Некоторые пытаются объяснить внебрачные связи Бен-Гуриона чувственной пустотой, царящей в его отношениях с Паулой. Правда это или нет, но он никогда не считался склонным к амурным похождениям и не думал, что такая слава может способствовать упрочению его репутации. Много лет спустя он вынужден был встать на защиту Моше Даяна, чья любовная история стала достоянием гласности. Отвечая на письмо обманутого мужа, он пишет:
«Надеюсь, вы не сердитесь на меня за то, что я не смешиваю интимный, личный аспект с общественной стороной дела… Это различие существует не только в наше время, оно существовало всегда, даже в самые далекие времена, и расценивалось — и должно расцениваться — с двух точек зрения… Мужчина может прожить всю свою жизнь аскетом и святым и не занимать административный пост, и наоборот».
В заключение, чтобы доказать справедливость своего высказывания, он процитировал царя Давида и адмирала Нельсона: «Невозможно (и, на мой взгляд, недопустимо) рассматривать тайную, интимную жизнь человека — мужчины или женщины — и тем самым определять его место в обществе». Когда по аналогичному поводу к нему обратилась Руфь Даян, он ответил: «К этому надо привыкать, личная и общественная жизни выдающихся людей часто проходят параллельно, но никогда не пересекаются». Однако эти слова не утешили Руфь Даян, для которой «мир рухнул».
Такой же была реакция Паулы, когда в сороковых годах она внушила себе, что муж ей изменяет. В отчаянии и гневе она помчалась в Иерусалим к Рахиль и Ицхаку, ближайшим друзьям мужа, и, рассказав о своих подозрениях, стала угрожать покончить с собой. Ценой невероятных усилий им удалось ее успокоить, и они стали ее уговаривать.
«Мы посоветовали ей вернуться к нему, проявить интерес к его делам и работе и вновь завоевать его любовь, — вспоминает Рахиль Бен-Цви. — Так и случилось. Пересилив себя, она стала участвовать во всех его делах и начинаниях; она привязалась к нему и воспринимала его жизнь как свою собственную, чем и отстояла свое место рядом с ним».
И хотя подозрения не рассеялись и однажды она строго отругала дочь за то, что та осмелилась пригласить в дом подружку, которая «была любовницей отца», супруги помирились и отношения между ними наладились.
Любопытно, что история с возмущенной Паулой произошла как раз в то время, когда Бен-Гурион получил прозвище «Старик». Он сам рассказал, что однажды, когда он с друзьями сидел в ресторане, из-за соседнего столика встала девочка и, показав на него пальцем, громко спросила: «А кто этот старик?». Прозвище осталось. Скоро ему должно было исполниться шестьдесят, и он был признанным лидером евреев Палестины. Его речи, статьи и книги становились событием. Их внимательно изучали, анализировали и цитировали. Именно в это время начал проявляться его необычайный магнетизм — Божий дар, который делает людей выдающимися политическими деятелями. Те, кто был приближен к нему или очарован силой его личности, редко находили в себе мужество ему противоречить.
Не желая тратить время попусту и выслушивать банальности, он никогда не любил приемов И принятых на них шуток и колкостей, не любил светских пустых бесед. Чрезвычайно прагматичный, он не признавал уловок и прямым путем шел к поставленной цели. Однажды к Каценельсону пришел известный писатель и с возмущением сказал: «Я пришел к Бен-Гуриону, и он сразу же спросил: «Что вам надо? Вы по какому вопросу?». Сесть и просто поговорить с ним совершенно невозможно!». На следующий день Каценельсон сказал писателю: «Бен-Гурион хочет вас видеть. Пожалуйста, зайдите к нему во второй половине дня». Удивленный писатель пришел к Бен-Гуриону и застал его за изучением бумаг, лежащих на письменном столе. Старик поднял голову, сказал: «Садитесь» и продолжил прерванное занятие. Через некоторое время он отложил ручку, наклонился вперед и внимательно посмотрел на посетителя. «Говорите, говорите», — произнес он и, видя изумление писателя, с невинным видом добавил: «Вы сказали, что со мной невозможно разговаривать. Ну что ж, давайте попробуем! Начинайте!».
Авторитарный по натуре, он четко представлял себе качества, которыми должен обладать руководитель. Говорить правду он считал непременным требованием политической жизни. Впоследствии он четко определил, что должен и чего не должен делать настоящий руководитель.
«Вы должны знать, какие результаты хотели бы получить, быть уверены в своих целях и никогда о них не забывать. Вы должны знать, когда сражаться с противником, а когда только наметить будущие действия. Вы не должны поступаться своими принципами… А поскольку земля по-прежнему вертится и равновесие сил меняется как в калейдоскопе, вы должны постоянно пересматривать свою тактику, чтобы довести задуманное до конца».
Хотя это краткое изложение мыслей было написано много лет спустя, он соблюдает эти положения в годы войны. Когда дело повернулось в пользу союзников, он все более и более осторожно проводит политику сионизма между войной с Гитлером и борьбой с «Белой книгой». Великобритания сделала жест примирения по отношению к евреям Палестины, когда Черчилль сообщил Вейцману о решении своего правительства создать еврейскую бригаду в самом сердце британской армии. Бригада вступит в боевые действия только на несколько месяцев, перед самым окончанием итальянской кампании, но военное образование ее солдат, опыт регулярной армии и боевой навык, ее решающая роль в организации приема выживших после геноцида и их нелегальная переправка в Палестину способствовали превращению бригады в основную армию для борьбы за независимость.
Черчилль решает сдержать обещание, данное в декларации Бальфура, установив в Палестине еврейское государство, и в 1943 году создает министерскую комиссию, которая принимает программу разделения страны. Однако если Уайтхолл принял к рассмотрению это решение, то полномочные власти придерживаются положений «Белой книги». Видя те суровые меры, которые продолжают применяться властями, трудно представить, что премьер-министр, в чьем подчинении они находятся, тайно подготавливает создание еврейского государства. Ревизионисты в полной мере изливают свой гнев, организуя в разгар мировой войны террористические действия против англичан.
В этой резкой перемене политики есть горькая ирония судьбы. В начале войны ревизионисты разделяли точку зрения Жаботинского, который настаивал на сотрудничестве с Великобританией в борьбе против Гитлера. Их секретный военный отдел «Иргун» («Национальная военная организация») тоже следовал этой линии с таким усердием, что бойкотировал организованные Бен-Гурионом демонстрации протеста против указов о продаже земель! Однако размах подобного сотрудничества с англичанами заставил взбунтоваться самых фанатичных членов «Иргуна». Под руководством Авраама Штерна они призвали к войне до победного конца против полномочных властей, которая приняла форму крупномасштабного терроризма. Это было непримиримое расхождение взглядов, и после смерти Жаботинского в рядах «Иргуна» произошел раскол. В конце концов группа Штерна стала называться «Лехи» — сокращение по первым буквам «Бойцы за свободу Израиля». «Иргун» преодолел долгий период замешательства, когда его члены разрывались между желанием вступить в английскую армию и бороться с нацизмом или же воевать против «Белой книги». Что касается группы Штерна, то они колебались в выборе лучших средств борьбы с англичанами. Их экстремистские лозунги не нашли поддержки у населения, а ограбления банков для финансирования своей деятельности и смерть еврейских полицейских способствовали полной дискредитации. Почти смертельный удар «Лехи» получила от англичан, которые обнаружили убежище Штерна и убили его.
В 1944 году «Иргун» прерывает перемирие с полномочными властями и переходит к действиям под руководством бывшего шефа «Бетара» в Польше Менахема Бегина — человека смелого, блестящего и красноречивого оратора, обладающего уникальными организаторскими способностями, который сумел дать новую жизнь организации. Члены «Иргуна» разворачивают жестокий террор, взрывая по всей стране британские представительства, нападая на полицейские посты и убивая офицеров. Переодевшись арабами или надев форму британских солдат или полицейских, они захватывают оружие в английских казармах и берут заложников.