Черно-бело-красная душа

учится из золота молчания

извлекать свинцовые слова.

* * *

Собираю по тучам я корни дождя,

а воскресшая тень

тихо бродит

по мокрым и злым переулкам.

Красный лев

Угощая кефиром крылатого льва

не надейся пролезть сквозь игольное ушко, –

только мясом вырванным из себя

можно зверя насытить и то ненадолго.

И не рыком вольется он в кровь

а судьбой.

Красный лев воцарится в груди

легковерному сердцу взамен,

будет суд надлежащий вершить он

над праздной душой...

Рисунок Кристины Зейтунян-Белоус

----------------------------------------------------------------------

Велимир Хлебников

ЗВЕРИНЕЦ

(фрагменты)

Посв<ящяется> В<ячеславу> И<ванову>

О Сад, Сад!

Где железо подобно напоминающему братьям, что они братья, и останавливающему кровопролитную схватку.

Где немцы ходят пить пиво.

А красотки продавать тело.

Где орлы сидят подобны вечности, означенной сегодняшним еще лишенным вечера днем.

Где верблюд, чей высокий горб лишен всадника, знает разгадку буддизма и затаил ужимку Китая.

Где олень лишь испуг, цветущий широким камнем.

Где наряды людей баскующие.

Где люди ходят насупившись и сумные.

А немцы цветут здоровьем.

Где черный взор лебедя, который весь подобен зиме, а черно-желтый клюв — осенней рощице, немного осторожен и недоверчив для него самого.

Где синий красивейшина роняет долу хвост, подобный видимой с Павдинского камня Сибири, когда по золоту пала и зелени леса брошена синяя сеть от облаков, и все это разнообразно оттенено от неровностей почвы.

Где у австралийских птиц хочется взять хвост и, ударяя по струнам, воспеть подвиги русских.

Где мы сжимаем руку, как если бы в ней был меч, и шепчем клятву: отстоять русскую породу ценой жизни, ценой смерти, ценой всего.

Где обезьяны разнообразно злятся и выказывают разнообразные концы туловища и, кроме печальных и кротких, вечно раздражены присутствием человека.

Где слоны, кривляясь, как кривляются во время землетрясения горы, просят у ребенка поесть, влагая древний смысл в правду: — есть хоцца! поесть бы! — и приседают, точно просят милостыню.

Где медведи проворно влезают вверх и смотрят вниз, ожидая приказания сторожа.

Где нетопыри висят опрокинуто, подобно сердцу современного русского…

Где Россия произносит имя казака, как орел клекот.

Где слоны забыли свои трубные крики и издают крик, точно жалуются на расстройство. Может быть, видя нас слишком ничтожными, они начинают находить признаком хорошего вкуса издавать ничтожные звуки? Не знаю. О серые морщинистые горы! Покрытые лишаями и травами в ущельях!

Где в зверях погибают какие-то прекрасные возможности, как вписанное в часослов «Слово о полку Игореве» во время пожара Москвы.

1909, 1911

---------------------------------------------------------------------------------

-- Миру – миф

Татьяна Бонч-Осмоловская

кандидат филологических наук

Сидней, Австралия

Падающие медведи

(из серии «Австралийские хищники. Не стань их жертвой!»)

Продолжение

Руу, солдат удачи

Давным-давно на просторах Австралии жило одно мирное племя. Они были настолько мирные, что соседи всегда обижали их и дразнились. И опоссумы их обижали, и коалы, и даже утконосы. Одни только рыжие крысы жалели бедных аборигенов и приходили к ним на огонек погреться и перекусить.

Шли годы. Крысы росли, мутировали и становились полноправными членами общества. В праздничный день накануне Нового года, что праздновался посреди лета, старики племени торжественно посвящали крыс в воины – раскрашивали их рыжую шерсть в разные, преимущественно рыжие, цвета, нацепляли на брюхо большую сумку, а на передние лапы – боевые перчатки. После посвящения – новый член племени должен был прыгнуть выше головы, сделать стойку на хвосте и выпить море, в ритуальных целях заменяемое четвертью эвкалиптовой водки, – неофит получал тайное боевое имя: Кен Г. Руу, что на языке мирного племени означало «нехилая рыжая крыса с большим хвостом, владеющая набрюшным мешком и основами рукопашного боя, одетая в одежду, соответствующую сезону, чье имя совпадает с именем любого другого члена племени, является страшной тайной и не может быть разглашено никому чужому».

Наутро новообращенный Кен Г. Руу, по традиции жестоко страдающий похмельем и угрызениями совести по отношению к вскормившему его племени, записывался в солдаты удачи и навсегда покидал родные края.

Руу был идеальным солдатом. Мобильный, сильный, умелый, вскоре он становился незаменим как в рукопашной схватке, так и при паническом бегстве, как в опасной разведке на территории противника, так и в безобразном мародерстве.

Руу выходил на врага, вооруженный одними только боксерскими перчатками, в которых хранил самые дорогие и любимые вещи. Внезапно выскакивая на противника, Руу плотно садился на собственный хвост и точным апперкотом отправлял несчастного в нокаут, чтобы приступить к любимой фазе воинских действий – грабежу и разбою. Руу быстро лишал поверженное тело ценных вещей и исчезал с поля битвы в клубах красной пыли.

Аналогичную тактику Руу применял и в разведывательных операциях, нередко добывая бесценные сведения и другие предметы. После некоторых попыток извлечь их из Рууиных перчаток, его непосредственные начальники, обзаведшиеся лишь парой свежих кровоподтеков, оставляли все добро status quo, справедливо рассудив, что так оно целее будет.

Однако особенно хорош Руу был при отступлении. Он первым прибывал в лагерь, опережая полевую кухню, драгунов и маркитанток. Несколько раз он по ошибке вламывался во вражескую крепость, но тут же признавал свою вину и как ни в чем ни бывало продолжал воевать на стороне бывших неприятелей.

В конце концов он надоел всем. Австралийцы вспомнили, что на их земле отродясь не велось никаких войн, и прогнали Руу. Когда он попытался напомнить бывшим своим друзьям о веселых деньках и совместных рейдах, ему только смеялись в лицо, а под конец пригласили в уютный кабинет с белыми стенами и доходчиво объяснили, что существа, которое могло бы переносить в прыжке центнер веса на десяток метров в длину и пару метров в высоту по сотне-другой раз на день, в природе не существует, а если б оно и было, то потребляло бы столько энергии, что министерство обороны его кормить не собирается.

Так бесславно закончилась государственная служба Руу. С голодухи он принялся подрабатывать в зоопарке крысой-переростком; конкурируя с вомбатом и бандикутом, пытался подворовывать сумочки у беспечных туристов; скрепя сердце и поверхностные покровы, сотрудничал с кожевенной промышленностью. И наконец принялся писать мемуары.

Писательское ремесло – самое страшное из всего, чем он занимался в своей долгой жизни, говорит солдат удачи. Так же считают и его читатели.

Верблюд

Верблюд – самое крупное животное Австралии. На просторах австралийского континента верблюд встречается чрезвычайно редко, чему несказанно рады все остальные его обитатели.

Практически, уже долгое время верблюд существует в одном, единственном и неповторимом, экземпляре. Экземпляр этот родился в эпоху королевы Елизаветы, возмужал при королеве Виктории, и с тех пор все продолжает расти.

В молодые годы верблюд принимал посильный вклад в освоении Австралии, невозмутимо пережевывая остатки позавчерашнего завтрака и вдумчиво изучая процесс построения новой жизни под вечно-голубым небом зеленого континента. Когда ему надоедала беготня внизу, верблюд, изгибая длинную пушистую шею, опускался до одного с уровня с суетливыми строителями и извергал им на головы галлоны тщательно пережеванной пищи.

Однако с тех времен миновали века, пропорционально размеру тела вырос и ум верблюда, что неизбежно привело к возрастанию самооценки, категорическому отказу содействовать в эксплуатации его человеком и полному переосмыслению прошлого сотрудничества. Теперь верблюд существует самостоятельно, ограничивая общение с человеком краткими, но запоминающимися визитами.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: