадку в галоп.

— Давай, моя хорошая, уже близко.

Позабыв обо всех тревогах и страхах, Агния отдалась чувствам, прижалась лбом к нему, стремительно взмывая к желанной вершине, задыхаясь от собственных стонов, до боли впиваясь ноготками в его затылок. И вдруг, будто сорвалась вниз с невероятной высоты, задрожала всем телом, совсем забывая дышать. И, наконец, опустилась обессиленно ему на грудь, сквозь густой туман в голове чувствуя лёгкие поцелуи на своих щеках.

Сорока взял её лицо в ладони, с любовью в глаза заглянул.

— Понравилось? — спросил с улыбкой. Агния кивнула, хотя казалось, будто она едва ли слышала. — Не страшно? — она вяло покачала головой, понемногу приходя в себя. — Вот видишь, не все мужчины причиняют боль.

Он убрал с её лба выпавшую прядку волос:

— Понимаешь ли ты, насколько я люблю тебя?

— Руки… — она в недоумении посмотрела на его ладонь у своего лица, будто это было нечто чуждое этому миру.

— Прости, я куплю тебе новый пояс, золотой, хочешь?

— Нет… ты просто… прикоснись ко мне.

Он нежно провёл ладонью по её шее, задержался немного на груди и, наконец, обнял за талию, теряя разум в сладости её губ.

— Отдышалась? Можно, теперь я буду сверху?

Не успела Агния осознать его слова, как уже оказалась спиной на подушках. В крепких горячих объятиях бесконечно любимого человека. В безопасности, будто дома, будто и не было горя в жизни.

========== Любовь исцеляет ==========

На исходе следующего года Агния подарила мужу дочь. Сорока ворчал, бубнил, мол, на кой-ему ещё одна баба в семье, да счастья в глазах не скроешь ведь. Любил своих девочек пуще света белого. Агния иногда диву давалась, насколько он чуткий. Бывало проснётся малышка среди ночи, она и глаза открыть не успеет, а Сорока уже около неё, шепчет что-то, успокаивая. Порой даже, она поклясться могла, что слышала, как он колыбельную для доченьки поёт. И в грубом голосе тогда появлялись редчайшие нежные нотки, каких ни у одного бояна не услышать.