— Довольно! Стойте там! — крикнул нам тот, что повыше, когда мы приблизились к двери таверны.

Мы послушно остановились. Эти двое стояли под крышей и забавлялись тем, что нам приходится ждать под проливным дождем.

— Что у вас тут за дело? — поинтересовался высокий.

— Нам бы укрыться, господин, — ответил Гербрухт.

— Не называй меня господином, я не лорд. И корабли платят за стоянку.

Человек был высокий, широколицый, с густой, коротко подстриженной квадратной бородой. Под плащом надета кольчуга, на груди висел украшенный эмалью крест, а на боку — длинный меч. Он выглядел уверенным в себе и толковым.

— Конечно, хозяин, — смиренно ответил Гербрухт. — Мы должны заплатить тебе, хозяин?

— Конечно, мне. Я здешний рив [2]. Три шиллинга.

Он протянул руку.

Гербрухт не самый сообразительный из моих людей, поэтому он просто недоуменно уставился на высокого, что было правильной реакцией на столь возмутительное требование.

— Три шиллинга! — вмешался я. — Да мы в Лундене платили всего один!

Бородач неприветливо улыбнулся.

— Три шиллинга, дедуля. Или хочешь, чтобы мои люди обыскали твою паршивую лодку и взяли, что захочется?

— Конечно, нет, хозяин, — опомнился Гербрухт. — Заплати ему, — приказал он мне.

Я вынул из кошеля монеты и протянул высокому.

— Принеси их мне, старый дурень.

— Да, хозяин, — ответил я и захромал через лужу.

— А ты кто? — спросил он, сгребая с моей ладони серебро.

— Его отец, — сказал я, кивая на Гербрухта.

— Мы паломники из Фризии, хозяин, — пояснил Гербрухт. — Мой отец хочет прикоснуться к туфлям Святого Григория в Контварабурге.

— Да, именно.

Я спрятал свой молот под кольчугой, но оба моих спутника были христианами и носили на шеях кресты. Ветер срывал солому с крыши таверны и опасно раскачивал вывеску в виде бочки. Дождь лил просто безжалостно.

— Черт бы побрал фризских чужаков, — с подозрением сказал высокий. — И с каких это пор паломники носят кольчуги?

— Это самое теплое, что у нас есть, господин, — сказал Гербрухт.

— А в море снуют корабли данов, — добавил я.

— Ты слишком стар, чтобы драться, дедуля, тем более с даном-налетчиком, — ухмыльнулся высокий, посмотрел на Гербрухта и насмешливо спросил: — Ищете святые туфли?

— Они исцеляют больных, господин. У отца воспалились ноги.

— Вы притащили целый корабль паломников, чтобы вылечить ноги старика? — с подозрением спросил человек в красном плаще, кивая в сторону Спирхафока.

— В основном там рабы, хозяин, — ответил Гербрухт. — Мы продадим нескольких в Лундене.

Высокий продолжал разглядывать Спирхафок, но команда либо сгорбилась на скамьях, либо пряталась под настилом, и из-за тусклого света и дождя он не мог разобрать, рабы они или нет.

— Вы работорговцы?

— Да, — ответил я.

— Тогда вы должны заплатить пошлину! Сколько рабов?

— Тридцать, хозяин.

Он помедлил. Я видел, как он прикидывает в уме, сколько можно потребовать.

— Пятнадцать шиллингов, — наконец объявил он, протягивая руку. На этот раз я изумленно уставился на него, и он положил руку на рукоять меча. — Пятнадцать шиллингов, — медленно повторил он, будто подозревал, что фризы его не понимают, — или мы заберем ваш груз.

— Да, хозяин. — Я бережно отсчитал пятнадцать серебряных шиллингов и высыпал ему на ладонь.

Он ухмыльнулся, радуясь, что удалось обдурить чужеземцев.

— Есть у вас там хорошенькие женщины?

— Мы продали трех последних в Думноке, господин.

— Жаль.

Спутник высокого усмехнулся.

— Погодите пару дней, и у нас могут появиться два маленьких мальчика на продажу.

— Насколько маленьких?

— Совсем малыши.

— Это не твое дело! — оборвал его высокий, явно рассерженный тем, что тот упомянул мальчиков.

— Мы хорошо платим за мальчиков, — сказал я. — Их можно пороть и учить. За пухлого послушного мальчика можно взять хорошие деньги. — Я вынул из кошеля золотую монету и пару раз подкинул ее. Я очень старался подражать фризскому акценту Гербрухта и, по всей видимости, преуспел: никто ничего не заподозрил. — Мальчики идут нарасхват, почти как девицы.

— Мальчики, может, будут, а может, и нет, — неохотно сказал первый. — Если купите их, придется продавать за границей. Здесь нельзя. — Он поедал глазами золотую монету, которую я бросил обратно в кошель так, чтобы она звякнула об другие.

— Как твое имя, хозяин? — почтительно спросил я.

— Вигхельм.

— А я Людульф, — я назвал распространенное фризское имя. — Мы лишь ищем пристанища и ничего более.

— Сколько ты тут пробудешь, старик?

— Как далеко до Контварабурга?

— Десять миль. Можно дойти за утро, но у тебя займет неделю. Как ты собираешься туда добираться? Ползком?

Оба расхохотались.

— Я пробуду столько, сколько нужно, чтобы добраться до Контварабурга и вернуться.

— И нам очень нужна крыша над головой, — добавил Гербрухт, стоявший позади меня.

— Займите один из домов вон там, — Вигхельм кивнул в сторону дальнего берега маленькой бухты, — но позаботьтесь, чтобы ваши чертовы рабы оставались в оковах.

— Конечно, хозяин. Благодарим тебя. Господь благословит тебя за доброту.

Вигхельм ухмыльнулся, и эти двое убрались обратно в таверну. Я увидел людей за столами, а потом дверь захлопнулась, и я услышал, как опускается засов.

— Он в самом деле городской рив? – спросил Фолькбалд по пути обратно на корабль.

Неглупый вопрос. Я знал, что у Этельхельма земли по всей южной Британии, и, вероятно, он владел частью Кента, но вряд ли Эдгива стала бы искать убежища неподалеку от этих земель.

— Лживый ублюдок, вот он кто, — сказал я. — Он задолжал мне восемнадцать шиллингов.

Полагаю, Вигхельм или кто-то из его людей наблюдал из таверны, как мы ведем Спирхафок через устье реки и причаливаем у полусгнившего пирса. Я заставил большую часть команды шаркать, спускаясь с корабля. Они ухмыльнулись этой хитрости, но при таком сильном дожде и недостатке света вряд ли кто-то заметил наше притворство. Большинству пришлось довольствоваться сараем, поскольку в маленьком доме, где яростно пылал пла́вник, не хватало места. Хозяин, крупный мужчина по имени Кальф, был рыбаком. Они с женой хмуро наблюдали, как в комнату набиваются наши люди.

— Вы рехнулись, коли вышли в море в такую погоду, — наконец сказал он на ломаном английском.

— Боги хранят нас, — ответил я на датском.

Он просиял.

— Так вы даны.

— Даны, саксы, ирландцы, фризы, норвежцы и много кто ещё. — Я положил два шиллинга на бочку, служившую им столом. Я не удивился, встретив здесь данов, они вторглись в эти края много лет назад, и некоторые остались, женившись на местных женщинах, и приняли христианство.

— Один, — произнес я, кивая на серебряные шиллинги, — за то, что дал нам приют. Второй откроет твой рот.

— Мой рот? — не понял он.

— Расскажи, что здесь происходит, — сказал я, доставая Вздох змея и шлем из большого кожаного мешка.

— Что происходит? — нервно переспросил Кальф, наблюдая, как я вешаю длинный меч к поясу.

— В городе, — добавил я, кивнув на юг. Ора со своей маленькой гаванью находилась неподалеку от Фэфрешама, построенного на холмах. — И насчет тех людей в красных плащах, — продолжил я. — Сколько их?

— Три команды.

— Девяносто человек?

— Около того, господин.

Кальф слышал, как Берг назвал меня господином.

— Три команды, — повторил я, — сколько из них здесь?

— В таверне двадцать восемь человек, господин, — уверенно ответила жена Кальфа и, когда я вопросительно посмотрел на неё, кивнула. — Мне пришлось готовить для мерзавцев, господин. Их точно двадцать восемь.

Двадцать восемь человек охраняют корабли. Наша байка про фризов-работорговцев, видимо, убедила Вигхельма, иначе он помешал бы нам высадиться. Или, понимая, что ему не справиться с превосходящими силами моей команды, проявил бы осторожность, сначала настояв, чтобы мы высадились на дальней стороне гавани, а потом отправив гонца в Фэфрешам.

— Значит, остальные в Фэфрешаме? — спросил я Кальфа.

— Мы не знаем, господин.

— Расскажите, что знаете.

Две недели назад, сказал он, в полнолуние, из Лундена прибыл корабль и привез группу женщин, мальчика, двух младенцев и полдюжины мужчин. Он знал, что все они отправились во Фэфрешам, а женщины и дети скрылись в монастыре. Четверо мужчин остановились в городке, а еще двое купили лошадей и куда-то ускакали. Затем, спустя всего три дня, в гавани пристали три корабля с командами из людей в красных плащах, и большая часть прибывших отправилась на юг, в город.

— Нам они не сказали, зачем прибыли, господин.

— Они не очень-то любезные, — вставила жена.

— Мы тоже, — ухмыльнулся я.

Я мог только предполагать, что произошло, хотя это было несложно. Очевидно, план Эдгивы кто-то выдал, и Этельхельм послал людей помешать ей. Пришедший в Беббанбург священник рассказал, что она одаривала монастырь в Фэфрешаме, и Этельхельм запросто мог догадаться, что она направится туда, и устроить там ловушку.

— Женщины и дети еще в Фэфрешаме? — спросил я Кальфа.

— Мы не слышали, чтобы они уезжали, — неуверенно ответил он.

— Но вы бы услышали, если бы в монастырь ворвались люди в красных плащах?

Жена Кальфа перекрестилась.

— Мы бы услышали, господин, — мрачно подтвердила она.

Значит, король еще жив, или весть о его смерти пока не достигла Фэфрешама. Причина появления людей Этельхельма в Кенте очевидна, но они не посмеют тронуть королеву Эдгиву и ее сыновей, пока не будут уверены, что ее муж мертв. Король прежде уже выздоравливал, и пока он жив, вся власть в его руках. Будет беда, если он снова поправится и обнаружит, что его жену силой удерживают люди Этельхельма. Где-то рядом прогремел гром, и домишко затрясся от порыва ветра.

— Можно как-то добраться до Фэфрешама, чтобы нас не увидели из таверны на той стороне? — спросил я у Кальфа.

Он на мгновение нахмурился.

— Вон там — дренажная канава, — показал он на восток. — Идите вдоль нее на юг, и увидите камышовые заросли. Они вас скроют.