«оникс» способен полностью остановить летящую в тебя пулю, – правда, артефакт при этом

разрушается.

Я закрыл коробку. «Оникс» – отлично, но мне сейчас нужен не он, мне нужна

«мочалка». Эта штука похожа на губку или пружинистый клубок мха. Поглощает

токсические газы и радиоактивную пыль, а после активации становится смертельной

гранатой, при взрыве создающей облако ядовитых спор. И есть у «мочалки» еще одно

свойство, довольно-таки необычное и любопытное, так сказать, незадокументированное. Про

него никто не знает, кроме Травника, который его открыл и рассказал нам с Мишей в обмен

на редкий арт. Свойство это «включается» только в сочетании с мутировавшим болиголовом.

Болиголов у меня есть, а «мочалки» нет. Без «мочалки» не создать манок, без манка – не

тормознуть бандитов, и, когда они форсируют реку на своих тачках, я на велосипеде за ними

не угонюсь. Вместе с прибывшими на грузовике – их около десятка человек – нападать в

одиночку тоже бессмысленно. Еще и нога болит опять.

Я присел на корточки, заметив два небольших свертка на нижней полке, взял один и

развернул. Там, завернутый еще и в бинт, лежал фосфоресцирующий синим цветок.

«Живокост», ага. Вот это уже лучше. Пусть не очень свежий, неважно, арт хорошо

восстанавливает ткани, заживляет… Проблема с раной, считай, решена. А что во втором

свертке?

Удача со мной, решил я, увидев содержимое. Это был комок вроде пемзы, которой

счищают мозоли с пяток, только более пористое и пупырчатое. «Мочалка»!

Раскрыв рюкзак, я понял, что туда коробки не влезут. Лес забери, и контейнера

специального нет, в ячейки которого можно сложить арты! У нас с Мишей, конечно, был

такой, но его унесли люди Зверобоя, когда очистили стоянку в сарае.

Завернув «живокост» с «мочалкой» обратно в тряпицы (как и коробки, те изнутри были

обшиты лоскутами фольги), я положил их в карманы куртки. Артефакты нельзя просто так

таскать с собой, очень это не рекомендуется, но не буду же я ходить с чайными коробками в

руках. Жадным взглядом окинул сломанную «пружину», «катушки» и «оникс». Не могу

оставить здесь настоящий левитирующий «оникс», это вообще несерьезно!

Оглядевшись, подошел к лабораторному столу и вытащил из-под него кусок грязного

брезента. Отряхнув, расстелил возле стеллажа, поставил коробки с артами на брезент, туда

же положил несколько связок с самыми редкими травами и листьями. Завернул ткань, углы

связал узлом и бечевкой приторочил к рюкзаку.

Так, болиголов в кармане, «мочалка» в коробке… Что мне еще нужно? Да вроде и

ничего. Третий ингредиент, необходимый для феромонного манка, всегда при себе. Ну, почти

всегда. Я еще раз окинул взглядом лабораторию Травника. Посмотрел на плакат. Что все-таки

значит эта надпись? Три тоника… какие еще тоники? И непонятный «Лесной угол». Лично я

такой местности в округе не знаю.

Все, теперь назад, к мосту. Я шагнул в сторону двери, и тут пол мелко задрожал.

Раздался приглушенный хруст, дворницкая затряслась, и слева от плаката от угла прошла

трещина. Прямо на моих глазах она резко изогнулась, потом еще раз, очерчивая треугольник.

Я отскочил, когда кусок стены с грохотом выпал, разлетевшись по полу обломками кирпичей.

В прореху пружинисто качнулась толстая изогнутая ветвь – мне сначала показалось, что в

дворницкую лезет здоровенная змея. Нет, на самом деле она не извивалась, просто давление

изогнутой ветви в какой-то момент превысило крепость старой стенки, и та проломилась. Но

все равно – как-то это очень смахивало на обдуманную атаку, словно дерево, которое я видел

снаружи, то, что смахивало на руку великана, намеренно пробило стенку. Ну, просто для

того, чтобы Лес мог заглянуть внутрь и посмотреть, что это я тут делаю.

За дырой открылся сумрачный лесной мир. С тихим шелестом оттуда выпорхнуло что-

то лохматое и уселось на край пролома. Твою лесную мать! Это что? Дрозд… кажется, тот

самый! Но что с ним случилось?! Он стал лохматым, перья – потемневшие и взъерошенные,

между ними появились неприятные влажные проплешины. Шея запятой свернута на бок,

голова наклонена, вместо одного глаза какое-то черное бельмо. А второй неподвижно

пялится на меня.

Все, пора отсюда валить – я попятился к двери. «Вал» был в руках, встроенный глушак

смотрел на монструозного дрозда. Спокойно, Стас, гони паранойю прочь! Стрелять по птичке

Гринпис не велит. Была такая организация, Миша рассказывал, следила за сохранностью

живой природы, защищала ее от людей, а лучше бы следила за сохранностью людей и

защищала их от живой природы. Вон что эта природа теперь вытворяет, уж так ожила –

дальше некуда… Что все-таки с ним стало, с этим дроздом? Он словно зомби. Дрозд-зомби –

анекдот какой-то!

Дрозд тихо и очень зловеще щелкнул клювом. Пятясь к двери, я неожиданно подумал о

другом: а ведь постройка снаружи больше, чем изнутри. Вот эта стена, на которой висит

картонный плакат, – в ней дело. Я попытался четче восстановить в памяти картину, которая

открылась, когда обошел дворницкую. Ну да, она приземистая и широкая. Лаборатория и

соседняя комната, то есть кухня-спальня, да плюс холл – вместе они кажутся меньше. Как

будто там, за стенкой с плакатом, что-то спрятано.

Дрозд снова щелкнул клювом и тяжело вспорхнул на лабораторный стол. Стыдно

признаться, но я вздрогнул. Никогда не думал, что стану бояться какой-то пичуги.

Потом напомнил себе: а ведь совсем не факт, что бандиты просидят на том месте всю

ночь. Разложенная палатка вроде бы на это намекает, но они могут по какой-то причине

решить выступить раньше… Да они, если подумать, уже сейчас могут приближаться к мосту.

Вряд ли, конечно, но такое возможно. Надо спешить. Возьму велосипед Травника, раз уж он

его бросил, на велике до моста доберусь в два счета.

С этой мыслью, решительно отвернувшись от преображенного монстродрозда, я вышел

из лаборатории, пересек кухню, толкнув дверь, шагнул наружу – и судорожно вскинул «вал»,

увидев идущую прямо на меня седую женщину.

Она была полупрозрачная, и сквозь нее просвечивался пейзаж.

Глава восьмая

Ловушка. Фантомы и тайные ходы

«Вал» успел выплюнуть несколько пуль, прежде чем я прекратил стрельбу. Никакого

вреда они не причинили, ушли «в молоко». Прозрачная женщина двигалась дальше. Шагнув

назад, я с шипением выпустил воздух между зубами.

Как-то в детстве отец повел меня на какое-то шоу. Самое яркое воспоминание от него:

женщина-голограмма. То есть это он позже объяснил мне про скрытые источники дыма в

полу и проекцию с изображением, отбрасываемую на него… А тогда я видел красивую

девушку, которая крутила сальто, оставаясь на одном месте, танцевала и размахивала

длинной извивающейся лентой. Девушка казалось живой, объемной – и в то же время была

молочно-прозрачной, как призрак.

Сейчас было что-то похожее. Хотя седая женщина не оставалась на одном месте, как та

актриса, она шла, но все равно мне почудилось, будто какое-то густое испарение поднимается

из земли, и нечто проецирует на него картинку.

Главное – я знал ее! В Мичуринске-2 эту женщину называли Божьей Коровкой.

Психованная тетка, которая питалась лесными ягодами и корнями, жила непонятно где и

большую часть дня бессмысленно слонялась по городку. Почти в каждом поселении есть

хотя бы одна такая личность.

И вот эта самая Божья Коровка – только неживая, полупрозрачная – плыла мимо

дворницкой, бесшумно ступая босыми ногами по земле.

Она прошла совсем рядом, прямо передо мной, похожая на силуэт из серого дыма.

Очертания находящихся за ней предметов расплывались, но разглядеть их было можно.