— Ты ее так давно не видела, — пробовала утешить меня Элен, не довольствуясь одним горячим молоком.
— Дети быстро забывают, — слышала я ее слова, обращенные к миссис Баккл.
«Никогда и ни за что, — горячо подумала я. — Всегда буду помнить». Все старались быть добрыми, даже тетя Шарлотта. Она предложила мне наибольшее утешение, на какое была способна:
— Я должна посмотреть одну вещь. Возьму с собой и тебя. Это в Замке Кредитон.
— Они что-то продают? — выдавила я.
— Иначе зачем нам туда идти? — спросила тетя Шарлотта.
В первый раз после смерти матери я забыла о ней. Потом я об этом сожалела и просила прощения у собственного отражения в зеркале, в котором приучилась видеть ее лицо вместо своего. И все же не могла справиться с возбуждением, охватившим меня от перспективы попасть в Замок Кредитон. Мне ярко помнился тот день, когда я увидела его в первый раз, и мамины слова, а теперь не терпелось побольше узнать об этом необыкновенном семействе.
На мое счастье, я уже умела скрывать свои чувства, и тетя Шарлотта не представляла, что творилось у меня на душе, когда въехали под каменные своды ворот и над нашими головами открылись конусы башен.
— Подделка! — охладила мои восторги тетя Шарлотта. Обиднее слова она не знала.
Когда я вошла в дом, мне хотелось смеяться от восторга. Обстановку Замка Кредитон следовало бы перенести в Дом Королевы. Кредитоны старательно воспроизвели тюдоровский интерьер, и не без успеха. В просторном холле стоял длинный трапезный стол с большой оловянной чашей. По стенам было развешано оружие, а у подножия лестницы стояли обязательные доспехи. Но тетю Шарлотту интересовала только мебель.
— Этот стол им поставила я, — не без гордости сообщила она. — Из одного кентского замка.
— Он очень хорошо здесь смотрится, — похвалила я.
Тетя Шарлотта ничего не ответила. Вернулся слуга, сказав, что леди Кредитон примет мисс Брет. Он вопросительно глянул на меня, и тетя Шарлотта быстро сказала:
— Можешь подождать меня здесь.
Так я осталась дожидаться в холле, разглядывая толстые каменные стены, частично закрытые коврами самого мастера Гобелена в изумительных серо-голубых тонах. Я поднялась по лестнице рассмотреть один из них, на котором изображались подвиги Геракла. Я внимательно изучала полотно, когда раздался голос из-за спины:
— Нравится?
Я обернулась, увидела близко от себя мужчину и вздрогнула от неожиданности. Он был такой высокий, что мне трудно было представить, какой ему казалась я. Мои щеки зарозовели, но я ответила возможно холоднее:
— Очень. Это подлинный Гобелен?
Он повел плечами, и я отметила, как блеснули его глаза и загнулись кверху уголки губ. Его нельзя было назвать красавцем, но, принимая во внимание светлые волосы, еще больше выбеленные на висках солнцем, и узкие голубые глаза, прищуренные, словно от яркого света, лицо было не из тех, которые легко забываются.
— Я мог бы поинтересоваться, что вы тут делаете, — продолжал он, — но не буду… если не скажете сами.
— Я жду мою тетю, мисс Брет. Она пришла смотреть какую-то мебель. Мы из Дома Королевы, — ответила я.
— Ах, вот откуда!
Мне почудилась насмешка в его тоне, и я кинулась защищаться:
— Это замечательный дом! Однажды в нем ночевала сама королева Елизавета.
— Странная была у этой дамы привычка: спать в чужих жилищах!
— Да, в нашем спала, а другие…
— …Похвастаться не могут? Согласен, наш дом — имитация норманнского замка. Однако надежен и крепок — выстоит на любых ветрах. Дом построен на скале.
— Наш это уже доказал. Впрочем, мне здесь ужасно интересно.
— Счастлив слышать.
— Вы здесь живете?
— Когда бываю на берегу. В основном нет.
— О, значит вы моряк.
— Вы проницательны.
— Только не с людьми. Впрочем, меня больше интересуют вещи.
— Например, гобелены?
— И старая мебель.
— Хотите пойти по тетушкиной стезе?
— Нет, нет! — неожиданно пылко запротестовала я.
— Пойдете. Большинство из нас идет, куда нас направляют. Вы уже так много знаете о гобеленах.
— И вы тоже пошли, куда вас направили?
Он поднял глаза к потолку — жест, сама не знаю, почему, но пришедшийся мне по вкусу.
— Да, полагаю, что так.
Мне сразу захотелось узнать о нем больше. Именно такого человека я ожидала встретить в Замке Кредитон — он возбудил мой интерес, словно был диковинным предметом мебели.
— Как мне вас называть?
— А вы хотите как-нибудь называть?
— То есть… я бы хотела знать ваше имя.
— Я Редверс Стреттон, обыкновенно именуемый Ре-дом.
— О! — не сумела я скрыть разочарования.
— Вам не нравится?
— Как вам сказать? Ред звучит не очень солидно.
— Не забудьте, на самом деле я Редверс — согласитесь, это уже солиднее.
— В первый раз слышу такое имя.
— Могу только сказать в его защиту, что это доброе западное имя.
— Правда? А я подумала, оно у Кредитонов семейное.
Мои слова странным образом позабавили его.
— Не могу с вами не согласиться. — Мне показалось, что он смеялся над моей наивностью. — Теперь, дабы не прослыть невежей, я должен спросить ваше имя.
— Вообще-то мне не следовало бы говорить, но если вам в самом деле интересно…
— О, да, очень.
— Я Анна Брет.
— Анна Брет! — повторил он, словно заучивал наизусть. — И сколько вам лет, мисс Анна Брет?
— Мне двенадцать.
— Так молоды и столько знаете.
— Это оттого, что живу в Доме Королевы.
— Надо полагать, это все равно, что жить в музее.
— В какой-то мере да.
— Это делает вас старше ваших лет. Рядом с вами чувствуешь себя легкомысленным и юным.
— Сожалею.
— Не стоит. Мне это даже нравится. Ведь я на целых семь лет старше вас.
— Неужели?
Он кивнул и засмеялся, прищурив глаза.
Слуга вернулся в холл.
— Ее светлость приглашает молодую особу, — обратился он ко мне. — Прошу следовать за мной, мисс.
Когда я уже отвернулась, Редверс Стреттон сказал вдогонку:
— Мы еще встретимся — надеюсь, не так мимолетно.
— Я тоже буду надеяться, — не таясь, ответила я.
Слуга не подал виду, что счел поведение Редверса Стреттона по меньшей мере странным, и я поспешила за ним по широкой лестнице, миновав рыцарские доспехи. Я была почти уверена, что ваза, стоявшая у разворота лестницы, была эпохи Минь: об этом свидетельствовала ярко-лиловая окраска фарфора. Я не сдержалась, глянула на нее, а, когда поворачивалась, увидела внизу Редверса Стреттона. Широко расставив ноги, руки в карманах, он провожал меня глазами. Поймав мой взгляд, наклонил голову, словно благодарил, что обернулась, и я сразу пожалела о том, что выказала детское любопытство. Я отвернулась и поспешила догонять слугу.
Мы шли галереей, увешанной картинами, и я злилась, что не могла задержаться и оценить их достоинства. Самая большая картина в центре галереи изображала мужчину: я определила, что она была написана лет пятьдесят назад. Я не сомневалась, что это был сэр Эдвард Кредитон, основатель судоходной компании, покойный супруг женщины, которую мне предстояло увидеть. Как мне хотелось подробнее рассмотреть портрет! Я мельком ухватила суровое выражение лица — сильного, если не жестокого, с характерным загибом кверху уголков губ, что я наблюдала несколькими минутами раньше у человека, с которым разговаривала. Но он не был Кредитон. Должно быть, племянник или что-то в этом роде. Только этим можно было объяснить сходство.
Слуга остановился и постучал в дверь. Потом распахнул ее и объявил:
— Молодая особа, ваша светлость.
Я вошла в комнату. На стуле, ненатурально выпрямив спину, с каменным лицом сидела тетя Шарлотта, в полной готовности к предстоявшему торгу. Мне не раз доводилось видеть ее такой.
В широком орнаментальном кресле — характерные изящные завитки и короны эпохи Реставрации — восседала женщина, тоже крупная, под стать креслу, но едва ли орнаментальная. Она была темная, с тускло-бледным лицом и черными смородинами бегавших обезьяньих цепких глаз. Глаза были молодыми и не вязались с морщинами. Тонкие, плотно сжатые губы чем-то напоминали стальной капкан. Крупные руки, гладкие и белые, украшало несколько колец — с рубинами и бриллиантами. Руки лежали на мощных ногах, а из-под складок подола выглядывали загнутые носы комнатных туфель.