Апатия овладела Лешкой, ему стало вдруг абсолютно все равно – где он и что с ним. Тысяча четыреста тридцать девятый год? Да и фиг с ним! Жалко, что ли… Он даже брезгливо отверг протянутый кусок лепешки – и в самом деле совсем не хотел есть, ну не было никакого аппетита.

В арбу забрался рыжебородый.

– Если ты не будешь есть, я велю содрать с тебя кожу, – буднично предупредил он, внимательно оглядывая юношу. – Мой друг, московский купец Федор‑сурожанин, заплатил тобой свой старый долг, который я никак не рассчитывал получить. Стало быть – ты мне ничего не стоил. Однако, коль уж ты появился, я намерен этим воспользоваться, пополнив свою казну, иначе говоря – выгодно тебя продать. Ты же, если не будешь питаться, умрешь, тем самым нанеся мне убыток. Но, раз ты все равно умрешь, я должен получить пользу от твоей смерти – то есть жестоко казнить тебя в назиданье другим. Увидев, как ты будешь мучиться и просить смерти, призадумаются многие строптивцы, которых у меня, увы, немало. Я понятно объяснил?

Лешка вздохнул:

– Понятно.

– Так будешь есть?

– Буду.

– Вот и славно, – рыжебородый усмехнулся. – Знай – у Фариза Абдула еще ни один раб не умирал по своей воле. Удивляешься, что не спрашиваю тебя – кто ты?

– Нет, не удивляюсь, – юноша покачал головой. – Тебе ведь все рассказал этот гад, Федор, а ему – Саида…

– Вах – вах, Саида, – пощелкал языком Фариз. – Красивая молодая женщина и, что характерно, умна – такое сочетание встречается очень редко. Хотя не реже, чем многие думают. Далеко пойдет Саида, да…

– Если по башке не получит, – приподнявшись на локте, угрюмо усмехнулся невольник.

Фариз рассмеялся – видать, шутка ему понравилась.

– Это ничего, что ты раб, – философски заметил он. – Сегодня – ты, а завтра, быть может – я. На все воля Аллаха! Хочешь знать, что будет с тобой?

– Догадываюсь… – Лешка вздохнул. – Впрочем, мне все равно.

– Я, как ты, наверное, уже успел понять – купец, – Фариз Абдул поудобнее устроился на арбе, видать, любил поболтать. – Торгую рабами от Кафы и Сурожа до Ор‑Капу. Тебе, кстати, не очень‑то повезло.

– Я заметил. Работорговец покачал головой:

– Нет, я не в том смысле. Тебе не повезло, как рабу. Не понял? Поясню. Будь ты менее привлекателен, я б продал тебя в какой‑нибудь богатый дом, однако никакой хозяин тебя не купит, опасаясь за свой гарем, либо тебя придется кастрировать, а это уж чересчур хлопотное дело, поверь мне. Значит, богатый дом для тебя отпадает! Остаются любители мальчиков – тоже не самый дурной выбор – однако для тебя и он недоступен, для этих пресыщенных и изнеженных богачей ты не слишком красив, к тому же – стар. Сколько тебе лет?

– Двадцать! Даже – двадцать два, – услыхав про любителей мальчиков, Лешка нарочно прибавил возраст.

– Вот видишь! А им нужны пятнадцатилетние. Жаль, жаль, – купец покачал головой. – Для тебя это могло бы быть весьма недурно, весьма. При известной сноровке и сообразительности, ты б со временем унаследовал и дом своего хозяина, и его дело. Такие случаи бывали, и предостаточно. Но тебе, увы, они не грозят, в силу уже указанных мною причин. Остается что?

– Что?

– Остается самое плохое – покупатель‑бедняк!

– Бедняк? Что, такие тоже рабов покупают?

– И еще как! Кто будет работать, покуда хозяин в набеге? Кто будет смотреть за домом, поливать сад, копать колодцы и делать еще всякую массу весьма утомительных работ? И не убежишь – под присмотром. Из Крымской орды вообще не убежишь – незаметным никак не пересечешь перешеек, слава великому хану Хаджи‑Гирею. Великий хан Кючюк – Мухаммед, да продлит Аллах его годы, все делает, чтоб ни один неверный не проник в сердце благословенного полуострова и чтоб ни один раб никогда бы не смог бежать оттуда!

– Значит, ты продашь меня какому‑нибудь бедняку, – угрюмо констатировал факт Лешка.

– Не «какому‑нибудь», а только тому, кто сможет заплатить за тебя приличную сумму.

– Но откуда у бедняков деньги?

– А это уж их дела. Нужен раб – пусть крадут, пусть продают дочерей, пусть добывают деньги. Ну, мне пора творить намаз… Прощай до вечера, и веди себя достойно. Не кручинься и помни – не человек хозяин своей судьбы, но судьба – человека.

Спрыгнув с арбы, Фариз Абдул быстренько побежал к своим спешившимся охранникам, уже успевшим раскатать на пожухлой траве разноцветные молитвенные коврики.

– Ла илаха илла Ллаху ва Мухаммадун расулу Ллахи‑и‑и‑и…

Как ни странно, беседа с работорговцем оказала на Лешку весьма благотворное действие. Особенно фраза – «не человек хозяин своей судьбы». Ах, не человек?! А вот посмотрим! В конце‑то концов, разве он, Алексей Смирнов, выросший и возмужавший уже в двадцать первом веке, окажется неспособным переломить эту дурацкую судьбу? А вот увидим! Почему бы и не поиграть с ней, терять‑то все равно нечего?! И в самом деле…

Юноша даже повеселел, с удовольствием съел лепешку и, запив ее теплой затхлой водой из большой деревянной бочки, установленной на одной из повозок, неожиданно для самого себя почувствовал себя уж совсем хорошо. В конце концов, много ли человеку надо? А здесь, кроме всего прочего, были и обворожительные женщины, та же Саида. Змея, конечно, но все же… Ах, какое у нее тело! Пожалуй, даже куда как лучше, чем у почтальонши Ленки. Эх, Ленка, Ленка, жаль, не встретимся больше с тобою… Хотя почему б не встретиться? Болото, гроза, трактор – если эти три штуки сработали в одну сторону, то почему не могут сработать в другую? Придет время, и до болота, до трактора можно будет добраться, а там – чем черт не шутит? Лешка улыбнулся – вообще‑то, если хорошо разобраться, его там никто и не ждал, в своем настоящем времени. Ну, пропал и пропал, никто и не пожалеет, не вспомнит. Ну – Василий Филиппович, воспитатель, тот – да. А остальные так… Бригадир, трактористы, та же Ленка. Ну, выпьют водки за помин души, да забудут. Сгинул, мол, в болотине хороший парень Лешка Смирнов, царствие ему небесное! Ах да, Рашид еще…

И вот – все. Никому‑то особо и не нужен Лешка. Даже наоборот – положенную по закону от государства квартиру можно будет кому‑нибудь другому отдать или вообще – зажилить. А что? Запросто.

Ближе к вечеру невольничий караван Фариза Абдула расположился на ночлег близ неширокого ручья, по обоим своим берегам поросшего чахлыми кустиками. Перед приемом пищи рабов развязали – бежать‑то все равно некуда, да и надсмотрщики хорошо знали свое дело. Здоровенный, голый по пояс невольник с грязным волосатым торсом выдал на пару рабов по миске похлебки, жидкой, но пахнувшей вполне даже вкусно, так, что у изголодавшеюся Лешки потекли слюни. В напарники ему достался молодой парень с подобострастно‑испуганным лицом и бегающим взглядом, нетерпеливо посматривающий на миску. Ложек, кстати, не выдали, и нужно было просто отпивать варево через край.

Отбросив брезгливость, юноша жестом предложил миску напарнику:

– Ешь.

Без всякой благодарности, тот схватил миску и принялся жадно чавкать – жидкое варево (кажется, чечевица или что‑то подобное) стекало у парня по подбородку, капало на грудь, под ноги. Лешка поежился – ну и свинья!

– Э‑э, – он постучал невольника по плечу. – Ты, по ходу, не слишком увлекся? Я как бы тоже хочу!

Парень не реагировал – чавкал.

– Да дай же!

Юноша буквально вырвал у напарника миску… И, получив хороший удар в скулу, отлетел в кусты! Миска с варевом, естественно, выпала из рук и укатилась к ручью. Сидевшие рядом рабы и надсмотрщики обидно засмеялись.

Поднявшийся гнев застил глаза юноши:

– Ах ты, сволочь!

Вскочив на ноги, он бросился на обидчика. Оба парня сцепились, покатились по жухлой траве, молотя друг друга. Соперник неожиданно оказался силен – хотя по виду не скажешь, зато Лешка был куда как гибче, проворней. Вертясь ужом, выскользнул, поднялся, ударил сволочугу ногой в пах… Тот зарычал, словно дикий зверь, прыгнул, ухватив Лешку за ногу, рванул на себя – и бедный парнишка закувыркался, едва не сломав шею. Соперник навалился на него всей массой, уселся на грудь и пару раз успел ударить поверженного в лицо… пока Лешка не хрястнул его коленками в спину. Оба, словно два клеща, вцепились друг другу в горло.