— Вероятно.
— Тогда пусть дерутся! — заявил Сигтрюгр. — Молись, чтобы говнюки поубивали друг друга! Это не наше дело. Пока они дерутся между собой, они не смогут драться с нами!
— А если Этельвирд победит, — заметил я, — он точно нападет на нас.
— Думаешь, Этельстан не станет этого делать? Думаешь, он не поведет армию через границу?
— Он пообещал мне, что не станет. До тех пор, пока я жив.
— А это долго не продлится, — угрожающе произнес Сигтрюгр.
— Ты ведь женат на его сестре-близнеце, — возразил я.
— Думаешь, это его остановит?
Сигтрюгр взглянул на меня. Сначала он был женат на моей дочери, погибшей при обороне Эофервика, а после ее смерти король Эдуард вынудил его жениться на Эдгите, угрожая вторжением, если Сигтрюгр ответит отказом, и Сигтрюгр, атакуемый и другими врагами, согласился. Эдуард заявил, что этот брак — символ мира между королевствами саксов и находящейся под правлением норвежца Нортумбрией, но только глупец не понимал, что истинная причина этого брака — внедрение саксонской королевы-христианки во враждебную страну. Если Сигтрюгр умрет, его сын и мой внук будет еще слишком мал, чтобы править, а даны и норвежцы никогда не примут благочестивую Эдгиту в качестве своей правительницы и вместо нее возведут на трон Нортумбрии одного из своих, дав тем самым королевствам саксов повод для вторжения. Саксы заявят, что пришли восстановить Эдгиту на троне, и Уэссекс поглотит Нортумбрию, мою страну.
И всё это правда. Но я всё равно отправлюсь на юг.
Я дал клятву не только Этельстану, но и Этельфлед, дочери короля Альфреда и моей бывшей возлюбленной. Я поклялся защищать Этельстана и убить его врагов, когда умрет Эдуард. А если человек нарушает клятву, то у него нет чести. Мы можем многое иметь в жизни. Можем родиться для преуспевания, богатства, успеха. У меня всё это было, но когда мы умираем, то в загробный мир можем забрать только свою репутацию. А у кого нет чести, у того нет и репутации. Я сдержу клятву.
— Сколько человек ты берешь с собой? — спросил Сигтрюгр.
— Всего сорок.
— Всего сорок! — насмешливо повторил он. — А если вторгнется Константин Шотландский?
— Не вторгнется. Он слишком занят, сражаясь с Оуайном из Страт Клоты.
— А норвежцы на западе? — напирал он.
— Мы разбили их в прошлом году.
— А теперь у них новые вожди, и корабли всё прибывают.
— Тогда разобьем их в следующем году.
Сигтрюгр снова сел. К нему подошли два волкодава, требуя ласки.
— Мой младший брат приплыл из Ирландии, — сообщил он.
— Брат? — переспросил я, зная, что брат у него имелся, но он редко о нем упоминал, и я думал, что тот остался в Ирландии.
— Гутфрит, — с кислой миной произнес он. — Он считает, что я должен кормить и одевать его.
Я оглядел большой зал, откуда за нами наблюдали.
— Он здесь?
— Скорей всего, он со шлюхами. Ты отправишься на юг, да? — сердито спросил он.
Сигтрюгр выглядел старым, хотя и был моложе меня. Его когда-то привлекательное одноглазое лицо покрылось морщинами, длинные волосы поседели, а борода истончилась. Я не видел во дворце новую королеву, мне сообщали, что большую часть времени она проводит в монастыре, который основала в городе. Она так и не родила Сигтрюгру детей.
— Мы отправимся на юг, — подтвердил я.
— Откуда приходят самые серьезные проблемы. Не проезжай через Линдкольн, — в голосе Сигтрюгра прозвучала горечь.
— Почему?
— Сообщают, что там чума.
Стоявший рядом со мной Финан перекрестился.
— Линдкольн я объеду, — подтвердил я, слегка повысив голос. Поблизости сновали десятки слуг и воинов, поэтому я хотел, чтобы они услышали сказанное. — Поедем по западной дороге через Меймкестер.
— Тогда поезжайте поскорее и возвращайтесь живыми.
Он имел в виду именно это, но прозвучало как-то иное.
Мы уехали на следующий же день.
Я вообще не намеревался ехать на юг по дороге, но хотел, чтобы любой соглядатай при дворе Сигтрюгра повторил мои слова. У Этельхельма имелись шпионы в окружении Сигтрюгра, и я хотел, чтобы он наблюдал за римскими дорогами, ведущими из Нортумбрии на юг, в Уэссекс.
Я поехал в Эофервик, поскольку знал, что обязан поговорить с Сигтрюгром, но Берг тем временем привёл Спирхафок вдоль побережья в небольшую гавань на северном берегу Хамбра, где и ждал нас.
Ранним утром после нашей с Сигтрюгром встречи, всё ещё отвратительно себя чувствуя из-за эля и вина, выпитых накануне вечером, я вывел пятерых людей из города. Мы поскакали на юг, но едва бастионы Эофервика скрылись из виду, повернули на восток и тем же вечером нашли Спирхафок с командой из сорока человек, покачивавшийся на якоре в волнах отлива. На следующее утро я отправил шесть человек отвести наших коней назад, в Беббанбург, а с остальными вышел в море на Спирхафоке.
Этельхельм, конечно, узнает, что мы были в Эофервике, и ему скажут, что мы покинули город через южные ворота. Скорее всего, он решит, что мы направились в Мерсию, к Этельстану, но будет в недоумении из-за того, что со мной всего лишь пять человек. А мне хотелось, чтобы он беспокоился и искал там, где меня нет.
О наших планах я не сказал ни Эдит, ни сыну, ни даже Финану. Эдит с Финаном ожидали, что я поеду на юг лишь после смерти Эдуарда, но я спешно уехал, хотя король был ещё жив.
— Что сказал тебе тот священник? — спросил Финан, когда Спирхафок шёл вдоль берега на юг, с летним ветром.
— Сказал, что я должен отправиться на юг.
— И что мы там станем делать, когда доберёмся? — поинтересовался Финан.
— Хотел бы я знать.
Он усмехнулся.
— Сорок человек, — он кивнул на людей, сбившихся в чреве Спирхафока, — вторгнутся в Уэссекс?
— Больше, чем сорок, — ответил я и замолк.
Я смотрел на море, оно сверкало под солнцем, омывая гладкие борта Спирхафока. Лучшего дня и желать невозможно. Ветер гнал корабль вперёд, нас несло море, пронизанное солнечным светом, гребни небольших волн украшала белая пена. Такая погода, должно быть, хороший знак, но меня не оставляла тревога. Я отправился в путь под влиянием порыва, ухватился за то, что казалось возможностью, а теперь меня одолевали сомнения. Я коснулся молота Тора на шее.
— Тот священник, — сказал я Финану, — привёз мне сообщение от Эдгивы.
Он на миг растерялся, а потом припомнил это имя.
— Лавандовые сиськи!
Я чуть улыбнулся, вспоминая, как когда-то сказал Финану, что сиськи Эдгивы пахнут лавандой. Эдит рассказывала, что многие женщины настаивают бараний жир на лаванде и втирают в грудь.
— Это точно, у Эдгивы сиськи пахнут лавандой, — подтвердил я, — и она просит нашей помощи.
Финан воззрился на меня в изумлении.
— Боже милостивый! — наконец сказал он. — Во имя Господа, что же это мы делаем?
— Идем искать Эдгиву, что же ещё, — ответил я.
Он продолжал таращиться на меня.
— Почему мы?
— А кого, по-твоему, ей еще просить?
— Да кого угодно!
Я покачал головой.
— У неё мало друзей в Уэссексе, и вообще нет в Мерсии и Восточной Англии. Она в отчаянии.
— Но почему она просит о помощи именно тебя?
— Потому что знает — я враг её врага.
— Этельхельма.
— Который её ненавидит, — подтвердил я.
Эту ненависть нетрудно понять. Эдуард встретил Эдгиву ещё будучи в браке с Эльфлед, сестрой Этельхельма и матерью Этельвирда. Новая женщина, более юная и хорошенькая, выиграла соперничество, заняла место Эльфлед в королевской постели и даже убедила Эдуарда назвать её королевой Мерсии. И, что вызвало особую ненависть Этельхельма, подарила Эдуарду ещё двоих сыновей, Эдмунда и Эдреда. Оба мальчика считались принцами, но старший, Эдмунд, претендовал и на престол, ведь, как некоторые считали, Этельстан — незаконный сын, а Этельвирд, как многие понимали, слишком глупый, жестокий и ненадёжный, чтобы стать следующим королём. Этельхельм догадывался, какая опасность грозит будущему его племянника. Вот почему Эдгива в отчаянии отправила того священника в Беббанбург.
— Она знает, как Этельхельм задумал с ней поступить, — объяснил я Финану.
— Знает?
— У нее есть шпионы, как и у него, и она сообщила, что как только Эдуард умрет, Этельхельм хочет отвезти ее в Вилтунскир и поместить в монастырь, а ее сыновей воспитать в своем доме.
Финан уставился на летнее море.
— Подразумевая, — медленно произнес он, — что мальчишкам просто перережут глотку.
— Или они умрут от какой-нибудь болезни.
— Так что мы будем делать? Спасать ее?
— Спасать ее, — согласился я.
— О Господи! Ее защищают королевские войска! А Этельхельм караулит ее словно ястреб.
— Она уже спаслась, — заметил я. — Эдгива с детьми поехала в Кент. Она сказала мужу, что хочет помолиться за него в усыпальнице Святой Берты, но на самом деле намерена собрать войска, которые защитят ее и сыновей.
— Святый боже! — пораженно произнес Финан. — И за нее пойдут воевать?
— А почему нет? Вспомни, ее отец — Сигехельм.
Сигехельм был олдерменом Кента, пока не погиб, сражаясь с данами в Восточной Англии, и обладал немалым богатством, хотя и не таким, как у Этельхельма, а сын Сигехельма Сигульф унаследовал богатство и воинов отца.
— Возможно, у Сигульфа сотни три воинов, — предположил я.
— А у Этельхельма минимум вдвое больше! И кроме того, ему подчиняются воины короля!
— Все эти воины будут караулить Этельстана в Мерсии, — возразил я. — Кроме того, если Эдгива и ее брат выступят против Этельхельма, то к ним присоединятся и другие.
Надежда хрупкая, но всё же отметать ее не стоит.
— Я думал, ты принёс клятву Этельстану, — нахмурился Финан. — А не Лавандовым сиськам.
— Я клялся Этельстану, — подтвердил я.
— Но Эдгива будет надеяться, что ты сделаешь следующим королём её сына!
— Эдмунд ещё слишком мал, — твердо возразил я. — Он ребёнок. Витан ни за что не провозгласит его королём, пока он не повзрослеет.
— А к тому времени Этельстан уже будет на троне с собственными сыновьями!
— Я к тому времени уже буду мёртв, — сказал я и опять коснулся молота Тора.
Финан невесело усмехнулся.