— И зеркала не завесили! — прошептала совсем еще молодая девушка, пришедшая на прощание с матерью.

Я с удивлением рассмотрел, что комната, как была зеркальной так и осталась. В каждом из зеркал отражалось тело и гроб с покойником. Дрожь пробрала даже меня, которому казалось, что после всего пережитого меня уже ничем не испугаешь.

— Бедный, бедный Константин Афанасьевич…Похоронил жену, а потом и сам сгорел ради науки, — в искренне горевавшем седом мужчине я угадал Бекетова, а рядом с ним Каразина — основателей Харьковского университета. Удивленно присвистнул, а мой неожиданный собеседник ох как непрост, раз имел таких знакомых.

Неожиданно мое внимание привлекло непонятное движение над гробом. Судя по всему, его видел только я, потому как остальные, склонив головы думали о чем-то своем и вряд ли о покойном.

Над гробом поднималось что-то серое, еле заметное, колыхающееся в белой длинной рубахе до пят. Оно встало из гроба, подлетело вверх, заметавшись под потолком. Это что-то отчаянно искало выход из комнаты, но окруженное со всех сторон зеркалами напрасно билось в них, как в закрытую дверь.

Это видел только я! Мурашки побежали по моей спине. Я едва сдерживался, чтобы не заорать во весь голос, словно истеричка. Несомненно это была душа Вышицкого! Боже, я окончательно сошел с ума! Душа несколько раз бесполезно потыкалась в потолок, спустилась вниз и неожиданно отразилась в зеркале. Увидев себя в отражении, она отчаянно заверещала пронзительно и громко, но крик ее был беззвучен для мира смертных. Перед ней открылся лабиринт из зеркал. Она отчаянно заметалась, но чем больше сумбурных движений совершала, тем дальше ее затягивало внутрь, пока совсем не утянуло, оставив лишь маленькую зеленую точку на идеально отполированной поверхности.

Я замер на месте не веря своим глазам, а картинка не исчезала. Вышицкий хотел еще кое-что мне показать.

Помолчав немного у гроба, люди засобирались. Распорядитель похорон, что-то крикнул в коридор. Оттуда тяжело ступая, зашли дворовые мужики. Вскинули, как бревно гроб барина на плечо и понесли прочь. Следом за ними потянулись скорбящие друзья и родственники. Кабинет Вышицкого опустел.

— Это все… — прошептал я немного разочарованно, но скрипнула дверь и в кабинет зашла зареванная Марта. Он внимательно осмотрела каждую стену и все-таки преклонила колени перед тем зеркалом, куда затянуло бессмертную душу Вышицкого.

— Пан Константин, я все сделала, как вы велели, — проговорила она, захлебываясь рыданиями.

Отражение полячки помутнело, сделалось нечетким, словно в тумане. Я замер от предчувствия чего-то нехорошего. Отчаянный крик прорезал тишину кабинета. В зеркале наряду с Мартой виделся пан Вышицкий только теперь он был точно таким же, каким его видел я в своей собственной ванной. Лицо искаженное мучениями, уродливая улыбка, гнилые зубы и язвы на руках — тленное тело живого покойника, заблукавшая в зеркальных лабиринтах отражений душа.

— Спасибо тебе, Марта, не плачь! Теперь мы всегда будем вместе. Храни это зеркало, как самую дорогую вещь в мире и детям своим накажи, и внукам! А когда…

Зеркало вдруг погасло. Изображением исчезло. Теперь оно отражало только меня и молодого пана Вышицкого, стоящего рядом, опустив руки в карманы.

— Вот такая история, молодой человек… — с тяжелым вздохом проговорил он, возвращаясь на свое место за столом. Трубка потухла, кофе остыло. Я даже примерно не знал сколько сейчас времени. Стрелка на часах исправно бежала по кругу, но время стояло на месте, показывая все те же половину второго.

— Все это конечно грустно…

— Почему же грустно?! — радостно улыбнулся Вышицкий. — Я обрел вечную жизнь для своей бессмертной души, заключив ее в Зазеркалье вместо пресловутого рая, обещанного нам раввинами и попами. Теперь я живу здесь…в своем мире, в своем Зазеркалье, которое подчиняется только моим законам, моим правилам, и в нем случается только то, что я хочу! Разве это не счастье?

Я замялся, не зная, что ответить на это высокопарное высказывание. В моем понимании счастье было немного в другом.

— Но, простите, не сочтите меня совсем уж глупцом…до сих пор не могу понять для чего я вам? Для чего все это представление? Видения? Какая-то завеса…

— У вас отличная память, Саша Дворкин! — похвалил меня Вышицкий. — Завеса между этим и реальным миром существует, чтобы жалкие людишки не сновали туда сюда. Зазеркалье доступно только для души!

— Но…

— Но вы особенный экземпляр! Мы с Мартой давно искали именно такого, как вы! Способного эту завесу разорвать. Перейти эту тонкую грань. Вы писатель, романтик, для вас шагнуть в другой мир ничто, лишь один из выкрутасов вашей буйной фантазии, не более. Для большинства людей это не доступно. В вашей голове живет другой мир, ваше Зазеркалье! Так что никаких проблем, чтобы перейти из одного отражения в другое у вас нет, мой дорогой друг.

— Я…

— Все это странно, по меньшей мере, согласен! — поднял вверх руки, признавая свою неправоту Константин. — Но только задумайтесь…Вы имеете власть над мирами. Вы можете уснуть в девятнадцатом веке, а проснуться в двадцатом. А ваши семейные проблемы? Неужели вам никогда не хотелось простого, обычного человеческого счастья? Чтобы как у всех?

— Пан Вышицкий…

— Константин, — снова поправил меня мужчина.

— Константин, меня все устраивает, я не хочу ничего менять в своей жизни…Не хочу жить в этом…Зазеркалье!

— Ой ли! — усмехнулся Вышицкий, хитро прищурившись. — Подумайте, так ли у вас все хорошо? А может тут еще лучше…Впрочем, я вас не тороплю. Подумайте, оцените, попробуйте…Ведь если не попробуешь, всю жизнь потом будешь жалеть, — лицо ученого стало вдруг жестким, напоминающим то самое отражение его бессмертной души, приводившее меня в ужас. Но это было лишь на миг, а потом оно снова стало мягким и располагающим к себе. — У вас есть время…Скажем сутки! Думаю вам хватит?

— Я все же не пойму, зачем это вам? — я насторожился, помня пословицу, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

Вышицкий замолчал, сжав тонкие губы. Задумался на секунду.

— Не хотелось бы вам врать…

— Тогда скажите правду!

— Вы единственный человек в мире, который способен прорывать завесу между Зазеркальем, оставаясь живым. Это интересно… У вас есть сутки, чтобы подумать. Я готов вам предложить совершенно другой мир.

— Скажите…доктором были вы? — нерешительно поинтересовался я, опасаясь, что на нервной почве у меня действительно в кабинете у семейного психолога начались галлюцинации.

Вышицкий весело рассмеялся.

— Я…Грешен, каюсь! Вас надо было подтолкнуть к диалогу. По-другому сделать это я не мог, лишь поместив вас в Зазеркалье. Простите старого дурака…

— А Марта?

— Марта тоже была там!

— Я подумаю, — пообещал я, — только у меня будет просьба…

— Какая, Александр? — нетерпеливо заерзал на своем месте Вышицкий.

— Сутки без Зазеркалья! Я хочу прожить их нормальной, РЕАЛЬНОЙ жизнью.

— Как будет угодно! — заключил Константин, протянув мне через стол руку. Я коснулся холодной кисти, чувствуя, что снова куда-то проваливаюсь. Тело сжалось, как перед прыжком. Сердце прыгнуло в пятки и резко вернулось обратно. Я зажмурился, а когда открыл глаза, то стоял в своей ванне перед зеркалом, тыкая в него пальцами, видя только лишь свое отражение.

— Дворкин! — позади меня стояла Светлана, уперев руки в бока, все еще одетая после работы в коротком полупальто.

— Света…

— Слава Богу, узнал. Ты специально лапаешь зеркало руками, чтобы мне было чем заняться в выходной после дежурства?

Я, как нашкодивший школьник, отдернул руку. Улыбнулся ей совершенно по-дурацки.

— Да, Сашка, к психиатру тебе точно нужно! — заключила она, видя мои кривляния. Я обнял ее, крепко прижав к себе, такую родную и нежную, одним глазом поглядывая в зеркало, но отражение показывало лишь только нас двоих.

Вечер прошел на удивление мирно и быстро. Мы поужинали все вместе. При этом Эльвира Олеговна неожиданно вела себе предельно корректно, приговорили под запеченную рыбу бутылочку белого вина — подарок одной из Светиных пациенток. А потом я с Мишкой часик поиграл в стратегию на компьютере, прекрасно проведя время, через ровно лимитированный час передав его в руки мамы и бабушки для изучения уроков.