Бен-Гурион приезжает в Лондон, где уже с марта находится Вейцман. Вдвоем они организуют беспрецедентную по интенсивности и размаху кампанию по мобилизации всех, кто способен поддержать точку зрения сионистов. Они встречаются с министром колоний Уильямом Ормсби-Гором и его сотрудниками, проводят бесчисленные конференции с общественными организациями и политическими движениями, беседуют с парламентариями и журналистами… Их титанический труд приносит свои плоды: во время дебатов по вопросу о Палестине пресса приняла чисто просионистскую линию.

Пока руководители движения проводили агитационную работу в Лондоне, ситуация в Палестине становилась все хуже и хуже, в частности, из-за того, что организованный арабами мятеж не достиг своей цели. Даже если бы на призыв к всеобщей забастовке откликнулись все, это, вопреки ожиданиям подстрекателей, не могло бы парализовать экономику страны. Еврейскому сообществу удалось организовать самообеспечение, ходили поезда, работали заводы и порты. Одним из парадоксальных последствий забастовки явилось то, что она позволила евреям достичь определенных экономических целей. Полномочное правительство одобрило строительство портовых сооружений в Тель-Авиве, и тысячи вакантных после ухода арабов рабочих мест позволили евреям обратиться с просьбой о выдаче дополнительных иммиграционных сертификатов. Уязвленные постигшей их движение неудачей, арабы решили продолжить террористические акты. Они начали с единичных покушений, убивая одиноких евреев на улицах больших городов, в поле или на дороге; затем по всей стране вооруженные группировки стали проводить рейды, несущие смерть еврейским общинам. Руководители мятежа обратились к известному иракскому деятелю Фази Кауджи с призывом возглавить «неофициальную армию».

Эта новая вспышка насилия беспокоит властные структуры Палестины и Великобритании. В кабинетах верховного комиссариата в Иерусалиме и в офисах министерства колоний в Лондоне раздаются голоса, призывающие временно приостановить иммиграцию. Неожиданно эту же идею начинает вынашивать и Вейцман. Перепуганный Бен-Гурион пытается его разубедить, но поздно: 9 июня 1936 года президент Сионистской организации долго обсуждает с Нури-Саидом, премьер-министром Ирака, способы покончить с кризисом, и Вейцман соглашается с предложением своего собеседника временно приостановить иммиграцию, о чем Нури-Саид спешит сообщить британскому правительству. 25 июня министр колоний отправляет Вейцману письмо с просьбой подтвердить случившееся. На следующий день Бен-Гурион, в полном отчаянии, прилагает все усилия, чтобы убедить Вейцмана написать Ормсби-Гору и Нури-Саиду письмо, опровергающее факт принятия предложения. «Эта беседа была мучительна для обоих, — пишет Бен-Гурион, — очень трудно быть свидетелем мужского горя».

Все происшедшее обостряет их отношения, и сопровождающий Вейцмана на встречу с Ормсби-Гором Бен-Гурион полон тревог и опасений. «Что вы думаете о временной остановке иммиграции на период работы в Палестине Королевской следственной комиссии?» Вейцман заявляет, «что в настоящий момент он не может ответить на этот вопрос». Бен-Гурион выходит из кабинета «разбитый, разочарованный и подавленный, каким не был еще никогда».

В большинстве своем лидеры Рабочей партии Палестины разделяют эту точку зрения (разве что выражая ее менее резко), согласно которой Вейцман является козырем сионистского движения, за которым надо хорошенько «приглядывать», чтобы он не принял каких-нибудь неуместных решений. Вейцман это прекрасно понимает: «Они выбирают лидера, но хотят не лидера, а пустое место», — замечает он с горечью в одной из бесед в Лондоне.

Вейцман был невысокого мнения о Бен-Гурионе. В своих «Воспоминаниях» он упоминает о нем лишь дважды, да и то не признавая за ним тех явных достоинств, на которые Бен-Гурион будет иметь законное право. (В момент выхода книги в свет он даже изъял из нее несколько страниц с резкой критикой Бен-Гуриона.) Возможно, это было следствием страха, который он испытывал к этому амбициозному лидеру, считающему себя его конкурентом на пост главы сионистского движения. Зато Бен-Гурион восхищался «очарованием» Вейцмана, его блестящим ораторским даром, его поступью, что не мешало его критиковать. Дневник Бен-Гуриона за 1936 год полон безжалостных обвинений в адрес президента Сионистской организации.

В Палестине продолжаются кровавые инциденты. В Сафеде, Яффе и Иерусалиме имеются убитые евреи. За одну только ночь нападению подвергались тридцать восемь поселений. На дорогах участились случаи нападения на транспорт, повреждены нефтепроводы и железные дороги. Мятеж, возглавляемый Кауджи, принимает ярко выраженный антибританский характер. Сперва «Хагана» подчиняется приказам «Еврейского агентства» проявлять «сдержанность», но, ввиду заметно возросшего за лето числа убийств, получает разрешение на применение репрессий. Что касается британских властей, то они с одобрением относятся к дополнительному набору полицейских евреев. Бен-Гурион поздравляет себя с усилением этой «еврейской армии», но противится проведению «Хаганой» антитеррористических действий, боясь, как бы англичане не прекратили поставку оружия евреям.

2 сентября на заседании британского кабинета, посвященного палестинскому кризису, принимается решение не поддаваться шантажу арабов: еврейская иммиграция будет продолжаться, а мятеж будет подавлен, и если надо — подавлен силой стоящей в Палестине дивизии. Однако англичане предпочитают пока не вводить войска, так как мятеж начинает затихать. Арабские руководители во главе с Нури-Саидом ведут закулисные переговоры и приходят к договоренности, которая позволит им «сохранить лицо». Группа высших чиновников и руководителей арабских правительств обращается к палестинским арабам с призывом восстановить мир и «довериться добрым намерениям нашего друга Великобритании, которая заявила о готовности справедливого разрешения конфликта». Их призыв был услышан, и 11 ноября арабский верховный комитет объявляет об окончании забастовки и мятежа. Сионистские руководители считают, что одержали большую победу.

Но подобный оптимизм явно преждевремен. Не успели они передохнуть, как происходит событие, которого так опасался Бен-Гурион. Незадолго до конца ноября в Палестину приезжает Королевская следственная комиссия во главе с лордом Пилем. Вейцман, Шарет и Бен-Гурион с ближайшими соратниками собирают совет для выработки наилучшего способа защиты дела евреев. Соперничество Вейцмана с Бен-Гурионом вспыхивает с новой силой. Решение о возложении на Вейцмана полномочий представлять движение принимается сразу же; Бен-Гурион, опасаясь, в частности, что личность великого человека затмит его собственную, решает на комиссию не ходить.

Сперва это кажется разумным. Выступление Вейцмана на открытом заседании отличается смелой, блестящей речью, которая не может не вызвать восхищения его соперника: «Хаим вновь завоевал свои позиции в глазах еврейского народа, — пишет Бен-Гурион в своем дневнике. — Его слова, несомненно, будут способствовать объединению сионистского движения». Через несколько дней, когда до него дойдет текст комментариев, сделанных при закрытых дверях, он возобновит свои нападки. Ответы Вейцмана на вопросы об иммиграции казались ему расплывчатыми. Обсуждая ситуацию с кем-то из своих коллег, он выражает мнение, что Вейцмана «нельзя было допускать к разговору при закрытых дверях. Он полезен в нападении и когда говорит один. В дебатах он безоружен».

Вейцман продолжает выступать свидетелем перед комиссией, отчего Бен-Гурион впадает в ярость: «На мой взгляд, его выступление является политической катастрофой». По поводу опасности, угрожающей миллионам евреев Европы, Вейцман заявляет, что из них могли бы спастись только два миллиона: один — если приедет в Палестину, другой — если иммигрирует в другие страны. Сколько времени уйдет на интеграцию евреев в Палестине? «Трудно сказать точно. Примерно двадцать пять — тридцать лет», — отвечает он. Более того, он дает понять, что иммиграция вышеназванного миллиона евреев могла бы полностью удовлетворить потребности сионистского движения, и хочет, чтобы этот план иммиграции был принят к исполнению как можно быстрее, «но мы должны сознавать, что если пойдем слишком быстро, то рискуем поломать себе кости».