– Нет, сэр, она никогда не сообщала мне своих тайн.

– Так вы, значит, не можете сказать, куда она направилась?

– Конечно, нет.

– Мисс Левенворт, мы вынуждены задать вам еще один вопрос. По свидетельству вашей прислуги, вы отдали приказание перенести тело вашего дяди из библиотеки в спальню: так ли это?

Она молча кивнула.

– Разве вы не знали, что по закону не имели права трогать покойника до прибытия представителей власти?

– В данном случае мной руководил не разум, а чувства.

– Может быть, вами руководило то же чувство, когда вы, вместо того чтобы отправиться в спальню и указать, куда положить покойного, предпочли остаться в библиотеке и взять со стола бумагу, которая вам, по-видимому, была очень нужна?

– Бумагу? — переспросила девушка. — Но кто может утверждать, что я взяла со стола бумагу? Я ничего не брала.

– Один свидетель показал, что видел, как вы нагнулись над столом вашего дяди, а одна из свидетельниц утверждала, что видела, как вы вышли из библиотеки с бумагой в руке и как затем сунули ее в карман. На основании этих данных я и сделал свое заключение, мисс Левенворт.

Сказанное было больше чем просто намек; все присутствующие зорко следили за тем, как примет этот вызов Элеонора, но она не дрогнула и ответила твердо:

– Вы сделали заключение — ваше дело доказать, что оно правильно.

Подобного ответа никто не ожидал, даже коронер смутился, но замешательство его длилось недолго.

– Мисс Левенворт, — сказал он, — еще раз спрашиваю вас: брали ли вы что-нибудь со стола?

Она сложила руки на груди.

– Я отказываюсь отвечать на ваш вопрос, — заявила девушка невозмутимо.

– Простите, но необходимо, чтобы вы на него ответили.

– Если вы найдете у меня какую-нибудь подозрительную бумагу, я отвечу, каким образом она ко мне попала.

Подобный резкий отпор, по-видимому, совершенно смутил коронера.

– Но разве вы не понимаете, что нам придется сделать из вашего отказа соответствующие выводы?

Бедняжка поникла головой.

– Боюсь, что это так… — сказала она тихо.

– И все же вы настаиваете на своем решении? — спросил коронер.

Она ничего не ответила, и он не стал повторять вопрос. Все понимали, что Элеонора не только сознает опасность, угрожающую ей, но и готова защищаться из последних сил. Даже ее кузина, сохранявшая до тех пор внешнее спокойствие, заметно разволновалась. По-видимому, она поняла, что обвинять кого-либо самой и видеть, как подозрения против того же лица зарождаются у других, совсем не одно и то же.

– Мисс Левенворт, — вновь обратился к Элеоноре коронер, — не правда ли, вы всегда могли свободно входить в комнаты вашего дяди?

– Разумеется.

– Вы могли бы войти в его спальню ночью и подойти к нему так, что этим нисколько бы его не побеспокоили и он даже не повернул бы головы? Не так ли?

– Без сомнения, — ответила она, судорожно сжимая кулаки.

– Ключ от двери библиотеки исчез, мисс Элеонора.

Она ничего на это не ответила.

– Из показаний свидетелей мы знаем, что после того, как тело вашего дяди было перенесено в спальню, вы вышли совершенно одна из библиотеки. Заметили ли вы, находился тогда ключ в замке или нет?

– Его там не было.

– Вы уверены в этом?

– Вполне.

– Отличался ли этот ключ по своей форме или величине от других?

Девушка, по-видимому, пыталась скрыть испуг, вызванный этим вопросом, и при этом бросила как бы случайно взгляд на группу слуг, потом едва слышно ответила:

– Этот ключ действительно отличался от всех других.

– Чем именно?

– Тем, что дужка его была сломана.

– Значит, вы узнали бы его, если бы вам его показали?

Она испуганно взглянула на коронера, словно ожидая, что увидит в его руках этот ключ, но, поскольку этого не произошло, она снова успокоилась и ответила равнодушно:

– Да, узнала бы.

– Хорошо, — сказал тот, отпуская ее движением руки, и, обращаясь к присяжным, прибавил: — Теперь вы, господа, услышали показания всех обитателей этого дома.

В эту минуту к нему подошел Грайс, коснулся его руки и прошептал что-то на ухо, затем вернулся на свое место, сунул правую руку в карман и устремил свой взор на люстру. Я едва дышал от страха: неужели он передал коронеру слова, подслушанные нами наверху?

– Мисс Левенворт, — сказал коронер, обращаясь к Элеоноре, — вы говорили нам, что вчера вечером не заходили к своему дяде и вообще не были у него в комнате. Вы готовы подтвердить это?

– Конечно.

Коронер посмотрел на Грайса, тот вытащил из кармана перепачканный чем-то черным платок.

– Странно, — продолжал коронер, — а между тем вот этот платок, принадлежащий, очевидно, вам, был найден сегодня утром в комнате убитого.

На лице Мэри отразилось отчаяние; Элеонора оставалась совершенно спокойной, заметив лишь:

– В этом нет ничего удивительного, поскольку сегодня утром я побывала в этой комнате.

– И оставили его там?

На этот вопрос она ничего не ответила.

– Когда вы оставили его там, он был таким же грязным, как теперь?

– Разве он грязный? Покажите мне его!

– Конечно, но для начала выясним, каким образом он попал в комнату вашего дяди.

– Он мог, например, пролежать в этой комнате несколько дней, — ведь я говорила, что часто там бывала. Но прежде дайте посмотреть, действительно ли это мой платок, — проговорила Элеонора, протягивая руку.

– Должно быть, ваш, поскольку он помечен вашими инициалами, — сказал коронер, в то время как Грайс передавал ей платок.

– Эти грязные пятна, — воскликнула она в ужасе, — ведь они похожи…

– Они похожи на то, на что должны походить. Если вы когда-нибудь чистили револьвер, то должны это знать, мисс Левенворт.

Она с чувством крайнего отвращения бросила платок на пол и горячо воскликнула:

– Я ничего не знаю об этом, господа! Это, конечно, мой платок, но… — Она не докончила фразы и только повторила: — Я ничего не знаю.

На этом ее допрос закончился. Снова вызвали кухарку и спросили, когда она в последний раз стирала этот платок.

– Этот платок? — пробормотала та. — Как-то на неделе… — И она взглянула на свою госпожу умоляющим взором.

– Когда именно?

– Я хотела бы забыть это, мисс Элеонора, но не могу, это ведь единственный такой платок в целом доме: я стирала его позавчера.

– Когда вы его выгладили?

– Вчера утром, — ответила женщина, запинаясь.

– А когда отнесли его в комнату мисс Элеоноры?

Кухарка поднесла кончик передника к глазам.

– Вчера днем, с другим бельем, перед самым обедом. Я, право, не могла не сказать правду, мисс Элеонора, — проговорила она, рыдая.

Коронер отпустил свидетельницу и вновь обратился к Элеоноре с вопросом, что она может прибавить к только что услышанному. Та лишь судорожно сжала руки, молча покачала головой и почти без чувств опустилась в кресло. В комнате возник неописуемый переполох; я обратил при этом внимание на то, что Мэри не поспешила на помощь к кузине, а предоставила эти хлопоты Молли и Кэт. Несколько минут спустя бедняжка настолько оправилась, что смогла встать. Девушку проводили в ее комнату, при этом я заметил, что вслед за ней вышел какой-то господин высокого роста и представительной наружности.

Один из присяжных предложил прервать заседание; по-видимому, коронер также желал этого, поскольку он встал и объявил, что следующее заседание назначается на завтрашний день, на три часа пополудни. В комнате остались мисс Мэри, Грайс и я.

Мэри Левенворт, все время неподвижно сидевшая на своем месте, откуда она могла наблюдать за всем происходившим в комнате, вдруг быстро встала и удалилась в дальний угол, где никто не мог бы помешать ей предаваться своему горю.

Когда я снова обратил внимание на Грайса, тот стоял и рассматривал кончики пальцев. При моем приближении он опустил руки, очевидно, убедившись в том, что пальцев у него ровно столько, сколько надо, и слабо улыбнулся, что в сложившихся обстоятельствах, конечно, не могло считаться особенно благоприятным знаком.