— Мальчик у меня есть. Юра.

— И у меня есть мальчик. — Таня порылась в карманчике платья и достала маленькую, с мизинец, куклу. Она подумала и сказала, глядя Максимову в глаза: — Тоже Юра!

— Ты к кому же едешь? — спросил Максимов.

— К тебе.

Максимов понимающе кивнул:

— Ну что ж, ко мне, так ко мне. Милости прошу.

— Таня, что ты говоришь! — опять всполошилась мать.

В Энскую пришли ночью. На пирсе Максимова ждала машина, и дежурный по соединению, который появился, подобно призраку, невесть откуда, проверил документы лейтенанта.

— Эту семью устроить на плавбазе, — распорядился Максимов.

— Товарищ адмирал, у нас гости из Москвы, — смущенно объяснял дежурный. — Все каюты заняты, даже своих офицеров пришлось потеснить. На плавбазе их устроить невозможно.

Максимов посмотрел на молодую семью. Женщина держала на руках уснувшую девочку, а лейтенант поставил чемодан на снег и переминался с ноги на ногу. Максимов велел дежурному позвать их в машину.

Лейтенант заглянул в окошко «волги».

— Спасибо, нам неудобно беспокоить вас, товарищ адмирал.

— Садитесь, — коротко бросил Максимов и, перегнувшись назад, нажал ручку дверцы.

В дороге молчали.

Когда машина остановилась у дома, Максимов сказал:

— Переночуете у меня, а завтра видно будет.

Молодые люди послушно пошли за Максимовым.

Хозяйка дома, в легком халате, в шлепанцах на босу ногу, но тщательно причесанная, открыла дверь и остановилась удивленная, что муж не один.

— Встречай гостей, Анна Дмитриевна. Прибыли со мной. Устраивай.

Анна Дмитриевна засуетилась:

— Проходите, раздевайтесь…

Она взяла спящую девочку из рук матери и, стягивая шубку, загляделась на румяное личико ребенка, вспомнив своего собственного, теперь уже взрослого сына. Она помогла раздеть девочку и уложила ее в столовой на диване. Потом пригласила мужа и гостей на кухню.

За ужином разговорились об училище, хорошо знакомом Максимову по тем сравнительно давним временам, когда он преподавал на кафедре тактики.

— Вам известна судьба аса подводного флота Петра Денисовича Грищенко? Как раз при мне он возглавлял кафедру тактики.

— Уже в отставке. Вы, наверно, читали его мемуары? Здорово же он в Кильской бухте ходил под носом у немецких кораблей и ставил мины, а те подрывались и открытым текстом вопили — спасите, помогите…

Максимов отмалчивался, чувствуя неловкость: о мемуарах Грищенко он много слышал, а вот все недосуг было прочитать…

Радовало, что у молодежи велик интерес к боевому прошлому, жажда познать события Отечественной войны. Вот и здесь, на кораблях, офицеры не пропустят ни одной новой книги…

— Про Гельфонда расскажите. При мне он ведал кафедрой истории военно-морского искусства. Вот это талант, батенька вы мой! Не то что курсанты, даже преподаватели приходили к нему на лекции…

— Недавно докторскую диссертацию защитил. Говорят, в академию переводится.

— А что там с библиографом Сусловой? Она тоже в своем роде профессор?

И когда таким образом перебрали все училище, оказалось, что начальник училища старый знакомый Максимова еще по Испании.

— По Испании? — удивился лейтенант.

— Пришлось и там побывать.

Лейтенант хотел еще о чем-то спросить, но вмешалась Анна Дмитриевна:

— Пора спать. Люди с дороги, устали. Пощади их. Надо отдохнуть.

Вера, жена лейтенанта, растроганно сказала:

— Спасибо вам! Большое спасибо!

— За что? — удивилась Анна Дмитриевна. — Какая тут может быть благодарность? Мы с Мишей тоже молодыми были, и нас так же принимали старшие.

Утром встали рано. Анна Дмитриевна вместе с женой лейтенанта хлопотали на кухне, и запах кофе разносился по всей квартире. Максимов сидел на диване, наблюдая за Таней, скользившей по паркету. Заметив, что лейтенант рассматривает картину на стене, Максимов встал, подошел к нему и стал объяснять:

— Знаменитый бой Магомета Гаджиева. Может, слыхали, он всплыл в надводное положение и в упор расстреливал фашистский транспорт. Необыкновенная дерзость, одна из классических операций, которой всегда будут гордиться северяне.

— Слышал, — загадочно улыбаясь, сказал лейтенант. — Там командовал артиллерией Зармаир Арванов. Со второго или третьего залпа было прямое попадание. Транспорт повернул к берегу, хотел выброситься на мель. Тут-то ему и дали прикурить. Зажгли и отправили на дно, как топор…

— Откуда вы знаете такие подробности? — удивился Максимов.

— В училище, в научном кружке, я доклад о североморских подводниках делал.

— Ах вот что… Историей интересуетесь?

— Еще со школьной скамьи.

Действительно, доклады Геннадия Кормушенко об Отечественной войне 1812 года были не просто изложением общеизвестных фактов, а своего рода маленькими исследованиями. Учителя сулили ему успех на стезе историка. Возможно, так бы оно и случилось, если бы отец не поспешил «определить» Геннадия в военно-морское училище, а слово отца было в семье законом. Вот и зашагал Геннадий по другой дороге. И вовсе не жалеет об этом. Училище привило ему вкус к морю, походам, строгой размеренной жизни, к технике, которой он прежде вроде и вовсе не интересовался, если не считать занятия фотографией.

— Интересно… Ну, а история флота — это же непочатый край работы для пытливого исследователя. — Максимов подошел к шкафу, достал книгу в твердом переплете — записки бывшего командира американской атомной подводной лодки «Скейт» Колверта «Подо льдом к полюсу» — и показал Геннадию. — Вы читали?

— Как же, еще в училище.

— Очень хорошо. — Максимов раскурил трубку и не торопясь перелистывал страницы, испещренные пометками на полях. — Книга в общем стоящая, но вам не бросилась в глаза явная тенденциозность? Освещая историю завоевания полюса, он вскользь упомянул папанинскую экспедицию и открытие нашими учеными подводного хребта в Северном Ледовитом океане. А где многие экспедиции русских ученых? Где походы наших лодок? Ведь первое плавание подо льдами совершил мой однокашник Виктор Николаевич Котельников. Погиб в войну. Именно он, а никто другой, на подлодке «Д-3» 13 февраля 1938 года, впервые в истории подводного плавания, прошел подо льдами небольшой участок на высокой широте… Потом Коняев в финскую войну на Балтике форсировал подо льдом пролив Седра-Кваркен…

Максимов глубоко затянулся и, взглянув на Геннадия, заметил блеск в его глазах.

— Впрочем, Колверту, может, это все и ни к чему, а мы с вами должны знать. Я жду, кто из офицеров изъявит желание пойти в архивы, изучить документы и написать истинную правду. У вас есть такое желание?

Геннадий, краснея, пожал плечами.

— Не знаю, слишком ответственное дело.

— Ответственное, а стоящее. Подумайте. Со временем, может, станете этаким подводным Нестором-летописцем. А что вы думаете, подводный флот должен иметь своих историков…

Донесся голос Анны Дмитриевны:

— Товарищи, прошу к столу.

Таня первой ринулась на кухню, за ней мужчины.

— Я хочу к дяде! — кричала Таня, глядя на Максимова умоляюще.

Он с удовольствием посадил девчушку на колени.

— Ты будешь мешать дяде. Иди ко мне, — сказала мать и усадила ее рядом.

Геннадий почувствовал себя свободно, словно очутился в давно знакомом доме, и начал рассказывать о своей семье. Вскользь упомянул, что отец тоже служил на Северном флоте, сейчас в отставке, скучает, тяготится, никак не может найти себе подходящего занятия…

— А кто ваш отец? — заинтересовался Максимов.

— Может, слышали, Кормушенко Даниил Александрович?

— Как же, не только слышал. Имел удовольствие лично знать.

Максимов горько улыбнулся и, аккуратно положив ветчину на тоненький ломтик хлеба, стал старательно намазывать ее горчицей.

— Ветчину бы лучше с хреном, Анна Дмитриевна.

— Ты прав, Миша. К завтрашнему дню будет хрен.

Лейтенант, ничего не заметив, продолжал: