— Вас спрашивают, сэр, — доложил слуга, и в эту самую минуту к доктору вошел Сайлас Ашер.

— Извините, сэр, но со слов вашего слуги я понял, что вы не заняты, иначе я не стал бы вас беспокоить. Не могу сказать, что сожалею об этом, потому как мне удалось услышать ваше обещание попытаться уговорить мисс Хайд все вам рассказать. В этом-то и беда! Если бы люди говорили нам все, что знают, мы избежали бы стольких неудобств! А молчат они вовсе не из злобного упорства, а из-за непонимания важности происходящего! Вот, например, мистер Тотердель на днях открыл мне одно небольшое обстоятельство, которое два месяца тому назад было бы просто бесценным.

Филипп Сомс, преисполненный негодования, изумленно смотрел на этого седого говорливого человечка, и доктор Ингльби счел необходимым внести ясность.

— Любезный Фил, — сказал он, — позвольте представить вам сержанта Ашера из Скотленд-Ярда. А его знакомить с вами я считаю излишним: я не сомневаюсь, что мистеру Ашеру уже все о вас известно.

Сыщик почтительно поклонился и сказал, что имел удовольствие видеть мистера Сомса, но молодой человек не смягчился.

— Я не вижу необходимости втягивать мисс Хайд в это дело, — заявил он надменно. — Ей ничего не известно. Вы выхватили отрывок из разговора между доктором Ингльби и мной и немедленно пришли к заключению, что наша беседа имела отношение к смерти мистера Фосдайка!..

— Извините, сэр, — спокойно возразил сыщик, — то немногое, что я услышал, было следствием простой случайности, но — и доктор Ингльби подтвердит — я с самого начала считал, что мисс Хайд знала Джеймса Фоксборо. Если бы нам удалось уговорить ее обо всем рассказать, это помогло бы раскрыть бенберийское убийство.

— Это правда, Фил! — заметил доктор. — Мисс Хайд действительно сказала, что знала мистера Фоксборо, хотя никогда его не видела; но она уверяет, что все, что ей известно, не прольет света на это дело.

— Послушайте, мистер Сомс, не думаете же вы, что я желаю досадить вам или огорчить девушку? Я по опыту знаю, что самая ничтожная безделица способна направить полицию на верный след. Мисс Хайд убеждена, что сведения, которыми она располагает, не важны, но я хотел бы, чтобы она позволила мне самому судить об этом. Девушка могла бы довериться доктору Ингльби, а доктор передал бы все мне, и в итоге мисс Хайд была бы избавлена от всяких неприятностей. Простите меня, сэр, но в интересах правосудия я обязан собирать все возможные сведения об этом таинственном убийстве.

Филипп Сомс согласился, что сыщик прав. Он сам просил своего старого друга добиться от Бесси признания, и было бы очень непоследовательно с его стороны противиться этому лишь потому, что, как полагал сыщик, из рассказа девушки можно было извлечь какую-нибудь пользу для раскрытия бенберийского убийства. Притом от этого зависело личное счастье Филиппа, а любовь, как известно, чувство эгоистичное, так что юноша перестал возражать.

— Вы можете на меня положиться, мистер Сомс. Не думайте, что я позволю себе оскорбить мисс Хайд. Вероятно, не будет ни малейшей необходимости разглашать те сведения, которые она сообщит; но я вполне допусккаю, что девушка поможет мне разобраться в этом темном деле. Кстати, доктор, вы ничего не разузнали о письме?

— Нет; должно быть, его уничтожили. Впрочем, я читал в газетах, что какие-то письма нашли в «Веточке хмеля».

— Мало ли что пишут в газетах! — ответил сыщик. — Прощайте, господа!

На следующее утро доктор Ингльби раскаялся в данном обещании. Он очень любил Бесси Хайд и помнил, как она расстроилась, когда он заговорил с ней о Фоксборо. На этот раз он собирался попросить ее довериться и предоставить ему судить, насколько серьезны причины, которые препятствуют счастью двух людей. Если девушка действительно любит Филиппа, — а Филипп не мог это утверждать, не имея на то достаточных оснований, — то она, конечно, будет рада возможности разрушить преграды к браку.

«Во всяком случае, — думал доктор, — если я преступлю права друга, то только потому, что желаю принести пользу молодым людям. Бесси Хайд — самая подходящая жена для Филиппа Сомса. Я хочу или соединить их, или узнать причину, по которой это невозможно».

Доктор в тот же день отправился в Дайк, сообщил миссис Фосдайк, что не узнал ничего нового о печальной кончине ее мужа, и, прощаясь, обратился к мисс Хайд:

— Бесси, вы не проводите меня до калитки? Я хочу вам кое-что сказать.

— О, доктор, вы пугаете меня!.. — вскрикнула миссис Фосдайк. — Опять какие-то ужасные известия?

— Нет-нет, не беспокойтесь. То, о чем я буду говорить с мисс Хайд, касается ее одной. Так вы идете, Бесси?

— Да, конечно… Вы испугали меня, доктор, — продолжала девушка, когда они вышли. — Я не знаю, о чем вы будете говорить со мной, но я не могу забыть тот вечер, когда Фил… мистер Сомс попросил меня зайти в кабинет и сообщил мне это ужасное известие…

— Простите, если напугал вас, Бесси. Я только хотел вам сказать, что в каком-то смысле занимаю теперь место мистера Фосдайка. Мне всегда казалось, что он считал вас скорее своей питомицей, нежели компаньонкой жены. Я был одним из его близких друзей, а теперь его душеприказчик. Я желаю, Бесси, чтобы вы доверились мне.

Девушка несколько смутилась, но потом серьезно проговорила:

— Вы слишком добры, мистер Ингльби, принимая во мне участие. Что же касается доверия, то мне не в чем вам признаваться.

— Филипп Сомс открыл мне все, что произошло между вами, — продолжал доктор.

— Стало быть, мистер Сомс совершил поступок, недостойный его, — произнесла девушка, гордо подняв голову. — Хотя мне не в чем упрекнуть себя, все-таки я не ожидала, что наши отношения станут предметом обсуждения.

— Бесси! — осек ее доктор Ингльби. — Пожалуйста, оставьте этот тон. Филипп не из хвастовства раскрыл мне свои чувства. Он убежден, что вы отказали ему из-за какого-то пустяка и что это препятствие можно уничтожить в одно мгновение, если, конечно, знать, в чем оно заключается.

— Мистер Сомс оказал мне большую честь, предложив стать его женой. Но я не смогла принять его предложение по одной действительно важной причине. Я откровенно призналась ему в том, что не выйду за него, не рассказав свою историю, но у меня никогда не хватит на это мужества. Если бы я не так сильно его любила, мне было бы легче, но мне претила мысль, что на жену Филиппа Сомса будут указывать как на женщину с постыдным прошлым. Доктор Ингльби, вы очень добры, но я так люблю Филиппа, что не хочу быть камнем на его шее или заставлять его воевать с обществом из-за меня. Если бы мистер Фосдайк был жив, решение зависело бы от него. Он знал обо мне все, и я рассказала ему, что произошло между Филиппом и мной, но его советами я уже воспользоваться не могу, поэтому поступаю так, как считаю нужным.

Бесси замолчала, но было очевидно, что она сильно взволнована: в ее черных глазах стояли слезы, а по телу пробегала дрожь. Доктор зашел в тупик. Бесси, несомненно, любила Сомса, но отказала ему ради его же блага. Конечно, ей было виднее, да и справедливо ли было заставлять ее открыть тайну, чтобы потом признать невозможность преодолеть препятствие? Не лучше ли и для самого Филиппа не ввязываться в неприятные расспросы? Общество в провинции гораздо нетерпимее, чем в столице. В Лондоне, например, людям совершенно не важно, кто вы, какой у вас доход, хороший ли у вас повар и безукоризненны ли вина. Но в Бомборо все было иначе: доктор Ингльби прекрасно знал, что если местные дамы не захотят пускать кого-нибудь в свое общество, то пробраться туда будет непросто.

— Дайте мне подумать несколько минут, Бесси, — сказал он наконец.

Мисс Хайд и мистер Ингльби медленно прогуливались по дорожке, и доктор вдруг понял, что Филипп совершенно искренне хочет жениться на Бесси и что рано или поздно он узнает правду и тогда уж точно поступит по-своему, не обращая внимания на мнение родных и друзей. Не лучше ли в таком случае ему самому стать беспристрастным судьей?