Аньес на цыпочках прокралась в ротонду, в которую упиралась восточная стена ее покоев. Это маленькое помещение служило гардеробной и отхожим местом. Там она взяла короткий меч, подаренный баронессой де Ларне. Конечно, с таким оружием нельзя было одолеть грозного разбойника, но, как любила повторять ее нежная покровительница, «женщина, преисполненная решимости защищаться, вполне может произвести неизгладимое впечатление на шайку обычных прохвостов». Встав посреди комнаты, слегка расставив ноги, она ждала, не спуская глаз с двери. Она слышала, как наверху незнакомец ходит взад-вперед. Вдруг что-то заскользило по полу. Незнакомец передвинул соломенный тюфяк, на котором спал Клеман, потом табурет. Он методично обыскивал мансарду. Это не вор, поскольку вся обстановка красноречиво свидетельствовала о бедности жильца. К тому же какому болвану могла прийти в голову безумная мысль забраться в мануарии, зная, что он за это поплатится головой? Вновь раздались шаги. Незнакомец подошел к люку, к которому Клеман прикрепил свою лестницу.

Затаив дыхание, Аньес сжимала головку эфеса дамского меча. Треск, звук упавшего тела. Одна из перекладин не выдержала, и незнакомец свалился на пол. Хотя в комнате царил ледяной холод, Аньес чувствовала, как с ее лба стекает мог. Она вытерла правую руку о платье, чтобы еще крепче сжать меч.

Тяжелая дверь медленно распахнулась. Аньес напряглась, готовая прыгнуть, понимая, что эффект неожиданности – самый серьезный ее козырь.

Высокий человек прокрался внутрь. Он закрыл дверь и обернулся. Аньес застыла на месте от изумления. Впрочем, насколько Аньес могла судить по внезапно побледневшему лицу мужчины, он изумился не меньше, чем она.

– Рыцарь?

– Мадам…

– Но… что вы делаете в Суарси, в моей спальне… Почему вы проникли сюда как вор?

Он пристально смотрел на нее, не зная, что ответить. Ему было стыдно, и вместе с тем он восхищался ею. Она была… такой, какой и должно. Величественной, с поднятым мечом, готовой к бою, но не жестокой.

Аньес взяла себя в руки. Теперь ее голос звучал властно:

– Ну, рыцарь! Я требую, чтобы вы немедленно все объяснили!

– Мадам, к сожалению, я не могу дать вам приемлемого объяснения. Впрочем, мои угрызения совести могут сравниться лишь с моим замешательством.

– Неужели вы думаете, что угрызения вашей совести и ваше замешательство меня удовлетворят? Вы ставите меня в щекотливое положение. Я обязана вам жизнью, спасенной честью. Но я не потерплю, чтобы в мой дом, в мои покои беспардонно врывались. Что вы здесь ищете?

– Ничего, мадам. Правда.

– Правда? Оставьте! Хватит рассказывать сказки, мсье! – Аньес рассердилась. – Вам надо было лучше учиться врать.

– Я не могу. Я не хочу.

Улыбка осветила прекрасное лицо мужчины, стоявшего напротив Аньес. Он закрыл глаза, покачал головой и прошептал:

– Почему бы вам не убрать меч в ножны? Сомневаюсь, что вы им сейчас воспользуетесь. Что касается меня, я предпочту тысячу смертей, но не допущу, чтобы вы пролили хотя бы каплю своей драгоценной крови.

Аньес посмотрела на меч, словно видела его в первый раз, и убрала его в ножны.

– Идемте, мсье. Проводите меня до часовни. Я забуду о вашем неподобающем присутствии в моей спальне. Скоро начнется месса. Дайте слово, рыцарь, что мы продолжим наш разговор с того самого места, на котором закончили. Ваше слово, я настаиваю.

– У вас всегда есть мое слово, мадам, – ответил рыцарь, улыбнувшись.

Аньес чувствовала, что он многого не договаривает, но не могла понять почему. Неужели этот мужчина такой непостижимый, что ей никогда не удастся понять его? И все же он соткан из света. В этом она уверена.

Клеман, согнувшись, осторожно пробирался вперед, прикрывая рукой слабый свет, исходивший от башенки. Он крался вдоль стен, уверенный, что его темная одежда сливается с каменной кладкой, тонувшей во мраке. Аббатство окутывало глухое молчание, иногда прерываемое хором голосов, доносившихся из церкви Пресвятой Богородицы. В голове Клемана лихорадочно мелькали мысли. Затронул ли быстро потушенный пожар тайную библиотеку? А если огонь уничтожил дневник? Надо было забрать его, ведь он сначала так и хотел поступить. Разумеется, он переписал своим тонким почерком все, что показалось ему крайне важным. Ну и что? Ведь он так толком ничего и не понял из записей на этих страницах. А вдруг его увидят? Игра в прятки, сначала забавлявшая его, поскольку опасность быть обнаруженным маячила где-то далеко, теперь доставляла ему беспокойство. Он распластался на земле и, изогнувшись, стал протискиваться между толстыми прутьями решетки, закрывавшей отдушину. Он вытянул ногу, ища ступеньку стремянки. Ему показалось, что стремянку кто-то отодвинул. Возможно, тот, кому что-то понадобилось в мастерской. Наконец он нащупал верхнюю ступеньку и опустил на нее ногу. Оказавшись на утоптанной земле, Клеман принюхался. В воздухе не пахло гарью. Он пошел по винтовой лестнице, ведущей в тайную библиотеку, добрался до площадки и остановился. Тайная дверь, выходившая в покои аббатисы, была широко распахнута. От страха у Клемана пересохло во рту. Он отступил на несколько шагов, в ужасе ожидая, что сейчас появится Элевсия де Бофор и увидит его. Из комнаты, которая, вероятно, служила кабинетом, не доносилось ни звука. Вновь обретя немного мужества, Клеман крадучись пошел вперед. Прижавшись к стене, он осторожно заглянул за дверь. Сестра-больничная. Как же ее звали? Аннелета, сестра Аннелета. Крупная хмурая женщина, которую он порой встречал в коридорах, сидела за массивным рабочим столом, подперев голову рукой. Она была погружена в чтение большой книги, лежавшей перед ней. Как она узнала о библиотеке? Могла ли аббатиса разрешить ей пользоваться хранившимися там книгами?

Не зная, что лучше – остаться или уйти, Клеман едва осмеливался дышать. Он прятался за дверью целую вечность, как ему показалось. От широких плит исходил ледяной холод, постепенно парализуя его щиколотки, икры и колени.

Он чуть не закричал от страха, когда женщина резко встала и направилась к двери. Боже мой, он погиб! Он сильнее прижался к стене, чувствуя, как шероховатые камни буквально впились ему в лопатки. Клеман закрыл глаза, словно ничего не видеть означало исчезнуть. Дверь хлопнула. В замочной скважине повернулся ключ, и тут же все погрузилось в более густой мрак. Клеман с трудом сдержал вздох облегчения.

Клеман подождал несколько минут, потом начал действовать. Он быстро убедился, что огонь не повредил библиотеку. Но после нескольких часов поисков он так и не смог найти дневник рыцаря Эсташа де Риу и его соредактора. Его внимание привлекли полки, стоявшие теперь неровно. Он тщательно осмотрел их сверху донизу. Можно было подумать, что кто-то недавно передвинул их на дюйм*. Следуя своей интуиции, подросток навалился всем телом на боковину. Мебель сдвинулась на полфута. Еще одно усилие, и появился тайник, вырытый в земле. Сердце Клемана было готово вырваться из груди. Он опустился на колени и, поднеся ближе масляный светильник, стал обшаривать тайник. Вскоре он вытащил липкую салфетку и поднес ее к носу. Пчелиный воск. В нее явно заворачивали бесценные манускрипты, чтобы уберечь их от сырости и насекомых. Но что там было? Знаменитый трактат Валломброзо? Он наклонился в надежде найти какой-нибудь другой признак. И тут кто-то схватил его за горло так сильно, что он вскрикнул.

Суровый женский голос прошептал:

– Медленно вставай, поганец. Одно резкое движение, и я придушу тебя как кролика, без всяких колебаний.

По ее спокойному тону Клеман сразу же понял, что в случае необходимости женщина исполнит свою угрозу. Он встал и оказался лицом к лицу с послушницей, если судить по ее платью. Кинжал, который она держала в умелой руке, был очень острым. К тому же он заставлял думать быстрее. Клеман осторожно поднес свою башенку к лицу женщины. Она была красивой и совсем юной. Ей было лет 16–17. Но Клемана главным образом заинтриговал ее взгляд. Два огромных янтарных озера бросали беспокойный свет на его бледные щеки.