— По моей команде. Я — последний! — сказал машинист.

Пока Зубрилин подготавливал к отправке балластную вертушку, пока договаривался с Красовским, военный комендант тоже не дремал. Волнение начальника станции показалось ему подозрительным. Комендант чуял: за его спиной что-то готовится. Но что?..

Проходившие со стороны Петрограда поезда были забиты солдатами. Их отправляли на фронт. По крайней мере, так им говорили, когда вывозили из столицы. У многих на шинелях висели большие красные банты. Солдаты разносили весть о восстании в Питере. Это еще больше тревожило коменданта.

«Надо глядеть в оба, — думал он. — Верить никому нельзя!»

Жандармы принесли коменданту отобранный у зазевавшегося солдата лист плотной бумаги с напечатанными жирной краской словами:

МАНИФЕСТ

РОССИЙСКОЙ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ

КО ВСЕМ ГРАЖДАНАМ РОССИИ

ПРОЛЕТАРИИ ВСЕХ СТРАН, СОЕДИНЯЙТЕСЬ!

Полковник Фрейман читал: «Граждане, солдаты, жены и матери! Все на борьбу! На открытую борьбу с царской властью и ее приспешниками!

По всей России поднимается красное знамя восстания! По всей России берите в свои руки дело свободы, свергайте царских холопов…»

Комендант передернул плечами; по спине между лопатками пробежал холодок. Он скомкал манифест и, заскрипев от злости зубами, распорядился вызвать к себе жандармского ротмистра.

Вскоре вместе с ротмистром Фрейман вошел в аппаратную и потребовал круг с телеграфной лентой.

Кочеткова растерялась: развернутая лента еще лежала у аппарата.

Комендант пробежал ее глазами, отшвырнул и погрозил неведомо кому кулаком. Ротмистру он приказал:

— Задержать! Немедленно!

При слове «задержать» безучастный до того жандарм оживился. Надо было схватить кого-то. Это он понимал. Остальное его не касалось.

— К стрелкам на Бологое! Задержать паровоз! — хрипел полковник. — Там государственные преступники! Покушение на государя-императора!

Ротмистр крикнул шедшим навстречу охранникам:

— За мной! — и побежал к выходным стрелкам, куда указывал Фрейман.

Стрелочнику приказали закрыть выход на Бологое.

Подошел паровоз.

Жандармы с оружием в руках приблизились. Ротмистр предложил всем сойти вниз.

— На снежок! — сказал он нарочито приветливым тоном, плотоядно облизывая губы.

Ни ротмистр, ни жандармы и охранники в сумятице не заметили, как один человек, еще до подхода паровоза к выходной стрелке, перемахнул через тендер на другую сторону, спрыгнул и скрылся за пристанционными постройками.

Это был Зубрилин.

Красовскому и Шурову не трудно было доказать, что они, в ожидании царских поездов, хотели проверить, все ли в порядке на пути. Зубрилину же лучше всего было не попадаться на глаза жандармам.

На исходе дня к станции подошел сначала контрольный паровоз, а затем один за другим литерные поезда — царский и свитский.

Спереди и сзади каждого поезда из шести-семи вагонов находилось по паровозу.

Жандармы с охранниками и конвоем образовали у царского поезда цепь. Перрон и здание вокзала были освобождены от пассажиров, движение приостановлено.

Полковник Фрейман доложил о происшествии генералу Воейкову — коменданту царского поезда. В подтверждение своих слов он передал ему круг с телеграфной лентой.

— Немедленно смените паровозы и отправьте государя и свиту на Псков. За исполнение отвечаете головой! — приказал Воейков.

…Прошло около двух часов, а поезда все стояли на месте. Ни комендант станции полковник Фрейман, ни комендант царского поезда генерал Воейков не могли заставить железнодорожников двигать эти составы дальше.

В резерве не оказалось вдруг достаточного количества паровозных бригад.

В царских поездах было пять паровозов. Для смены требовалось пять бригад. Фрейман, переругавшись с дежурным по станции, с трудом набрал три. А генерал Воейков выходил из себя, грозил судом и расправой.

Полковник распорядился послать в пристанционный поселок жандармов и привести машинистов и их помощников силой, под угрозой оружия.

Наконец кое-как бригады сформировали. Генерал успокоился и ушел с докладом к царю.

Из депо вышел первый паровоз. Он двинулся к главному пути, где стоял царский поезд. Полковник с нетерпением поглядывал на сцепщика, поджидавшего окутанный дымом паровоз. Фрейману хотелось поскорее проводить высоких гостей.

В самый последний момент перед стрелкой у запасного тупичка возле вокзального здания метнулась фигура человека. При слабом фонарном освещении трудно было разглядеть, кто это. Но мелькнувшая на миг тень показалась Фрейману знакомой!

— Зубрилин! — вскрикнул от неожиданности комендант.

В эту минуту паровоз свернул в тупик, пробежал с шумом метров двести стального пути, сбил тяжелый в бело-черных полосах брус с сигнальным фонарем и врезался в грунт.

Когда жандармы добежали до паровоза, ни машиниста, ни помощника, вообще никого на нем не было. Все скрылись.

С большим трудом удалось Фрейману отправить поздно вечером царя и его свиту на Псков.

Об этом мы узнали от старого железнодорожника Василия Арсеньевича Хвалынского, проживающего в городе Воронеже. В те бурные дни он работал на станции Дно.

Василий Арсеньевич хорошо знал и Зубрилина, и Суворова, и ротмистра, и военного коменданта Фреймана. Он отлично помнит все, что произошло на станции Дно двадцать восьмого февраля семнадцатого года.

И еще он добавил:

— Поезда ушли, а полковник, едва отдышавшись, принялся разыскивать по телеграфу балластную вертушку, отправленную днем двадцать восьмого февраля со станции Дно навстречу императорскому поезду.

Началось следствие.

Перед ротмистром стоял Зубрилин. Его выследили и задержали на квартире товарища по работе в поселке.

— Доездился, Иван Иванович! Доигрался в революцию. Вот до чего тебя политика довела. Это ты в тупик заехал с паровозом! Твоих рук дело, знаю! — говорил, сидя за столом, ротмистр. — Теперь, думаю, Петропавловской тебе не миновать… В тупичок заехал?! В зубрилинский!

Когда Ивана Ивановича вели через вокзальное помещение, железнодорожники с недоумением смотрели на жандармов.

— За что?

— За зубрилинский тупик, — скороговоркой пробормотал жандарм, подталкивая арестованного.

…А что же балластный поезд?

Он прибыл на станцию Полонка в тринадцать часов тридцать минут, в то время, когда литерные поезда с царем и свитой находились еще на следующем перегоне Полонка — Морино.

Вертушку поставили на запасной путь, а литерные поезда прошли на станцию Дно.

Днем первого марта Фрейман получил от начальника разъезда Полонка телеграмму. В ней объяснялось, что накануне в тринадцать часов тридцать минут поезд номер триста двадцать шесть прибыл без пути и направления, с фиктивной путевкой.

Так вот почему эта телеграмма отправлена первого марта! Это был ответ на запрос военного коменданта полковника Фреймана, начавшего следствие по делу о покушении на жизнь царя Николая. Следствие было начато, но не закончено. Помешала революция.

* * *

Зубрилинский тупик!

Хотя это название придумал жандарм, но оно сохранилось в памяти железнодорожников станции Дно. Правда, люди придали этому названию совсем иной смысл. Они увидели в делах Ивана Ивановича Зубрилина и его товарищей героизм солдат революции, бойцов за народное счастье.

С той поры, когда все это случилось, прошло уже пятьдесят лет. Во время Великой Отечественной войны погиб Иван Иванович Зубрилин. Он погиб, а небольшой тупичок, расположенный неподалеку от здания вокзала на станции Дно, и в наши дни называют Зубрилинским.

Такова народная память.

КАК ЦАРЯ СВЕРГАЛИ

В начале тысяча девятьсот семнадцатого года Григорий Томчук работал дежурным по станции Псков. Третий год продолжалась война России, Англии и Франции с Германией Вильгельма II и ее союзниками — первая мировая война, как мы говорим теперь.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: