С годами верблюд развил до чрезвычайности способность обходиться без пополнения запасов пищи и воды. Все дело здесь просто в начальных размерах этих самых запасов, которые верблюд, как существо терпеливое и экономное, расходует очень бережно. Но раз в семь лет даже самым бережно расходуемым запасам приходит конец, и меланхолический красавец преображается. В облаке пыли, песка, в шквалах ураганного ветра приближается он к выбранному поселению, ферме, деревне или поселку городского типа.
Избежать верблюда невозможно, как невозможно избежать цунами. Пыльным смерчем надвигается он на человеческое поселение, красно-серой тучей закрывает
солнце и перекрашивает небо, и навсегда стирает город с лица земли. Верблюд – существо мирное, жвачное, практически травоядное, не его вина, что с высоты его роста практически все: поля и дома, амбары и сельхозтехника, стада овец и охраняющие их собаки, все – трава. Челюсти верблюда пережевывают все живое, его желудки способны перетереть в пыль и белок все, что в них попадает, а в горбах верблюда поместятся запасы воды, прежде составлявшие годовую продукцию среднего размера водоочистительного заводика.
Местность, которую почтил своим посещением верблюд, топографы тут же перекрашивают в красный цвет, цвет земли Верблюда. Медленно, но неотвратимо, расширяет верблюд свои владения. Бороться с ним невозможно. Во-первых, это столь же осмысленно, как и борьба с энтропией, а во-вторых, существующий в единственном экземпляре верблюд давно внесен в Красную книгу и охраняется государством. Поэтому попытка борьбы с верблюдом расценивается государством как попытка уничтожить редкий вид и наказывается в административном и уголовном порядке, вплоть до поселения в местах поселения верблюда.
На сотрудничество верблюд не идет, припоминая человеку года прошлой, как это он называет, зверской эксплуатации. На уговоры не поддается, на посулы не покупается. Да и что можно предложить верблюду? Все, что ему надо, он возьмет сам. В следующий раз. Лет через семь, когда вы снова соберете урожай, запасете воду, построите город. Вот тогда – ждите в гости австралийского верблюда, и он обязательно придет к вам, ведь Австралия – такая маленькая, и уже почти вся – одна сплошная красная пустыня, а кушать хочется даже такому терпеливому и неприхотливому животному, как наш верблюд.
Домашний ужас чистоты и порядка
В жизни каждого взрослого австралийца наступает такой день, когда в его доме появляется змея. Она поселяется с каждым, независимо от его географического и социального положения, расовой и половой принадлежности, профессии и национальности.
Змея - тихое и незаметное в быту животное, передвигается практически бесшумно. И очень быстро. Вы никогда не знаете, где она находится. Можно только предполагать, что она затаилась в одной ей известной щелочке и оттуда внимательно наблюдает за порядком в доме.
Да, с появлением змеи в жилище австралийца воцаряются уют и порядок. Ни одна сумчатая крыса не рискнет переступить тот порог, за которым расположилась змея. Ни один гигантский таракан не отважится проникнуть к ней на кухню. Люди, и те с опаской заходят в собственную квартиру, напряженно ожидая, не покажется ли она из-за угла. Пока в доме спокойно и чисто - не покажется.
По ночам она выползает наружу и скрупулезно проверяет: все ли содержится в совершенном порядке? Идеальна ли чистота ковров? Нет ли пыли за дальним шкафом? Не раскиданы ли по полу книжки или игрушки? Ровно ли дышат хозяева в своих постелях?
А те, зажмурившись и старательно выдыхая, напряженно прислушиваются к тихому-тихому шуршанию и тонкому свисту, с которым змея сканирует территорию. Даже собаки и кошки не осмеливаются перечить змее, а покорно моются и причесываются каждый вечер - лишь бы та была довольна. Да что собаки! Даже цветы перед домом замедляют свой фотосинтез, когда она шелестит мимо, заглядывая в горшки, и распускают лепетки на легком ветерке, только когда она удаляется. Самые маленькие и несмышленные детеныши быстро понимают, в какую игру им играть не стоит, и покорно залезают в ванну, убирают игрушки и складывают одежду на место.
Что же говорить о взрослых мужчинах и женщинах! Да благодаря гремучим домоправительницам в Австралии самый низкий процент супружеских измен в мире! Уже за одно это женщины континента готовы поставить им памятник.
И каждое утро с радостью наливают теплое молочко в блюдечко на полу кухни. Змее ведь так мало надо, чтобы она была счастлива и совершенно незаметна.
Ужас, о котором позабыли компетентные органы. Но сам он ничего не позабыл
Имя им – легион, но это не инфернальные чудовища, хоть они и хотели бы представляться таковыми. Это – реликтовые филеры, в просторечье мухи. Филеры были завезены в Австралию либертинианцами-французами еще в те времена, когда земля эта не имела определенной государственной принадлежности. Открытая голландцами, обживаемая французами, исследуемая англичанами и населенная аборигенами, она представляла собой обожженную красную пустыню и лакомый кусочек для каждого зрелого европейского государства. Для слежки за вероятным противником изобретательные французы и использовали миниатюрных летающих шпиков – мух. Позже, когда Франции стало уже не до австралийских колоний, мухи вместе с прочим брошенным ими имуществом отошли британской разведке, и еще долго служили английской короне.
В эпоху тотального недоверия, в военные и послевоенные годы, мухи добросовестно исполняли свои обязанности, не спуская фасеточных глаз ни с одного, буквально ни с одного подозрительного лица. Они даже слегка переусердствовали, и с этих лиц, к которым осторожничающее правительство отнесло все взрослое, а также детское и коренное население континента, мухи не спускали не только глаз, но и рук, ног и прочих частей своего высокоструктурированного тела.
Предметы их слежки в ответ обзаводились шляпами-убийцами с привязанными к ободам камешками и без сострадания уничтожали сотни филеров, но мухи не сдавались и продолжали кружить, ползать, летать вокруг, проникая в малейшие щели. Они садились на лицо, на руки, залезали под платье, прилипали к мороженому и, храня верность присяге, героически тонули в остывающем чае.
Последнее время, разгул политкорректности и толерантности, вызывает у мух глухое отторжение и справедливую озабоченность – куда катится страна? – спросили бы они, обладай они даром речи и хотя бы рудиментами интеллекта.
Но – нет! Никто не прислушивается к ним в эпоху мультикультурализма. Департамент их расформировали, начальство уволили, так что летают бедные шпики по континенту без всякой моральной и материальной поддержки, на одном голом энтузиазме, и кусают, как озверелые собаки, без всякого вознаграждения, ведомые одним лишь внутренним долгом.
Начальство уволили, а их трудоустроить, как водится, позабыли. Да и к чему их, болезных, трудоустроишь? Что они делать-то умеют, кроме как залезать во все дыры и укромные уголки, от складок одежды до засохшего печенья?
Так и вьются они вокруг всего сущего, неприкаянные и неутомимые, и так и будут виться – а что поделаешь, мультикультурализм тут. Толерантность. Не уничтожать же их как класс, или что они там – вид, род – как завещали классики единственно верного? Сами мухи, впрочем, искренне надеются дожить, может не сами, может, хоть дети и внуки их, до новых счастливых времен всеобщей подозрительности, когда их благородный труд снова будет востребован и вознагражден.
Продолжение ожидается!
Он тоже живет в Австралии
Рисунки Кристины Зейтунян-Белоус
--------------------------------------------------------------------