— Тогда ты можешь отпустить ей грехи, отче, — оборвал его я.

— Она слабая женщина, — продолжал Ода, — и я не стал бы обременять её слабость грехом, который разлучает её с благодатью Христовой.

— Она сильнее, чем ты думаешь, — возразил я.

— Она женщина! — не согласился он. — А женщины — слабые создания. Это моя вина. — Он встревоженно умолк. — Мне следовало остановить её. Если тот человек заслуживал смерти, он должен был принять смерть не от её руки, а от твоей.

Разумеется, он был прав. Я не сомневался, что Гуннальд заслужил смерть множеством преступлений, но то, что я сейчас допустил на чердаке работорговца — жестоко. Я приговорил его к долгой, мучительной и страшной смерти. Я мог бы удовлетвориться быстрым убийством, как много лет назад с Хальфданом, но выбрал жестокость. А почему? Потому что знал — этот выбор понравится Бенедетте. Раздался ещё один крик, затих и раздался снова.

— Не подобало тебе, — продолжал отец Ода, — подвергать подобному риску душу смертной!

Он говорил с такой горячностью, что я подумал — этот священник-дан увлечён Бенедеттой. От этой мысли во мне вспыхнула ревность. Она прекрасна, бесспорно прекрасна, но есть что-то мрачное в её красоте и есть гнев в душе. И я сказал себя, что с помощью Осиного жала она избавляла себя от этих теней.

— Ты помолись за неё, отче, — сказал я, чтобы положить конец разговору, — а я пойду смотреть корабль, который повезёт нас домой.

Я вывел Финана на свет раннего утра. Вопли Гуннальда смолкли, самыми громкими звуками теперь были крики чаек, роящихся над тушей, выброшенной на дальний берег Темеза. Небольшой ветерок, слишком слабый, чтобы пригодиться моряку, нагонял рябь на реку. Гуннальд, пока был жив, владел двумя пристанями, обе были защищены бревенчатыми заборами. Его корабль стоял возле левой — длинный крутобокий корабль, построенный для дальних походов. Он казался тяжёлым. Доски тёмные, цветом почти как смола, ближе к днищу нарос толстый слой водорослей. Парус лежал свёрнутым во дворе, но весь драный и в птичьем дерьме. Подойдя ближе к гавани, я застыл. Финан остановился рядом со мной, выругался, а потом захохотал.

— И вот это мы поведём в Беббанбург?

В обширном чреве корабля плескалась вода. Оказалось, что чернота на досках — не смола, а гниль. Полдюжины вёсел годились разве что на дрова — кривые, с разбитыми лопастями. Чайки кричали над моей головой. Я ступил на гребную скамью, которая угрожающе заскрипела, и ткнул корпус корабля Вздохом змея. Острие клинка вошло в дерево, словно в гриб. Этому кораблю не пересечь даже реку, не говоря уж о том, чтобы везти нас домой, в Беббанбург.

Я захватил развалину.

— Быстрее будет добраться до Беббанбурга вплавь, — ухмыльнулся Финан.

— Может быть, и придётся, — мрачно ответил я. — Это я виноват. Надо было посылать на разведку Осви. Не мальчика.

— Думаю, этот корабль с места не сдвинется, — отозвался Финан.

Я вылез обратно на пристань и поглядел мимо бесполезного корабля, на дальний пустой причал.

— А Бенедетта сказала, что у него было два корабля.

Финан проследил за моим взглядом и пожал плечами.

— Раз второго корабля нет, от него и толку нет, — произнёс он.

Я не ответил.

— Может, он повёз рабов во Франкию? — предположил Финан. — Там, говорят, цены выше.

Это могло объяснить, почему второй причал пуст.

— Сколько рабов мы захватили?

— Дюжина женщин, четыре ребёнка и трое полуживых юнцов.

— Я думал, больше.

— Так, может, второй корабль вернется через день или два!

— Возможно, — пробормотал я. Бросив взгляд за пустой причал, я увидел, что с высокого парапета моста, который находился от нас на расстоянии полёта стрелы, за нами наблюдают четыре стражника. Я помахал им, и после недолгого колебания один махнул нам в ответ. Я сомневался, что они слышали шум, когда мы захватывали поместье. Возможно, до них донеслись отчаянные крики Гуннальда, но вряд ли во дворе работорговца это уж так необычно.

— Так что мы делаем? — спросил Финан.

— Мы думаем, — огрызнулся я, однако, сказать по правде, понятия не имел, что нам делать.

Прав был мой отец. Я нетерпелив. Напали на мои корабли — и я пошёл на юг, надеясь найти и убить Этельхельма, оправдывая свои поступки клятвой, которую дал Этельстану. И вот Спирхафок исчез, а я в ловушке, в захваченном неприятелем городе.

— Давай подождём второй корабль. Жаль, что у Гуннальда уже не спросить, где он.

— Мы можем спросить у его людей, они должны знать.

К причалу подошла Бенедетта, её капюшон остался откинутым, распустившиеся длинные чёрные волосы блестели на солнце. Она казалась мне похожей на валькирию, одну из посланниц богов, которые уносят воинов в пиршественный зал Вальхаллы. Она оставалась серьёзной, серое одеяние забрызгано кровью, Осиное жало залито кровью до самой рукояти. Я бросил быстрый взгляд на парапет моста, опасаясь, что стражники заметят залитый кровью клинок, но все они уже отвернулись.

— Я вымою его для тебя, господин, — произнесла Бенедетта, показывая клинок.

— Отдай помыть кому-нибудь из мальчишек, — ответил я. — Скажи Алдвину, пусть почистит.

— И благодарю тебя, господин.

Я заглянул в её серо-зелёные глаза.

— Отец Ода говорит, что я подтолкнул тебя совершить грех.

— За это я и благодарю тебя, господин.

— Заставила того ублюдка страдать? — спросил Финан.

— Его крики услышат в аду, — отозвалась она.

— Тогда ты всё сделала правильно! — похвалил Финан.

— Я сделала то, о чём двадцать лет мечтала. Я счастлива, — она повернулась посмотреть на развалину. — Это наш корабль?

— Нет, — сказал я.

— Это хорошо, — мрачно заметила она, и мы с Финаном засмеялись.

— И ничего смешного, — добавил Финан.

— Совсем ничего, — согласился я, всё ещё смеясь.

И тут кто-то заколотил снаружи в ворота. Спустя мгновение к нам подбежал Алдвин.

— Господин, господин! Там, снаружи воины! Воины!

— Помоги нам, Боже, — произнёс Финан.

Кто-то же должен нам помочь.

Снова раздался стук. Я пробежал через склад во двор и открыл оконце в воротах. Всего два воина, оба в кольчугах, и оба уставшие. И с ними рядом двое с ручной тележкой, видимо, слуги. В тележке две бочки.

— Уже открываю! — прокричал я.

— Да что ты, не торопись! — язвительно ответил один из тех, что в кольчугах.

Со мной были Финан и Видарр. На камнях двора валялись два мёртвых стражника и два дохлых пса. Я ткнул в их сторону, потом на конюшню, и Финан потащил туда один труп, а Видарр другой.

— Живее! — послышалось из-за ворот.

— Стараюсь! — отозвался я и поднял один засов. Я с грохотом уронил его наземь и увидел, что Видарр уже убирает в конюшню псов. Я не спеша поднял второй засов, подождал, пока Финан закроет конюшню и стал открывать ворота.

Один из двоих, которых я принял за слуг, отпрянул, по-видимому, удивлённый моим появлением.

— Ты кто такой? — спросил он.

— А ты кто такой? — грубо ответил я.

— Я из дворца, младший управляющий, — испуганно ответил он, — как видишь, доставил припасы. Но где же Элфрин?

— Болен.

Я вдруг вспомнил, что на мне открыто висит молот, мой амулет. Тот, что меня спрашивал, тоже его увидел, и боязливо взглянул мне в глаза.

— Болен?

— Лихорадка.

— У нас тут большинство людей потеют как свиньи, — дополнил Финан мою историю, — и даже рабы. А пара из них уже померла.

Гость сделал ещё шаг назад, и оба воина тоже. Воины в кольчугах выглядели крепкими и уверенными, но даже самый надёжный боец, испытавший ад стены щитов, боится чумы. Финан тоже её боялся и перекрестился, наверняка вспомнив о слухах, что на севере свирепствует болезнь.

— Тебя лорд Варин прислал? — спросил я.

— Конечно, — ответил младший управляющий. — В последние две недели мы ничего не могли прислать, там распоряжались люди Красавчика, но теперь всё снова в порядке.

— Ради всего святого, поторопись, — проворчал один из воинов.

— Значит, тебя Гуннальд нанял? — спросил меня младший управляющий.

— Пойди и спроси его сам. — Я показал на дом.

— Он тоже в поту, — сказал Финан. — Спаси его, Боже.

— Четыре шиллинга, — ответил распорядитель, заметно утомившись от разговора. Он кивнул на тележку. — Плати и забирай бочки.

— А я думал, это стоит два. — Финан догадался поторговаться. — Гуннальд сказал, два шиллинга.

Один воин шагнул к нам.

— Четыре шиллинга, — рявкнул он. — Нас наняли охранять твою проклятую жратву, поэтому цена поднялась. Четыре шиллинга.

Я полез в свой быстро худеющий кошель, дал младшему управляющему четыре шиллинга и помог Финану с Видарром внести бочки во двор. Они воняли.

— До следующей недели! — сказал младший распорядитель. Он дал по шиллингу каждому из воинов, два оставил себе, и все четверо пошли прочь.

Я закрыл и запер ворота.

— Что это такое было? — спросил я.

Финан издал звук, означающий отвращение. Он снял крышку одной бочки, она оказалась на две трети наполненной мутным элем. Финан сунул в него палец и попробовал на вкус.

— Кислятина, — поморщился он, — хуже барсучьей мочи.

— Откуда ты знаешь? — поддел его Видарр.

Финан проигнорировал вопрос, снял крышку со второй бочки и отшатнулся — вонь стала сильнее.

— Господи Иисусе! И за это мы отдали серебро?

Подойдя к бочкам, я увидел, что вторая наполовину наполнена мясом — похоже, свининой — покрытой прогорклым жиром и с ползающими личинками.

— Гуннальд, говорил, что кормит их мясом, — пробормотал я.

— И там кора? — нагнувшись над бочкой, Финан потыкал пальцем гнилое мясо. — Ублюдки мешают его с древесной корой!

Я вбил крышку на место.

— И где они берут эту дрянь?

Ответ дал один из схваченных нами стражников, сказав, что у Гуннальда был уговор с дворцовым распорядителем, и тот продавал ему недопитый эль и еду для рабов.

— Женщины готовят на кухне, — объяснил он.

— Это они готовить не будут, — сказал я и приказал вывалить содержимое бочек в реку. Ещё пленный стражник рассказал нам, что сын Гуннальда повёз рабов во Франкию и корабль должен вернуться через три дня. — Он и покупать рабов будет? — спросил я.