— У тебя всё равно не получается, как у него.
Так что и то умение, которое было у Толи, мальчишки тоже ценили. По-видимому, им просто не приходило в голову, что Толя умеет истошно вопить и топать ногами не только в роли Трилли. Это со вздохом отметила мама в один из первых съёмочных дней. Но скоро у мамы, к великому её удивлению, не стало поводов жаловаться на Толю.
Он безропотно укладывался спать по вечерам, без капризов просыпался утром, ел с охотой и вообще перечил кому-либо редко и неупорно. Мама робко радовалась, не веря себе, и даже боялась вслух хвалить Толю за то, что он переменился, чтобы не напомнить ему, каким он был. Перемена, происшедшая с Толей, казалась ей чудодейственной, потому что была совершенно нежданной.
Между тем всё объяснялось очень просто.
Толя растрачивал свои силы без остатка, играя Трилли.
Что ни день, ему приходилось, во-первых, вопить на репетициях. Затем на съёмке среднего плана. Затем на съёмке крупного плана. После этого (снова здорово!) начинали снимать дубли. И, наконец, уже обессиленный, Толя вопил для стереоварианта.
Неудивительно, что по окончании такого трудового дня его уже не хватало на новые капризы.
Возможно, впрочем, что дело было не только в этом. Майя Георгиевна, например, считала, что Толе стало противно походить на Трилли. Галина Михайловна не соглашалась с нею, говоря, что Толя, в сущности, не имел случая взглянуть на Трилли со стороны.
Слова «не имел ещё случая взглянуть на Трилли со стороны» Толя краешком уха услышал, когда они были произнесены, и запомнил их. Но что за ними крылось, он понял позже.
Итак, уставал ли Толя от съёмок и оттого ему было не до капризов или (хорошо бы и вправду!) у него исправился характер, на этот счёт мама пока оставалась в неведении. Она рассчитывала узнать это в ближайшие дни.
Дело в том, что бюро погоды предсказывало наступление полосы дождей. Это значило, что дни, заполненные до отказа съёмками, сменятся для Толи днями отдыха. Вот тут-то и должно было обнаружиться, почему Толя не блажит: потому ли, что ему просто некогда, или потому, что он, как говорят в таких случаях, стал иным всерьёз и надолго.
Всё действительно выяснилось, и даже очень скоро, однако совсем не при таких обстоятельствах, как предполагала мама.
Начать с того, что первый дождливый день вовсе не оказался для Толи пустым. Утром к нему пришла Майя Георгиевна, чтобы дочитать рассказ «Белый пудель». Чем кончается рассказ, Толя уже знал со слов Вити. (Тот изложил ему всё в нескольких фразах. Дворник с богатой дачи украл пуделя, когда дедушка и Сергей спали. Это было днём. А ночью Сергей перебрался через ограду, проник в сад и услышал лай Арто, запертого в подвале. Сергей окликнул пуделя, и Арто, хоть и был привязан, вырвался из темницы.)
Всё это было Толе известно, но он внимательно слушал Майю Георгиевну, потому что его интересовали подробности. Например, Витя ничего не сказал о том, как Трилли перенёс потерю собаки, ведь вечером она у него была, а проснулся утром — исчезла, нету! Может быть, для Трилли подыскали вместо Арто другую собаку той же породы?.. Но в рассказе об этом ничего не говорилось. Почему же?..
После ухода Майи Георгиевны Толя некоторое время размышлял на эту тему. Потом пообедал, прилёг на минутку, задремал и сладко спал под дождь несколько часов. Перед вечером зашёл Витя и учил Толю ходить на руках до самого ужина. Причём, вопреки опасениям мамы, стояние вниз головой не взбудоражило Толю, и он охотно лёг вскоре после ужина.
— Отсыпается… — шептала мама, совсем как дома, когда это относилось к Толиному отцу, вернувшемуся из командировки.
Так прошёл первый дождливый день.
А наутро дождь перестал. Было ещё пасмурно, но светлело с каждой минутой. К вечеру совсем распогодилось— закат предвещал на завтра ясный день. Это значило, что можно возобновить съёмки.
Майя Георгиевна немедля назначила их на завтрашнюю ночь (предстояло снять, как Серёжа, ища Арто, крадётся во тьме по дорожке сада к богатой даче) и на послезавтрашнее утро. Толя, таким образом, снова становился занятым человеком. И решение вопроса, волновавшего маму, как будто откладывалось.
Однако это только казалось. Не прошло и дня, как маме больше уже не о чем стало гадать. Но всё-таки расскажем по порядку. И сперва, между прочим, о том, что было перед чрезвычайным происшествием, как называли потом режиссёр и актёры одно событие…
В ночной съёмке Толя не участвовал, но ему разрешили на ней быть при условии, что до вечера он непременно поспит и ночью у него не будут слипаться глаза.
Толе запомнилась эта первая в его жизни ночь, когда он бодрствовал.
Это была лунная августовская ночь, очень тихая и безветренная. Часто падали звёзды, и казалось, что они гаснут совсем близко от земли, точно огарки ракет, пущенных во время фейерверка.
В знакомом Толе саду, где съёмки происходили и днём, было темно и людно. Заканчивались последние приготовления. Вспыхнул прожектор, в луче которого Витя, уже переодетый в ветхую одежонку бродячего акробата, должен был, крадучись, приблизиться к барской даче. Потом этот прожектор погас и вспыхнул другой, ярче первого. А по соседству, в домах и на шоссе, не горело ни огонька. И сознание, что вокруг тьма, тишь, сон и только здесь идёт важная работа, к которой он причастен, наполняло Толю счастьем.
Но съёмка слишком затянулась. Не из-за Вити, который отлично справлялся с ролью, а из-за пуделя Пети. Витю, бесшумно крадущегося к даче, сняли очень быстро. А Витю и пуделя, спасающихся бегством от дворника, снять оказалось много сложнее. Умный Арто, как известно из рассказа, мчался рядом с Серёжей во весь дух. Пете, при его ленивом характере, этот кусок роли и на репетициях давался трудно. Сейчас он ни за что не хотел бежать. Он даже слегка упирался, когда Витя пытался тащить его за обрывок верёвки. Словом, Петя нимало не походил на беглеца, только что оборвавшего привязь.
Видя это, дрессировщик отчаянно сокрушался. Особенно допекло его недоумение Галины Михайловны, осведомившейся, как мог Петя при такой недисциплинированности заслужить медали.
— А за что их дают, знаете?.. — спросил он с вызовом. — За родословную, за осанку. Эх…
Видимо, дрессировщик намекал на то, что если б медалями награждали за усидчивость, старательность и вдумчивое отношение к делу, то Петя остался бы без наград. И, вероятно, он был прав. В эту ночь, по крайней мере, пудель не проявил ни вдумчивости, ни старательности. Андрей Гаврилович ничего не мог с ним поделать.
Рассвирепев, он крикнул, что Петя не артист, что самое подходящее для него — доживать век на содержании у какой-нибудь одинокой старушки.
При этих словах пуделе неожиданно встрепенулся, почуяв, наверно, что рассердил дрессировщика не на шутку, и выполнил наконец всё то, чего от него добивались…
Съёмка продолжалась чуть ли не до рассвета. Толя зевал во весь рот, но домой уйти отказывался. Поэтому он спал в ту ночь лишь несколько часов и, не очень освежённый таким коротким отдыхом, поспешил на дневную съёмку.
А день наступил знойный. Знойный и душный. Через полтора часа после начала съёмки Майя Георгиевна объявила перерыв, чтобы артисты, и прежде всего Толя, могли прийти в себя.
И тут обнаружилось, что для артистов сегодня не приготовлен боржом. Администратор съёмочной группы не предвидел, оказывается, что сегодня состоится съёмка. Он думал, что будет, как предсказали, дождь. В результате для Толи не нашлось ни боржома, ни кипячёной воды.
А сырой воды из ближайшего водопроводного крана мама ему пить не позволила.
— Ой, жажда!.. — шёпотом сказал Толя.
Правда, мама предложила ему персик, такой спелый, что кожица легко сдёрнулась с него, точно тоненький замшевый чехольчик, но Толя отвёл руку с персиком.