– Эй, – задрав голову, тихо позвал Лешка. – Спасибо.

Флягу так же молча утянули. Послышались торопливо удаляющиеся шаги. И вот – снова! Похоже, новоявленные друзья собрались и вовсе не давать Лешке спать. Всю‑то ноченьку шастают! А вообще – приятно.

Опа! На этот раз действовали без слов, молча свалив к ногам пленника веревочную лестницу!

Усмехнувшись, Лешка тут же ею и воспользовался, вылез… Увидев перед собой мрачную до ужаса знакомую фигуру.

– Идем, – тихо сказала фигура – ну, конечно же, это был Кызгырлы! Вот черт, неужели решили выпустить? Недолго музыка играла…

Однако почему кругом такая темень? Почему не зажгли факел или хотя бы свечку, ведь ветра‑то нет? Экономят?

– Иди за мной и молчи, – свистящим шепотом произнес Кызгырлы.

– Но что…

– Тихо!

Схватив парня за руку, надсмотрщик осторожно (!), словно от кого‑то таился (!), провел его через двор и, остановившись у галереи, что‑то тихонько сказал. Скрипнула дверь, и Лешка очутился в небольшой, освещенной зеленоватым светильником комнатке с узким, застланным синим шелковым покрывалом ложем.

– Спи! – Кызгырлы показал на ложе и быстро исчез. Лешка тут же кинулся к двери – заперта и, похоже, надежно. Оконце имеется, но узенькое, с ладонь – не пролезть. Что ж, тогда будем спать – утро вечера мудренее.

Памятуя про избитую спину, юноша улегся на живот и с наслаждением растянулся. Здорово! Потрескивая, горел светильник, Лешка не задувал его специально – устал от кромешной темноты земляной ямы. Так и уснул… Правда, один раз проснулся… увидев около ложа красивую девушку! Сквозь прищуренные глаза он смог рассмотреть ее во всех подробностях – круглое симпатичное лицо с тонкими чертами, прямой слегка вздернутый носик, пухлые губы, чистый высокий лоб, подрисованные стрелками брови. И глаза – словно упавшие звезды! Кажется, черные, а может быть, зеленые или карие, синие – ничего тут не разберешь при столь тусклом свете. Незнакомка некоторое время молча смотрела на юношу и улыбалась. Затем почему‑то вздохнула, погладила Лешку по волосам и почти неслышно ушла… И тотчас же в комнату заглянул Кызгырлы, зашептал, тормоша:

– Вставай. Просыпайся. Идем.

Они пришли к той же яме, надсмотрщик поставил лестницу…

– Кызгырлы… – спускаясь, оглянулся Лешка. – Кто эта девушка?

– Какая еще девушка?

– Ну, скажи! Я ведь все равно узнаю.

– Да упаси тебя Аллах хоть что‑нибудь…

– Я просто хочу помолиться за ее счастье, – промолвил юноша уже из ямы.

– Гюльнуз, – убирая лестницу, тихо отозвался надсмотрщик. – Ее зовут Гюльнуз.

– Гюльнуз, – шепотом повторил Лешка. – Какое прекрасное имя…

Глава 7Осень 1439 г. КрымГЮЛЬНУЗ

Была красива и юна, прелестна и невинна,

И уступил рассудок мой преступному желанью…

Поэма о Василии Дигенисе Акрите

…Гюльнуз!

К обеду Лешку выпустили из ямы уже вполне официально – нужно было снова таскать и месить глину, хозяин намеревался выгодно продать изделия Владоса на ближайшей осенней ярмарке в Кырк‑Ор, а потому – спешил. По лешкиным прикидкам, стоял уже конец сентября, а то и октябрь, однако здесь по‑прежнему цвели цветы, и в синем безоблачном небе ярко сияло солнце, лишь по ночам, все чаще и чаще, шли проливные дожди с грозами.

После всего случившегося Лешка словно бы возродился к жизни, обретя утраченный было задор. Еще бы! У него теперь было, по крайней мере, два друга – Владос и тот, неизвестный. Да и бритоголовый надсмотрщик Кызгырлы оказался не таким уж врагом, хоть и действовал наверняка по приказу Гюльнуз. Гюльнуз… Иногда юноше казалось, что это был сон. Таинственное вызволение из земляной ямы, узкая кушетка, сон – и красавица, возникшая словно бы ниоткуда. Поначалу Лешка полагал, что это именно она подала ему в яму флягу, но, хорошенько подумав, пришел к другому выводу. Ну, скажите пожалуйста, зачем девчонке сначала поить невольника, а затем сразу же вытаскивать из ямы? Логичнее было бы поступить наоборот. Значит, фляга принадлежала не ей. А второму неизвестному другу. Первым был Владос.

Больше он не обращал внимания на Гашу и Кайма – а пусть доносят, надсмотрщик Кызгырлы вроде как свой человек… ну, если и не свой, то… Короче говоря, эта Гюльнуз им командует.

– Гюльнуз? – поставив на пол пустую миску, Владос поднял глаза. – Изнеженная хозяйская дочка.

– Так ты ее знаешь?

– Слышал много, а видел всего один раз, правда, лицо было скрыто вуалью – они же здесь все магометане, а у магометан отношение к женщинам строгое.

– Знаю, – кивнул Лешка. – А что ты про нее слышал?

Грек задумался, наморщив лоб, взъерошил рыжую шевелюру:

– Слышал – девчонка умна и рассудительна не по годам, Ичибей в ней души не чает, и в последнее время присматривает достойного жениха.

– Жениха?

– Ну да, – Владос усмехнулся. – Понимаешь, с женихами здесь дело обстоит плохо. По правде сказать – их почти что и нет.

– Как это почти нет? – не поверил Лешка.

– Я имею в виду достойных женихов – богатых и знатных, – быстро уточнил собеседник. – Наш скряга – хозяин очень не прочь породниться со знатью или уж, в крайнем случае, с каким‑нибудь богатым купцом. Ходили слухи о некоем Гвидо Сильвестри из Кафы, его люди как‑то покупали у Ичибея баранов. Гвидо не прочь жениться, человек он известный, солидный, имеет несколько рыбацких фелюк и два больших торговых нефа… Вот наш скряга и задумался – с одной стороны, конечно, хорошо б стать родственником такого богача, но с другой – ведь Гвидо Сильвестри католик, как и все генуэзцы… Впрочем, такая мелочь Ичибея бы не отпугнула, коли б он был сам по себе, но вот что скажут соседи, мулла? Ведь невесте придется‑таки перейти в веру жениха.

– Да, – снова покивал Лешка. – Проблема. Но согласится ли этот итальяшка породниться с нашим хозяином? Ведь по сравнению с ним Ичибей гол как сокол! У того – корабли, компания, а у этого что?

– Э, не скажи! – грек глухо расхохотался. – Вот, как ты думаешь, сколько у Ичибея слуг?

Юноша улыбнулся:

– Да тут и думать нечего, сейчас сосчитаю. Значит, мы с тобой и эти двое, – он кивнул на уже похрапывавших парней – Кайма с Гашой. – Уже четверо. Плюс Кызгырлы, еще пара надсмотрщиков, старик‑привратник, скотники… Ну, десятка полтора наберется. Негусто, прямо скажем.

– Десятка полтора? – хитровато прищурился Вла‑дос. – А сотню не хочешь? Да еще около тысячи голов скота, да горные пастбища, да луга, да виноградники! Да наш Ичибей богат, как древний Крез!

– Что ж он тогда живет в таком гнусном бараке? Да еще и на горшках деньги делает…

– Я ж тебе говорю – скряга! Скупердяй, каких свет не видывал. Он‑то вокруг Сильвестри кругами ходит, в гости зазывает, я так полагаю – дочку ему показать. Итальянец стар и бездетен, а Гюльнуз девочка умная – лет через пять станет вдовой… и единоличной владелицей торговых и рыболовных судов! Неф – это я тебе скажу ого‑го какой кораблище! Пожалуй, получше скафы. Та, правда, вместительней, зато неф скоростнее. Представляешь, Ичибей через Гюльнуз будет возить товары в Константинополь, Геную, да куда угодно! Не только б у нашего скряги дух захватило. При таких барышах можно и о вере забыть.

– Поня‑атно – торговая фирма Гюльнуз и компания! Заколебутся бабки считать!

– Какие бабки?

– Ну, деньги – солиды.

– А… Ну, это уж точно. Не знаю только, как Ичибей из этого положения выйдет – с верой‑то. Но, ничуть не сомневаюсь, что Гюльнуз что‑нибудь придумает – умна.

– Ну, мне кажется, кроме ума, для широкой торговли нужны еще и знания, и опыт.

– Опыт придет. А знания имеются – долгое время рабом Ичибея был некий Галлоре ди Стефани больше известный, как Галлор Александрийский. Ну, тот самый, что написал учебник по торговому праву. Добирался из Александрии в Константинополь, попал в плен к каким‑то гопникам, те его и продали по бросовой цене – ну, кому нужен полуслепой старик? Вот Ичибей и купил, прельстившись дешевизной. А Галлор ему и заяви – работать, мол, нигде не буду, тем более, коз там или баранов пасти – не дело это для ученого мужа. А вот, если попросишь детей твоих учить – изволь. Ичибей, хоть и скряга, но далеко не дурак – четыре года Галлор Александрийский исправно учил его младшую дочь, после чего, как и было уговорено, Ичибей с честью отпустил ученого домой, даже денег дал на дорогу. И ведь не прогадал! Все его хозяйственные расчеты Гюльнуз ведет. С тех пор и разбогател.